Хищник - Макс Мах

В Нижнем городе жили «приблудные» — человекообразные существа с двух десятков гуманоидных миров, разбросанных на бескрайних просторах пространства и времени. Попавшие на борт Ковчега волею случая, все эти люди — на «Лорелее» их всех принято было считать людьми, — оставались на вольном торговце исключительно по доброй воле, и свободны были покинуть борт тогда и там, где и когда сочтут нужным. Они, однако, не являлись полноправными компаньонами «товарищества „Лорелея“», и поэтому не были допущены к некоторым особо охраняемым секретам корабля и не имели полной свободы передвижения, как «на борту», так и «за бортом». «Приблудные» жили большей частью в так называемом Нижнем городе, пользуясь невероятным изобилием и роскошью, предоставляемыми им сверхвысокими технологиями Ковчега, и служили компаньонам в качестве «младших членов экипажа», работников — там, где приятнее было встретить живого человека, а не робота, — любовников и любовниц, помощников при разнообразных надобностях и «прислуги за все».

Узнав о существовании Нижнего города и обратив внимание на живых слуг и служанок, поваров и лакеев, наполнявших «жизнью» Марков кром, Дарья сразу же вспомнила рассуждения философа Платона об идеальном государстве.

— Коммунизм, — сказала она Феликсу, наблюдая за тем, как две служанки накрывают на стол, — это когда «самый последний землепашец имеет не менее трех рабов…»

— Зря иронизируете, госпожа княгиня, — вежливо улыбнулся Феликс, — такова природа человека. Человек, где бы он ни появился и как бы ни выглядел, всегда создает иерархию. А когда и если перестает, значит, уже и не человек вовсе. Другой тип разума, иная ментальность. И во всех известных нам случаях, такие цивилизации в контакт с человеческими сообществами входят крайне неохотно, и ничего путного из этого по большей части не происходит. Дело ведь в базовых принципах устройства общества и цивилизации, а это, в свою очередь, влияет и на семантику. Нам их просто не понять, но и они нас не понимают.

— Интересно излагаешь, — ухмыльнулась Дарья, «смакуя» интеллектуальный уровень «говорящей машины». — С тобой, мой друг, в пору даже согласиться, но что же тогда с этими несчастными? — кивнула она на служанок.

— А с чего вы взяли, что они несчастны, Ваша Светлость? — «искренне» удивился Феликс. — По сравнению с тем, как эти люди жили у себя на родине, нынче все они пребывают в раю. Эти две красавицы, к примеру, были крепостными девками у одного «дикого барина» в ваших, к слову сказать, краях, в Прионежье, на Большом Лебяжьем озере. Только не в вашем мире, а в другом — похожем. И барин этот, что характерно, пользовал их — уж извините за грубость, Ваша Светлость, — во все отверстия с самого нежного возраста. Да и ладно бы! В конце концов, в той же вашей Ландскроне половые сношения с детьми были вполне законны еще полтора столетия назад, но он ведь их еще и лупил, ко всему, смертным боем. Истязал по разному, калечил, убивал, и нету на него там, в их мире, ни закона, ни власти. Этим двум просто повезло, попались на глаза Грете, она их и вытащила. Ну, вот и прислуживают теперь во дворце два-три раза в неделю, а живут в Нижнем городе, каждая в отдельных апартаментах со всей роскошью, какую только сможете вообразить. Здоровы — благодаря нашим так сказать «лекарствам», — красивы не без помощи нашей медицины, парфюмерии и дизайна одежды, сыты и защищены от насилия и унижения. Вот разве что вы наорете, или Грета на хер пошлет, а так полная идиллия. Психика откорректирована, страхи и фобии побеждены, и у обеих все в жизни хорошо и даже лучше: и любовники постоянные имеются, да и с Карлом обе время от времени «встречаются». Карл он ведь человек, в сущности, неплохой, но к длительным отношениям абсолютно не приспособлен. Однако любовник, судя по отзывам, сильный и неутомимый. Не слишком изобретательный и недостаточно спонтанный, что естественно при почти полном отсутствии эмоциональной сферы, но зато технически безупречный. И не злой. Не говоря уже о ревности.

— Не увлекайся, Феликс, — остановила тогда Дарья разглагольствования своего «механического мальчика», — а то я, не ровен час, подумаю, что ты сводничеством занялся. Лучше объясни, что это означает на практике — иметь свободу покинуть «Лорелею». Куда покинуть? С чем? С какими перспективами? И не опасно ли это — иметь на борту большое количество людей в заведомо заниженном статусе?

