Хищник - Макс Мах

— Нет, — ответил Марк и сразу же заговорил с управляющим.

— Ты здесь, Берримор? — спросил он.

— Я весь внимание, господин де Вриз, — откликнулся «раб лампы». Он был везде и нигде, но всегда в полной готовности.

— Кофе и коньяк на двоих! Ведь ты не против, Дари?

— Кофе и коньяк, — согласилась она, вставая с постели. — Пусть Феона приготовит мне штаны и рубаху, белья и обуви не надо.

— Штаны и рубаха, — послушно повторил Дворецкий. — Будут особые пожелания по цвету, фактуре и покрою?

— На твой вкус, — Дарья вошла в ванную комнату и, встав прямо посередине, отбросила окурок. — Контрастный душ… Циркулярный… две с половиной атмосферы. Пять минут. Пошел!

В принципе, если захочется все это можно устроить буквально везде. В гостиной, спальне или кабинете. В любом месте, в любое время. Только скажи, и Управляющий тут же исполнит любой твой каприз. И о гигиене не забудет — добавит, если не было особых распоряжений, что-нибудь в воду, — и «приберется» после водных процедур, если хозяину взбредет на ум что-нибудь эдакое.

— Красная рубаха, — шепнул прямо в ухо услужливый голос, — шелк, фасон апаш, ворот открыт до ложбинки…

— Идет! — прервала Дарья управляющего, медленно вращаясь между тугих водяных струй.

— Порты из отбеленного набивного батиста а-ля Рюсс, чуть выше щиколоток, — продолжил управляющий после короткой паузы.

— Пояс? — уточнила Дарья.

— Как вариант предлагается вервие из крашеного шелка, или, быть может…

— Идет! — согласилась Дарья, подставляя тело струям теплого воздуха, сменившим водяные спицы. — Но рубаха навыпуск.

— Про обувь, Ваша Светлость, вы точно уверены?..

— Точно! — Дарья вышла через дверь, открывшуюся прямо посередине огромного — во всю стену — зеркала. Улыбнулась своему отражению — оно было, как и следовало ожидать, безупречно, — и прошла в соседнее помещение, по случаю оказавшееся ее будуаром. Феона была уже там — пять минут — как, впрочем, и тряпки. Обе две — шелковая и батистовая — лежали на столе. Красное пятно и белое.

— Ваш кофе, Ваша Светлость!

— Одеваемся!

Ну, там, собственно, и одевать-то было нечего. Но и то сказать, даже одевшись, выглядела Дарья, — если верить отражению, — практически раздетой.

«Ну, где-то так и задумывалось, не правда ли?»

— Что скажешь? — спросила она Феону.

— А что вы хотите услышать? — «механическая девочка» порой казалась живее всех живых. И уж точно — умнее.

— Правду! — Дарья выпила рюмку коньяка и пыхнула папироской, поглядывая то на себя в зеркале, то на Феону, застывшую рядом.

— Правда разная бывает, — вполне по-человечески пожал плечами не вполне живая служанка. — С одной точки зрения так, а с другой — совсем иначе.

— Значит, все-таки блядь, — усмехнулась Дарья, она была довольна полученным эффектом.

— С одной точки зрения, — согласилась Феона.

— А с другой?

— С другой — шлюха, — мило улыбнулась служанка.

— А если батарейки вытащу?

— А у меня нет батареек.

— Но что-то же есть? — ухмыльнулась Дарья.

— Замучаетесь искать, Ваша Светлость.

— Ладно, — согласилась Дарья, ну, в самом деле, не связываться же с машиной! — Что там Марк?

— Господин де Вриз готов и ожидает вас в гостиной.

— Ладно, пусть будет гостиная! — Дарья стремительно миновала несколько дверей и остановилась, с интересом рассматривая мужчину, сидевшего в кресле напротив.

На самом деле, сейчас она увидела Марка впервые после Венеции. Разумеется, он не изменился. Да, и с чего бы вдруг? Разве что оделся несколько иначе: костюм тройка, белая рубашка с галстуком — хоть сейчас в присутствие. Сидел в кресле, пил кофе, курил сигару, смотрел на Дарью. Рассматривал.

— Забавный выбор… — сказал после короткой паузы. — Насмотрелась на аханков? Но это, скорее, мужской костюм, чем женский, да и краски не вполне аханские. Впрочем, возможно, что-то старогекхское? Ты же блондинка, и глаза серые…

— И рост всего метр семьдесят восемь…

— Ну, не метр девяносто, и то хорошо. У вас это серьезно? — спросил, не меняя интонации.

— А у нас? — спросила она.

— Мы с Гретой разные люди, что бы ты об этом не думала, — покачал он головой. — И дело не в том, что я мужчина, а она женщина.

— Я знаю, — кивнула Дарья, — но мне это не мешает, а тебе?

— Не знаю, — он встал из кресла и жестом пригласил Дарью к выходу. — Не успел обдумать, меня же здесь не было.

— Совсем? — вопрос напрашивался, так почему бы не спросить?

