Был жестокий бой - Альберт Зарипов

Альберт Маратович Зарипов

Был жестокий бой

Январь 95 года

Битиё определяет сознание

Он лежал на бетонном полу Президентского Дворца и поначалу я принял его за мужской, но, подойдя поближе, понял, что труп был женским. В каком-то жутком и тупом оцепенении я долго смотрел на это мёртвое тело и с усилием старался понять, что же здесь произошло…

Как и всё вокруг она была покрыта густым слоем серой известково-бетонной пыли, но даже сквозь такой макияж войны можно было различить, что ей было около пятидесяти лет. Из-за серого налета её негустые волосы и лицо были цементного оттенка, отчего невозможно было определить чеченка это или славянка. Я с трудом сглотнул пересохшим горлом, хотел было откашляться, но безрезультатно. И никак не мог отвести взгляда… Лоб, нос, щёки и подбородок чернели входными пулевыми отверстиями от длинной автоматной очереди, которая была выпущена в упор чтобы заглушить страшный женский крик… Но даже после её смерти женщина пусть уже беззвучно, но всё-таки продолжала дико кричать от нечеловеческой боли, пронзившей всё её тело. Рот был широко открыт в этом предсмертном вопле отчаяния и ужаса… Автоматные пули искромсали её губы и дёсна, искрошили зубы, убили в ней жизнь… Но и после всего этого её мёртвое тело, принесённое какими-то извергами в жертву смерти, продолжало немо и страшно издавать всю её предсмертную муку…

"Солдатская это мать?… Или же местная чеченка?…"

Она представляла собой одну туго натянутую струну, когда голова и шея стремились вверх, а ступни ног были выпрямлены как у балерины. Её руки от низко опущенных плеч до изогнутых наружу пальцев в таком же нечеловеческом напряжении тянулись вниз вдоль бёдер… Снаружи бёдер… Тогда как из низа её живота торчал какой-то деревянный предмет… Из-за чего я и принял этот женский труп за мужской… По характерно округлому набалдашнику вдруг стало ясно, что это черенок обычной штыковой лопаты… Причём не от малой сапёрной лопатки… А от обычной штыковой лопаты длиной более метра. Но здесь, то есть снаружи была видна только небольшая часть черенка длиной в десять-пятнадцать сантиметров… И это означало, что вся остальная часть черенка находилась внутри мёртвого женского тела…

"Та-ак… Это они её сначала посадили на этот черенок!… Как на кол!… Через её… Или с силой загнали весь черенок вовнутрь… Бож-же мой!… А она же при этом была живая!… И кричала от боли… Вот потом её и добили… За что?

Наши с собой такую большую лопату вряд ли потащат… Хотя могли и тут найти. И калибр пять сорок пять… Но такие АКСы есть и у боевиков… А это что такое?… Одежда?…"

Тело женщины казалось было одето в плотный спортивный костюм… Хотя ни на шее, ни на запястьях и лодыжках не было видно края ткани… Лишь в верхней части туловища были две небольшие складки. На поясе тоже не было никаких швов. Носок моего ботинка автоматически коснулся этого тела в области пояса, но мой мозг уже пронзила страшная догадка…

"Да это же пупок!… И там внизу - это волосы!… Да она же голой была! Вот же твари!…"

Да… Женщина действительно была полностью раздетой… Подкожные ткани уже начали разлагаться и от этого слегка припухли… Вот потому-то и создавалась видимость вроде бы лыжного костюма…

Конец пролога

Глава первая

Для того, чтобы нас побыстрее отправить на чеченскую войну, военное руководство приняло все необходимые меры и поэтому команда "Подъём" прозвучала то ли на исходе ночи, то ли очень уж ранним утром. Точнее, в пять часов. До города Грозного было около ста километров и мы рассчитывали добраться до него к полудню. Но это по нашим лейтенантско-капитанским прогнозам. Тогда как товарищи майоры, полковники да генералы рассуждали и планировали несколько иначе. В общем, чтобы проехать сто километров за шесть-семь часов… Не тут-то было…

- Наша ближайшая задача: Доезжаем до КДП аэродрома и останавливаемся перед поворотом на главную дорогу. - Быстро говорил командир отряда подполковник Тарасов, поочередно пожимая руки стоящим в одной шеренге офицерам. - Там дожидаемся своего места в общей колонне, пристраиваемся… Так!… А это кто?

В предрассветных сумерках было плохо видно и он сначала не понял в чём дело…

- Лейтенант Зарипов! - Быстро представился я, уже успев ответить на рукопожатие командира и теперь почему-то смущенно прикрывая правой ладонью самую замерзающую часть лица.

А подполковник Тарасов продолжал всматриваться в меня:

- Что это с тобой? Тебя не узнать!