— Начнем с конца, — чуть заметно пожал плечами Феликс. — Не опасно. У них нет физического доступа ни к одному из по-настоящему чувствительных объектов, да и оружие их слушаться не станет. Так что, нет, не опасно.

— И контрразведка, небось, имеется? — уточнила Дарья.

— Внутренняя безопасность, — кивнул Феликс. — Но об этом, Ваша Светлость, вы лучше кого-нибудь из полноправных компаньонов спросите. Они вам все и объяснят.

— Проехали, — согласилась Дарья, догадывавшаяся, что коммуна — это не только свобода, но и «учет». — Излагай дальше!

— Вольны, означает — вольны, — вежливо улыбнулся Феликс. — На большинстве миров можно «списаться на берег». Берут средство связи, получают маячок и немного денег в местной валюте, и гуляй — не хочу. Когда номадов поблизости нет, и обстановка позволяет, почему бы и нет. Вы только представьте, Ваша Светлость, ну появятся два-три десятка иностранцев где-нибудь в Новом Амстердаме или Шанхае, поболтаются по городу, выпьют в кабаке, перекусят, зайдут в бордель — коли о мужиках речь, и что? Кому они интересны? Лишнее скажут, так никто им не поверит. Да и наказание за это полагается, о чем они, разумеется, осведомлены. А вот сбежать не получится. Маячок. Так что и пробовать не стоит. Нет смысла. А захотят уйти, тут другой протокол. Говоришь, где именно хочешь сойти, получаешь приличные «отпускные и подъемные», не считая переведенной в местную валюту собственности, документы и непротиворечивую легенду, которая заменяет в твоей голове настоящие воспоминания, и «до свиданья!». У нас таких «вышедших в отставку» уже, полагаю, близко к пяти сотням набирается…

— Пятьсот человек? — опешила Дарья. — А сколько же их вообще на борту?

— Одномоментно до семи тысяч. Сейчас, конкретно, шесть тысяч восемьсот девяносто шесть.

— А компаньонов сколько? — спросила Дарья, еще плохо знавшая в ту пору реалии Ковчега. — Или это тоже секрет?

— Нет, — покачал головой Феликс. — Не от вас. Компаньонов, включая вас, Ваша Светлость, нынче сто семь душ…

4. Марк де Вриз

3 февраля 1930 года, борт торговца «Лорелей»

Марк был знаком с Лучезарной без малого сорок лет. В иных местах для многих и многих — целая жизнь, никак не меньше. Но для них двоих всего лишь четыре десятилетия. Их сроки сочтены на иной манер. Марк знал это твердо, и в знании своем не сомневался. Чего он не знал, однако, так это того, кто она на самом деле. На этот счет у него было два предположения, и оба ему не нравились. Она, как и он, скорее всего, пришла сюда с «той стороны». Доказательства сплошь косвенные, и ни один суд присяжных не принял бы их, как бесспорные, даже по совокупности. Но Марк не суд присяжных, он верил своей интуиции, а та упрямо твердила, «с той стороны». Оставался, однако, один немаловажный вопрос — откуда именно? На той стороне, как и на этой, живут разные существа и в очень разных местах. Однако Марк полагал, что Лучезарная или из аханков, что было бы забавно, но небезопасно, или из тойтши, что равносильно издевательству, но, в любом случае, из империи.

Ему хотелось бы знать о ней больше — и не только потому, что она Посредник, — но пока не получалось. Она — и он знал это наверняка, — тоже испытывала к нему отнюдь не праздный интерес, и тоже никак не могла утолить свою любознательность. Ведь свои секреты Марк хранил так, как они того и заслуживали. Тщательно. На Земле Дари, и еще кое-где во Вселенной, такое положение дел называют «танцем из интереса». Двое танцуют, но сам танец интересует их в последнюю очередь.

— Что ж, — Лучезарная, походившая в пышных своих нарядах на куклу, тем более что и лицо фарфоровое, медленно подошла к балюстраде, оперлась на мраморные перила и взглянула на Нижний город, который, как и предполагало название, лежал внизу, — я удовлетворена увиденным, господа. Требования заказчика соблюдены. «Груз» на месте. Не вижу веских причин для промедления.

— Ну, мы, собственно, и не возражаем, — деликатно заметил в ответ Кормчий, намекая на то, что причиной задержки является сама Лучезарная.

— Хорошо! — оставалось неясно, поняла ли госпожа-посредница суть возражений, но даже если поняла, ее это не взволновало. Так было всегда, и этот раз ничем, собственно, не отличался от предыдущих. — Лорх поведет вашу лохань, — указала она на невысокого бледного мужчину неопределенного возраста, появившегося в ее свите не случайно и не в первый раз.