— Совсем, — открыл он перед ней дверь. — Когда я ухожу, я ухожу. Карл, кстати, тоже.

— А Грета, значит, нет?

— Не всегда, — усмехнулся Марк, пропуская ее вперед. — Не сразу. Где-то так.

— Сложно у вас все, — вздохнула Дарья. Искренно вздохнула, прочувствовав вдруг то, что уже много дней обкатывала в своем холодноватом уме математика и инженера.

— Да, не просто, — согласился Марк. — Но мы есть только то, что мы есть. Быть кем-то другим просто невозможно. Я должен подумать, и если ты не передумаешь, мы вернемся к этому разговору позже.

— Как скажешь, — Дарья, как ни странно, поняла, о чем он говорит, и не нашла, на что обидеться. Правда, ничего кроме правды.

— У нас минут десять в запасе, не хочешь рассказать, о чем говорила с тобой Лучезарная?

— Не хочу, и не обижайся! — подняла руку Дарья. — Это между нами двоими, Лучезарной и мной. Очень личное. Так что, если и расскажу, то не теперь. Понимаешь?

— Понимаю и принимаю, — кивнул он, — но попытаться то можно было?

— Ни в чем себе не отказывай! — улыбнулась Дарья, двери лифта открылись, и они вышли к Хрустальному мосту. Впрочем, Лучезарная со свитой и Егор Кузьмич с двумя огромными андроидами, выполненными в стиле а-ля Голем, были уже на месте.

— А вот и княгиня! — радушно улыбнулся Главный Кормчий. — Рад вас видеть, Дарья Дмитриевна! И вас, Марк, тоже. Он у нас не частый гость, — обернулся к Лучезарной. — Не знали?

— Какой вам прок в том, что я знаю, а что нет? — фарфоровая маска обратилась к Дарье, пустые глазницы волшебницы «смотрели» прямо на нее.

«Пытаешься прочесть? — Дарья была почти уверена, что понимает, что происходит, и может себя от этого защитить. — И не надейся!»

Ты меняешься быстрее, чем я думала. — Это не было произнесено вслух, но Дарья услышала «молчаливую речь».

Ничто не вечно под луной. — Сентенция так себе, если честно. Уж больно заезжена, но Дарья думала не о том, что именно «говорит», а том, как это сделать.

Неплохо! — маска по-прежнему пыталась заглянуть в душу, и Дарья физически ощущала мощное давление Лучезарной. — Ты быстро учишься, девочка! Очень быстро…

Давление ослабло и быстро сошло на нет.

Не вижу даже тени благодарности… — У «молчаливой речи», как неожиданно обнаружила Дарья, имелся один, но существенный недостаток. В ней не существовало интонации. И пунктуации, заменяющей на письме музыку живой речи, не было тоже. Только прямые смыслы. Только черное и белое. Но у людей так не бывает. И сейчас Дарья недоумевала, что имела в виду Лучезарная? Это она так сердится, или сарказм выражает?

Я девушка приличная, — попыталась она объясниться. — Я не шлюха, что бы вы об этом не думали.

Из благодарности дают не только шлюхи. — А это что? Усмешка? Намек? Прямое требование?

Отсутствие дополнительных смыслов, привносимых в речь интонацией, нюансов, оттенков, тонких различий — все это раздражало неимоверно и мешало мыслить трезво, вызвав мгновенный приступ ярости.

Служить бы рад, прислуживаться тошно! — вспомнила Дарья классику, и сразу же подумала, что, возможно, именно этого Лучезарная и добивалась. Однако, как ни странно, Грибоедов помог: Лучезарная окончательно оставила Дарью в покое и повернулась к Егору Кузьмичу:

— Что ж, Кормчий, давайте, показывайте, где станете размещать пассажиров!

Разместить деток решили в Нижнем городе, и не случайно. Неизвестный заказчик передал через посредников несколько ультимативных требований, подкрепленных, впрочем, не только «щедрой оплатой по бартеру» — редкими мехами и ювелирными камнями, лекарствами и сложным оборудованием, — но и особым вознаграждением в качестве бонуса за «дружескую» услугу — монополярными гравитонными эмиттерами. Наниматель желал, чтобы дети «спали» не более двадцати часов кряду, — притом, что «плавание» могло затянуться на срок от десяти до восемнадцати стандартных, то есть двадцатичетырехчасовых суток, — а все остальное время, проведенное на борту «Лорелеи», они должны запомнить, как «каникулы в волшебной стране». Использовать наркотики, однако, не рекомендовалось, за исключением, разве что, «квенча» — легкого природного транквилизатора, снимающего страхи, в том числе и детские, и улучшающего настроение, одновременно понижая порог внушаемости. Ну, а «сказку» такого масштаба, да еще и безопасную сказку, легче всего было организовать как раз в Нижнем городе. Там и условия подходящие, да и местные жители, как бы это выразиться помягче, гораздо лучше понимали, что к чему, когда речь шла не «вообще и в частностях», а о детях.