Мемуары графа де Рошфора - Гасьен Куртиль де Сандра

Я не стал ничего говорить и сделал вид, что поверил этой небылице. При этом я точно не выяснил, что же хотели эти господа, однако очень скоро те, кому я писал, как-то узнали, что шевалье де Моншеврёй умер от безумства, и его родственники подумали, что это узнали от меня, и ополчились на меня. Они не нападали на меня открыто, но, так как они были из Нормандии, а в этой местности подобное считалось предательством, они стали делать все, чтобы погубить меня. Если бы мадам де Ментенон была тогда той, кем она стала сейчас, они бы легко преуспели в этом, и лучшее, что ждало бы меня тогда, это заключение в Бастилию. К счастью, ее влияние не было еще тогда так велико, и все, что они могли реально делать, так это просто надувать губы. Я же, в свою очередь, не стал говорить ничего, ни хорошего, ни плохого, оставил их думать, что им будет угодно, и продолжил заниматься своими делами.

А тем временем мы продвигались вперед в Голландии и после переправы через Рейн осадили Дуйсбург. Герцог Орлеанский, брат короля, находился при армии, и его происхождение требовало, чтобы он был самым главным после него. Он пошел по одной стороне реки, а король остался на другой. Много говорили, что он не был похож на короля, один был величественным, а другой имел что-то низкое в выражении лица. Он даже походил на женщину, накладывая румяна на лицо, хотя говорили, что делал он это из-за лишая на щеке, из-за которого очень переживал. Как бы то ни было, когда он ложился спать, он, как женщина, надевал чепчик и, стыдясь этого, требовал, чтобы все выходили, когда он готовился ко сну, но всегда оставался какой-нибудь слуга или фаворит, так что в Париже не было ни одного человека, который бы не знал об этом. В остальном, чтобы нравиться французам, нужно было быть храбрым, но этого качества у герцога было в достатке, хотя он избегал солнца, так как боялся загара, но огонь битвы его не пугал. Действительно, он выезжал на все боевые действия, что очень не нравилось шевалье Лотарингскому, его фавориту, но не из-за боязни за жизнь герцога, а из-за того, что ему приходилось разделять опасности вместе с ним.

Возвращаясь к Дуйсбургу, скажу, что там случилось несчастье с Мартине[89], полковником Королевского полка. Когда он был в траншее, раздался пушечный выстрел со стороны расположения герцога Орлеанского, и этот выстрел убил полковника. Король очень сожалел об этом, так как он очень хорошо служил, став первым, кто сделал пехоту похожей на нынешнюю. Однако большинство глупых солдат, которые обычно сами не знают, чего хотят, вместо того, чтобы грустить, радовались этому. Скажу даже, что многие офицеры не расстроились, так как полковник требовал от них многих изменений в их ремесле, что им не особенно нравилось.

Однако радовались зря, смерть Мартине не вернула старых порядков, так как королю очень нравился его максимализм. В Королевский полк поставили человека, который продолжил его линию, отказали многим высокопоставленным людям, которые просили этой должности, а отдали ее графу де Монброну, простому дворянину, который, однако, уже возглавлял вторую роту мушкетеров. Фортуна подняла его так высоко, как никто не ожидал, и даже он сам. Действительно, это было место, которое невозможно занимать без заслуг и фавора. Сначала он служил в Пикардийском полку, где стал капитаном, потом он стал суб-лейтенантом в роте мушкетеров кардинала Мазарини. Когда кардинал умер, король взял эту роту себе, а потом эту должность купил себе господин Кольбер-Молеврие[90]. Благодаря его влиятельному брату, эта рота стала называться второй, так как у короля уже была одна такая рота. Однако до де Монброна был еще господин де Казо, который счел несправедливым, что ему не дали командование, а отдали его господину де Марсаку, а потом это место занял де Монброн. Так фортуна впервые улыбнулась ему, а потом господин Кольбер-Молеврие, завидовавший своему брату, стоявшему рядом с королем, оставил свою должность, и господин де Монброн, служивший маркизу де Лувуа, получил разрешение договориться с ним, женился на богатой женщине и стал в состоянии делать что захочет.

