Месть. Все включено - Ярослав Зуев

– Кто пригнал в Пустошь 99-ю Бонасюка, которую вы разбили?!

– Планшетов с Вовчиком, – чистосердечно признался Протасов. – Они в деревню Бонасюка привезли. Он, в дупель пьяный, в багажнике валялся. Только потом они в аварию попали…

– Кто – они?

– Вовчик с Планшетовым.

– А кто, тогда желтую «тройку» в гараж на проспекте Героев Сталинграда пригнал?

– Ну… – замешкался Протасов.

– Если тебе верить, Милу гопы ограбили. Левые какие-то. А откуда они про гараж на Оболони узнали, а?

Протасов стравил излишки воздуха через ноздри. Это был звук паровоза, который уже никуда не едет. Потому как уткнулся в тупик. Кто-то разобрал рельсы. Причем, кто-то свой.

– Где найти Планшетова? – спросил Украинский.

– Не знаю, – сказал Протасов.

– Да?! – Теперь Украинский почти кипел. – Так ты меня понял, выходит? Ладно. Это твое сотрудничество, значит? Хорошо. Хорошо, Протасов. – Амплитуда голоса упала до нулевой отметки, но, это было затишье перед приходом торнадо. – Тогда я тебе, мать твою за ногу, кое-что расскажу!

– Чего вы мне еще расскажете?

– Сейчас узнаешь, – пообещал Украинский, а как узнаешь – не обрадуешься. Ты у меня по полной, понимаешь, программе, ответишь. За всех.

– За что?!

– За трупы в пустоши, поганый ты ублюдок! – наконец, не выдержал Украинский. – За семью Журавлевых, подонок, твою мать! За двух девочек, школьниц, урод гребаный! За их отца и мать, которых ты убил!

– Сидеть! – заорал Украинский через мгновение, когда в ужасе отпрянувший Протасов попробовал встать. – Сидеть на месте, тварь! Сидеть, кому сказал!

На эти вопли в комнату заглянули ожидавшие под дверью милиционеры. Протасов отшатнулся, Украинский навис над ним, как скала:

– Ты, сука, дебил, людей резал, как косой махал! – знак милиционерам выйти.

– Я! Я…

– Ты, б-дь, дерьмо! Ты, гнида, всю часовню мертвецами забил, а теперь говно мне на уши вешаешь?!

– Это не я! Товарищ полковник! Это не я, мамой клянусь!

– А кто?! Кто это сделал?! Вовчик?! Планшетов?!

– Маньяк, товарищ полковник. Или вообще демон!

У Украинского отпала челюсть:

– Кто?! Что ты лепишь, Протасов?!

– Это истинная правда, товарищ полковник. Да у нас там, бывало, по ночам, зуб на зуб не попадал. Мы его изловить с Вовкой хотели, но, куда там.

– Бред сивой кобылы, – фыркнул Украинский, мимоходом подумав, уж не пытается ли Протасов «закосить под дурочку». В его положении это было не худшим вариантом. Возможно, вообще, единственным.

«Только, я тебе такой возможности не предоставлю».

– Это правда.

– Твоя правда, дебил, ни в одну дугу не лезет.

– Но, это так, товарищ полковник! Мы с Вовкой давно подозревали! Мы… мы и тюбетейку на чердаке нашли.

– Тюбетейку? – переспросил полковник, который уже слышал нечто подобное от Торбы.

– Так точно, – подхватил Протасов, в состоянии стресса улавливавший перемены в настроении собеседника с чуткостью радиолокационной антенны. – Оно нас самих преследовало. Вовка думал – малые прикалываются, пока мы не допетрили, что она – с погоста приходит. А потом, когда крест с могилки ее папани нашли, который, якобы, с концами пропал, еще при Брежневе – тут я понял – натуральная нечистая сила там шурует.

Украинский хотел изобразить улыбку, но безумный блеск в глазах Протасова не позволил ей появиться на свет. Губы остались сжаты в ровную вытянутую линию.

– Этот Пастух гребаный, с того света приходит, понимаете?! Да вы, товарищ командир, хоть малых Иркиных спросите. Они подтвердят. Они, нам с Вовкой такое, понимаете, рассказывали… жуть, в натуре.

– Каких малых, Протасов? Что ты метешь!

– Детей ее. Хозяйки, в смысле.

– Ты их знаешь?

– Ну, ясное дело.

– Где они?

– Не в курсе, товарищ полковник. Сам не пойму, честное слово.

– Да как твоему честному слову верить, Протасов, если ты брешешь, твою мать, как Троцкий! Если ты и про детей, и про сумку, и про дружка своего Планшетова п-шь и, понимаешь, не краснеешь!

– Не вру, товарищ полковник! Только нет его уже.

– Как это нет?! Ты про Планшетова говоришь?

– Ну да. Кажется, утоп он. В Десне, вместе с джипом. Вот. И, по-моему, у него в багажнике какая-то сумка валялась. Спортивная, е-мое. Большая, в натуре. – Протасов не помнил никакой сумки, но, чуял, что представляет особенную ценность для полковника. Поэтому дорисовал сумку в воображении. Тем более легко, раз машина пошла на дно. – Только тачка-то утонула. И Юрик, в натуре, вместе с ней. Как Чапаев.

