Дембельский аккорд 1 - Альберт Зарипов

— Ты проверь свою палатку. Чем они топили… А я третью…

Командир роты уже спланировал ответную войсковую операцию по выявлению злодеев, с последующим их наказанием…

Но расследование показало, что мои архаровцы использовали для своих нужд те деревянные ящики из-под боеприпасов, а также чурбаки и доски, оставшиеся от ночного наведения порядка. Ну, а рейд Пуданова оказался более результативным. Ведь он застал прямо на месте преступления дневального и дежурного по роте, которые сидели по отдельности у двух печек и топили их как раз-то столь необходимым строительным материалом. Тут же последовало справедливое возмездие. Которое для двух бойцов носило очень беспощадный характер.

— Ты, как дежурный по роте, должен отвечать и за себя и за того парня… — сурово произнёс ротный, Показывая пальцем на второго виновного. — Вот и получай свои законные два балла. Такие стропила впустую израсходовал.

— Да я только зашёл погреться. — Насупился дембель с красной повязкой на рукаве.

— Знаю-знаю… Ваши отмазки!.. «руки погреть… Штаны мокрые обсушить да ширинку разморозить…»- Передразнивая сержанта говорил Александр Иванович. — За всё, что происходит в подразделении, всегда несёт ответ прежде всего дежурный по роте. А ты здесь сам же и пакостишь. Я ведь считал тебя отличным командиром отделения и записал под номером шесть, то есть первым во второй отправке. Эх, ты…

— Я исправлюсь, товарищ майор. — Пообещал старослужащий.

— Давай… Искупай свою вину… С тебя два столба, а с твоего подчинённого-один. Лично мне приносите и тогда я вас обоих реабилитирую…

Но соответствующий закону и праву приговор командира роты неожиданно осмелился обжаловать самый незаметный до ныне участник судебного процесса.

— Так мы же только одно брёвнышко!..

Это Робко подал голос дневальный, имевший статус фазана и теперь заступившийся не сколько за себя, а столько за старенького, но всё ещё сильного дедушку. Данное обстоятельство вызвало явное раздражение майора Пуданова, отлично понимавшего то, что наказанный им сержант не пачкал своих рук столь тяжёлой работёнкой, но скорее всего был в курсе происходящего. И именно этот «борец за правду» вместе с другими своими дружками-фазанами без особых угрызений совести изничтожал в дым и золу «полюбившиеся» ротному стройматериалы. По этому без долгих раздумий мера наказания была ужесточена.

— Пока ко мне не вернутся три точно таких же столба, я тебя вообще не уволю… Понял?

— Да где я их возьму? — в отчаянии завопил дежурный.

Всё-таки крестики являлись всего лишь крестиками на бумажке, которую толком ещё никто и не видел, а вот реальная угроза из уст командира роты показалась ему куда более страшной. Понял это и сам непосредственный виновник и неудачный защитник, замолчавший на очень долгий период. У обоих был такой растерянно-несчастный вид, что мне захотелось подсказать им пусть слабенький, но всё-таки вариант…

— За офицерской баней, где-то в полукилометре, гражданские строители восстанавливают сгоревшее здание… Как раз там сегодня начали стропила укладывать. Усекли откуда ветер дует?

Две пары глаз быстро приняли осмысленное и обрадованное выражение, а мне даже послышался лёгкий вздох счастливого дневального. Всё остальное было лишь предметом мирных переговоров с обладателями ценных пиломатериалов, чтобы те просто отдали или подарили или же обменяли на что-то длинномерную древесину. В случае неудачи языковой фазы «рожания» стропил, думаю, что наши смышленые разведчики нашли бы выход и в дальнейшем.

— Всё будет чики-пики. — обрадовался дежурный.

— Хорошо. — сказал ротный и повернулся к длинному ряду кроватей. — А что это у тебя за лежбище морских тюленей?

Млекопитающими оказалось шестеро, ну разумеется, старослужащих ветеранов чеченской войны, трое из которых усиленно изображали собой мирно спящих российских богатырей, которых временно сломила непонятная лихоманка, а двое преспокойненько играли в шашки, поставив меж полатей табурет с шахматной картонкой.

— Ну-ка, подними с каждого одеяло, чтобы я смог разглядеть их мощные фигурки. — распорядился ротный.

Дневальный медленно обошёл всех лежащих воинов и, не обращая внимания на крики и стоны, старательно выполнил приказание начальства. Оказалось, что все они полностью одеты в камуфлированные штаны и куртки летнего образца, а стоящие рядом ботинки хранили на себе свежайшие ошметки местной грязи.