Я быстро опустил руку и объяснил причину столь внештатной ситуации:

- Это я усы сбрил… Чтобы не выделяться среди бойцов.

На мой искушённый взгляд, данная сан-гигиеническая мера была вполне оправданной и понятной. Ведь мы ехали на войну… Догадался и мой командир…

- Понятно. Снайперов боишься?! - усмехнулся Тарасов и продолжил отдавать последние указания. - При движении в колонне соблюдать дистанцию между машинами. Назначить наблюдателей в группах. Радиостанции - на постоянном приеме. Оружие - без патрона в патроннике и на предохранителе. При любых обстоятельствах наши четыре Урала всегда должны быть вместе. Всё ясно? Вопросы есть?

Мы ответили вразнобой, что нам уже всё понятно и каких-либо вопросов у нас не имеется. По команде Тарасова офицеры вернулись в общий строй. Затем командир отряда пошёл на доклад в штаб. Минут через пять он вернулся, но уже не один, а в сопровождении комбрига. Несмотря на раннее утро, командир 22-ой бригады спецназа решил лично проводить в дальний путь три наши разведгруппы.

Военное прощание было коротким. Комбриг отрывисто произнёс несколько общепринятых напутственных фраз. Три разведгруппы спецназа стояли перед ним молчаливо-суровым строем, потому что никаким уставом не предусмотрены ни прощальные речи командования, ни тем более ответные вопли убывающих на войну. А кричать сейчас "Ура-а!" или же "Служим России!"… Это было бы полнейшим абсурдом.

Но вот прозвучала команда "По машинам!", которую тут же продублировали командиры групп. И личный состав поспешил к своим автомобилям. Ведь на каждую группу приходился один крытый брезентовым тентом грузовой Урал. А поскольку разведгрупп было три, то и автомобилей для перевозки личного состава также насчитывалось три единицы. Четвёртый грузовик вёз стрелковые боеприпасы, гранатомёты, взрывчатые вещества, мины и прочее опасное для жизни имущество. Поэтому ему следовало ехать самым крайним, то есть замыкающим.

Моя разведгруппа была по нумерации первой и поэтому ей полагалось ехать в головном Урале. Солдаты уже разместились на своих местах, которые они успели облюбовать вчера, когда загружали в кузов всё наше имущество. Я кратко повторил меры предосторожности при совершении марша по занятой противником территории, ещё раз проверил наличие наблюдателей по всем сторонам света и только после этого направился к кабине. Там уже находились военный водитель и командир отряда. Я занял своё, то есть крайнее место и захлопнул за собой дверь… Она закрылась с неожиданно громким звуком и наступившая затем пауза показалась мне особенно напряжённой. Солдат-водитель немного нервничал и пару раз щёлкнул выключателем ближнего света. Фары на секунду озарили утрамбованный снег перед Уралом, затем более мощные лучи дальнего света упёрлись в чуть затуманенное ночное пространство.

Лёгкий шум, доносившийся сзади, уже стих. Значит все бойцы и офицеры заняли свои места. Теперь можно было трогаться в путь.

- Командиры групп! - произнёс подполковник Тарасов в микрофон радиостанции. - Доложить о готовности к совершению марша!

Мой доклад был быстрым и кратким. Комбат вроде бы и так уже всё видел, но армейский порядок - он и на дороге в Чечню является порядком. Через минуту о готовности доложил командир второй группы капитан Денисов, а за ним отрапортовал командир третьей… Капитан Пуданов как всегда был немногословен и сух.

- Третий готов! - произнесла радиостанция и замолчала.

- Вперёд! - приказал подполковник Тарасов.

И вся наша автоколонна тронулась в своё путешествие на чеченскую войну.

Первые пять-шесть километров мы проехали как и положено, то есть за десяток минут. Взлётно-посадочные полосы Моздокского аэродрома в столь ранний час были совершенно пусты, и поэтому наши четыре Урала пронеслись по ним довольно-таки лихо. Но возле контрольно-диспетчерского пункта мы увидали самый настоящий цыганский табор. Ведь именно сюда со всех концов аэродрома съехались разномастные военные колонны. По моему мнению, самой маленькой из них была наша кавалькада из четырёх Уралов. Тогда как другие части решили выдвинуться на "Грозненский фронт" в полном своём составе. А это неминуемо означало то, что в объединённой авто-броне-колонне одной войсковой части двигались грузовики с сидящими в них солдатами и боевые машины пехоты, автомастерские и бронетранспортёры, машины разнообразной радиосвязи и приземистые танки, пузатые топливозаправщики и штабные УАЗики, длинные тягачи-трейлеры и полевые автокухни… На этом фоне вполне естественно выглядели санитарные "таблетки", но крайне несуразно автокраны и бульдозеры, экскаваторы и даже один автобус ПАЗик.