– Ты хочешь сказать… – начал Украинский, подбираясь, и тут в дверь постучали. Сергей Михайлович прервался на полуслове:

– Что там еще? – спросил он, не скрывая неудовольствия.

Дверь со скрипом приоткрылась. В образовавшемся проеме возникла взлохмаченная голова Торбы.

– Что у тебя? – спросил Украинский.

– Сергей Михайлович, можно вас на минуту?

– Ну, что еще?

– Я по поводу джипа, Сергей Михайлович.

– Нашли?

– Так точно. Обещают в течение часа поднять, товарищ полковник.

– Молодцы. – Украинский потер руки. Было приятно слышать, что хоть кому-то хоть что-то удалось. – Надо бы нам туда съездить, – добавил Украинский задумчиво. Чем черт не шутит, сумка Милы Кларчук вполне могла оказаться в багажнике.

– Я по «УАЗику» хотел доложить.

– Так докладывай, Володя. – Вызвав сержанта, чтобы присмотрел за Протасовым, Сергей Михайлович вышел в коридор. – В оба глаза за ним смотри, – предупредил он конвойного, – если в окно сиганет, полетишь следом за ним. Уразумел?

– Ну, что у те6я? – добавил Украинский, когда они с Торбой остались одни.

– «УАЗик» уже вытащили. – Торба придал лицу заговорщическое выражение. – Ребята стали кабину от ила расчищать. Его, понимаете, по самые окна намело. Копнули раз, копнули два. Саперными лопатами…

– Ну, и? – поторопил Украинский.

– На кости напоролись, Сергей Михайлович.

– На какие кости?

– Человеческие, товарищ полковник. Сначала череп подцепили, немного погодя ребра нашли. Того, сего, помалу. Без экспертов разобраться непросто, конечно, но, знаете, на братскую могилу похоже.

– Вызывай криминалистическую лабораторию, – во второй раз за день распорядился Украинский, подумав, что в последнее время его прямо таки преследуют мертвяки, братские могилы и результаты бесчинств, совершаемых серийными убийцами. И, ни конца, ни краю этому не видать.

– Сделаю, Сергей Михайлович. Я хлопцам приказал все, как есть оставить, в кабине. Чтобы потом эксперты не выступали.

Украинский растер лоб. Солнце стояло в зените, в его лучах были видны крошечные частицы пыли, плававшие в воздухе коридорами управления по борьбе с экономическими преступлениями.

– Что-то мы с тобой старое зацепили, – сказал полковник задумчиво. – И, понимаешь, на свет вытащили. Из «глухарей» советской эпохи, я бы сказал.

– Похоже на то, Сергей Михайлович. Вам бы съездить туда, своими глазами посмотреть.

Это предложение отвечало мыслям самого полковника.

– А ты знаешь… – начал он, – может, ты и прав. Ладно, давай на Десну прокатимся. По месту глянем, что и как.

«Давно бы так», – было написано на лице Торбы. Видимо, он тоже засиделся в городе.

– В общем, так, дружок, – сказал Украинский напоследок, одарив Протасова ледяным взглядом. – Бери бумагу и пиши. О том, как задумал финансовую аферу. О том, как твой дружок твой с Юрой Планшетовым милиционеров в гараже на Оболони убивал. Как вы моего опера в парадном зарезали. Как…

– Так я ж этого не видел, – задохнулся Протасов.

– Не видел? – переспросил Украинский. – Ну, так слушай сюда, сынок. Или ты мне четко и внятно, как на духу, все свое дерьмо вывалишь, или сам, слышишь меня, сам за все ответишь! Уразумел?! – Теперь полковник склонился к Протасову. Он дышал ему прямо в лицо. – И не тяни с этим, сынок. – Он перешел на шепот, – если жизнь дорога. Эй?! – крикнул полковник в коридор, – уведите задержанного.

Глава 9

«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»

Пока они ехали на Десну, в серебристом «Пежо» майора Торбы, с Украинским связался Поришайло. Артем Павлович звонил из Швейцарии, куда вылетел накануне вечером по каким-то неотложным делам, сразу после того, как снарядил в Крым Андрея Бандуру. Для Сергея Михайловича не являлось секретом то, что не давало покоя Поришайло. Но, у полковника не было новостей с полуострова. Вообще никаких новостей. По крайней мере, на данный момент. Они накануне договорились с Вардюком, что тот даст знать, как только встретит Бандуру в аэропорту. Однако, Вардюк не сдержал обещания. Он не позвонил ни в двенадцать, ни в половину первого, ни в час дня. Сначала Сергей Михайлович списал молчание Вардюка на задержку рейса, потом объяснил тысячей других причин, которые всегда могут найтись, да мало ли что, в конце концов. К примеру, батарейка в рации «села». Только после полудня он начал всерьез беспокоиться, в особенности после того, как сам попробовал связаться сначала с Вардюком, а потом и с Любчиком. Оба милиционера молчали. Молчали так упорно, словно набрали в рот воды. Украинского это сначала насторожило, к трем часам настороженность переросла в тревогу.