— Что это такое? Я в подразделении и вы в постельках! А потом… Кот из дома — мыши в пляс?! — усмехнулся командир роты, опять доставая листок и ручку. — А я вас всех утром предупреждал…

— Мы же болеем! — дружным хором заявили лежебоки.

Но именно этот, как будто отрепетированный в несколько голосов, ответ и вывел командира роты из спокойного созерцания бытия.

— Я вам ещё раз повторяю: все больные должны находиться в санчасти или госпитале. А вы здесь устроили себе санаторий! Балдеете тут целыми днями, кормёжку вам сюда дневальные приносят, телевизор постоянно включен… А на полу срам полнейший: старые портянки вперемежку с кусками хлеба, подкотельники с чёрной плесенью… Ужас мирной жизни! только уток и судёнышек не хватает под кроватями!

Возмущенное недовольство майора Пуданова, особенно его последняя фраза, самым натуральным образом озадачили хворающих старичков, которых ранее никто и никогда не тревожил по таким пустякам.

— Чего-чего не хватает? — С театральным усилием оторвал свою голову от подушки чахнущий здоровячёк с лицом, раскрасневшимся, наверняка от пышущего внутри недуга.

«Об такую красную рожу да хоть сигареты прикуривай…»- вспомнил я древнюю армейскую поговорку.

Его тщательно изображаемая симуляция в купе с тонким срывающимся на басок голоском рассмешили и Пуданова и меня, а также вызвали улыбки у прочих дембелей.

— А ты-то чего встрепенулся? тебе же нельзя волноваться! Опять ведь рахит или ветрянка подкосят!.. — сказал я с откровенным смехом.

— Чего? — повторил старый ветеран, но уже совершенно другим, более угрожающим тоном.

Ведь из всех «болеющих» именно он обладал самой мощной комплекцией.

— Да ну его! он и так уже опух… От голода! — также не удержался от подковырки Пуданов. — Ничего… Я скоро тебе доп паёк выдам! целую банку тушёнки… Подарок от Деда Мороза на Старый Новый Год. Вот наешься!..

Хотя на дворе стоял поздний ноябрь и до обещанного праздничного угощения оставалось почти два месяца, однако слова ротного произнесённые с дружески-тёплой интонацией произвели чудесно-оздоравливающий эффект практически моментально. Надолго прикованный к постели армейский доходяга прямо на наших глазах стал наливаться силой и здоровьем, отчего на его физиономии мучительными гримасами отображалась напряжённая внутренняя борьба опытного воина с проклятущей болезнью… И пока командиры пропесочивали следующую жертву воспаления хитрости, самоисцелившемуся детине окончательно-таки удалось одолеть не только свою хворь, но и всегда побеждающую бойца силу земного притяжения к родной кровати. К нему уже вернулись манеры полностью излечившегося солдата, неудержимо рвущегося обратно на фронт в свою и только свою войсковую часть… Вот уже и одеяло победно откинуто в сторону, корпус уверенно держит вертикаль, обе ступни мощно вдавлены в тесную обувку, крепчающие с каждой секундой пальцы ловко орудуют вырывающимися шнурками, заматеревшая шейка прочно держит головку, с которой даже и не пытается слететь военная шапка тире ушанка…

Ну, разумеется и в голосе воскрешаются бодрость, энергичность, а то и наглость.

— Нет товарищ майор! вы эту тушёнку лучше сами… Скушайте! а я не хочу! проворчал как выяснилось, действительно верзила. — С таким вашим отношением побыстрей бы уж отмучиться и свалить куда угодно!ведь любого же достанете…

Демонстративно-вызывающее поведение недавнего чахлика мне очень не понравилось и это безобразие следовало пресечь незамедлительно.

— Стоять! — приказал я нахалу, который одевая на ходу бушлат пошёл к выходу.

Тот обернулся:

Чего ещё?

— Хрен через плечё! ко мне! спокойным тоном произнёс я.

— Да я в туалет иду! повысил громкость солдат.

Таких идиотских отговорок я слышал уже немало и потому отнёсся к этому весьма равнодушно:

— Перетерпишь! Ко мне, я сказал!

Старослужащий нехотя подошел ко мне и молча уставился, как парнокопытный дружок на новые ворота.

— Ну, и что дальше? — жёстко поинтересовался я у него. — Наверное, свою пакшу[15] надо приложить к черепу и что-то промямлить?

Со второго раза к рослому бойцу возвратились и строевая стойка, и привычка отдавать старшим воинское приветствие и даже позабытые слова о том, что он — рядовой с такой-то фамилией прибыл ко мне именно по моему приказанию.