Вот каким образом он за пять-шесть лет достиг такой должности, на которой оказался. Но король, дав ему командование своим полком, сделал его одновременно бригадиром пехоты, так как он был очень умным человеком. Я был рад, что король выбрал его для такой значительной должности, так как мы всегда были друзьями, и я был не последним, кто пришел к нему с поздравлениями. Он принял меня очень хорошо и сказал, что был бы рад продемонстрировать мне свою признательность. Я сказал ему, что у меня есть племянник в первой роте мушкетеров, это был сын моей сестры, и я прошу для него чина лейтенанта, если у него в полку есть вакансия. Он тут же все организовал, да так, что меня это обязало больше, чем подарок, который он мне сделал. Он тут же пошел к господину де Лувуа, рассказал ему много хорошего о моем племяннике, которого он до этого даже и не видел. Сделал он это потому, что во времена, когда он еще не был большим сеньором, я оказал ему большую услугу. Он увидел одну даму, которую звали маркиза де Курводон, у которой было около семнадцативосемнадцати тысяч ливров ренты, и подумал, что это его удача, заговорил с ней о замужестве.

Я тоже ходил к этой даме, но лишь для того, чтобы развлекаться, так как у нее всегда собиралось хорошее общество. Я пользовался уже некоторым ее доверием, и она попросила меня рассказать, что я знаю о нем и о его состоянии. Я ответил, что про первое могу ответить тотчас же, а вот про второе мне нужно время, что граф де Монброн человек разумный и заслуженный, а вот чтобы сказать о его состоянии, мне нужно два-три дня, чтобы ответить точнее. После этого я тут же побежал к нему, чтобы посоветоваться, что он хотел бы, чтобы я ответил, чтобы посодействовать их браку. Но мы имели дело с сумасшедшей, которой было невозможно управлять, как мы думали. Она забавлялась таким же образом с десятком других мужчин, всем говорила, что собирается выйти замуж, а сама лишь забавлялась. При этом она была старой и страшной, имея успех лишь у людей с очень большими аппетитами.

Осада Дуйсбурга, ставшая фатальной для Мартине, стала таковой еще для двух людей, также носивших имена животных[91], что не могло не быть замечено в армии. Одного звали господин Сирон, он был губернатором Сант-Маншу, другого — господин Сури, он был майором швейцарского полка.

Я со своим генералом был далеко от этого, так как он занимал место господина принца де Конде, у которого была отдельная армия и который был ранен при переправе через Рейн. Мы больше маршировали по городам, чем их осаждали. Куда бы мы ни приходили, нам везде либо сразу же открывали ворота, либо открывали их через небольшое время. Так мы взяли множество населенных пунктов, и если бы не небольшое сопротивление под Нимегом, мы вообще забыли бы, что находимся на войне. Причиной того, что противник находился в таком беспорядке, было то, что он был разобщен и не получал никакой поддержки от соседей. Увидев мощную армию короля, голландцы сразу же сдавались, и на них жалко было смотреть. Чтобы было более понятно, скажу, что их министры брали в армию любого, кто готов был носить оружие. Могу рассказать забавную историю про одного итальянца, который на вопрос, служил ли он в армии, ответил, что служил, и, чтобы доказать это, выхватил шпагу и сделал несколько красивых выпадов. Но ему ответили, что раз он итальянец, значит, он католик. Он ответил, что он католик, но его шпага — настоящая гугенотка, и она готова к службе. Его ответ нашли таким удачным, что его тут же сделали подполковником, но владелец шпаги, лишь только получив деньги, тут же куда-то исчез.

В рядах противника царил полный беспорядок, и за три месяца они полностью потеряли три свои провинции. Однако принц Оранский[92] был человеком совсем иного рода. Он отправил маркизу Бранденбургскому, своему дяде, сообщение с предложением союза, объяснив ему преимущества, которые он получит, поддержав республику. Дело в том, что мы заняли несколько бранденбургских городов. Хотя наш король и был хозяином всего мира, его шпионы доложили ему об этих договоренностях лишь через восемь дней после того, как об этом сказал виконт де Тюренн. Я не знаю, по каким каналам он получил эту новость, но он пришел к королю и сказал, что пора заключать мир, пока он еще может быть очень выгодным для нас. Король захотел узнать мнение принца де Конде по этому поводу и отправил к нему гонца в Арнем, где он приходил в себя после ранения. Принц де Конде подтвердил ему то же самое. Король чувствовал правильность этих советов, но он оставил управление всем маркизу де Лувуа, думая, что военный министр лучше все понимает, чем его два самых лучших полководца. Он полностью понадеялся на министра и следовал его советам до последнего. Принц де Конде и виконт де Тюренн были разгневаны на то, что король послушал не их, а маркиза де Лувуа, и если бы они не приложили свои таланты к исправлению этой ошибки, возможно, наш король не был бы таким могущественным, каким он является сейчас.