Хищник - Макс Мах

Поцелуй… Ну, что тут скажешь! Любой поцелуй в губы — если под настроение и в соответствующей обстановке — легко взволнует девушке кровь, даже если ей уже под пятьдесят. Прием этот еще ни разу не подвел ни одного допущенного до уст Дарьи Телегиной мужчину. Но поцелуй Марка отправил ее прямиком в нокаут. Просто дух выбил в прямом и в переносном смысле слова. И дыхание сбил, заставив задохнуться, и разума лишил. В глазах потемнело, и сознание помутилось. Но ненадолго. Открыла глаза, а он уже ее раздевает. Да так стремительно и нежно, что так бы и оставалась в этой странной паузе предвкушения — «еще не, но уже да», — полностью во власти его сильных рук, в вихре прикосновений, то грубых, то нежных, но одинаково сладостных! Однако время не бежит, а летит, да и одежды на ней — вот же блядь! — кот наплакал. А ласки становятся все решительней, и близость — неотвратимей, и хочется кричать, смеяться и плакать одновременно! Но она, кажется, не только хочет, но и, в самом деле, кричит. И рыдает, и заливается смехом. А тело пылает, и все так прекрасно, как только может быть. И даже лучше, потому что он уже в ней, и все остальное перестает иметь значение…

Правду сказать, в своих желания — сиречь, в своих страстях, Дарья бывала обычно «более чем сдержана». Одним словом, не страдая «половой истерией», кому попало не давала, да и с избранниками чрезмерно не увлекалась, в том смысле, что голову не теряла и «многого» от них не ждала, предпочитая уверенное качество сомнительному количеству. Бывали, впрочем, и исключения, без которых и правила бы никогда не состоялись. Запой, скажем, — хотя и не в том смысле, в каком употребляют это слово мужики, — загул, кутеж, и все в таком роде.

Однако так, как в этот раз, Дарью, пожалуй, никогда еще не «вставляло». Охнуть не успела, а уже, как говорится, «ноги врозь», и все мало, что характерно, и все не так. И что бы Марк ни вытворял с ее горящим в огне телом, как бы над ним не «изгалялся», все выходило только «в пол силы», а ей, как назло, все время хотелось большего! В итоге, рассвирепела вконец, вспомнила, кто она есть на этом и на том свете, и повела, как стерва в танго. Уверенно, потому что знала, чего хочет, жестко, — как старший офицер в бою, — короче говоря, без сантиментов. Однако и Марк, как ни странно, «ни слова не возразил». Принял, как есть. И «пошел» за ней, как адмиральский мателот в строю, и был то упоительно нежен, то брутально жесток, но, в любом случае, неутомим, словно и не человек вовсе, а какой-нибудь долбанный греческий полубог. И кончилось все это диво дивное лишь тогда, когда Дарья заснула сама, буквально вывалившись из реальности, данной нам в ощущениях, во владения Морфея, а не когда «кавалер отключился», как бывает сплошь и рядом.

Проснулась поздно, — если верить внутренним часам, — но зато «с улыбкой на губах». Понежилась, потягиваясь на кошачий манер под невесомыми шелковыми простынями, мурлыкнула, входя в роль, приподняла веки, все еще прячась в тени ресниц, и сразу же уперлась взглядом в темные глаза Марка. Они у него были темно-карие, почти черные, по большей части внимательные и никогда не рассеянные. Умные, жестокие глаза, и взгляд соответствующий.

— Что произошло в рубке? — Марк сидел в кресле напротив, голый, мускулистый, с кожей, покрытой матовым ровным загаром. Курил сигару, а рядом с ним на столике уже был сервирован завтрак на двоих.

— А что там произошло? — Дарья предполагала, что кое-что Марк в «музее камней» все-таки заметил, — просто не мог не обратить внимания, — и, возможно, кое о чем догадался, но была уверена — всей правды он не знает и, положа руку на сердце, знать не должен. Во всяком случае, пока.

— Мне показалось, что мы с тобой оказались в рубке отнюдь не случайно, как считаешь? — Марк говорил размеренно, одновременно дирижируя «в такт своим мыслям» оставляющей за собой дымный след сигарой.

— Ну, разумеется, не случайно! — Дарья не обиделась, что Марк начал без прелюдии. Он свое «ночью» отслужил, и сейчас мог позволить себе некоторые вольности, тем более, что это было как раз в его характере. — Ты же должен лучше меня знать модус операнди Егора Кузьмича! — Она встала с постели, вполне отдавая себе отчет в том, какое впечатление должна производить своей наготой. — Ни слова в простоте! Все время интригует и наводит тень на плетень, ведь так?

Она подошла к столику, подарив Марку по ходу дела одну из своих фирменных «туманных» улыбок, и ловко подхватила с серебряного подноса какое-то умопомрачительно пахнущее пирожное. Выглядело оно, впрочем, не хуже, а на вкус оказалось — и того лучше.

«Умереть — не встать! Вот чего я, оказывается, хочу! Но… но их тут всего три!»

— М…м, — сказала она вслух, одновременно перемалывая пирожное, оказавшееся слишком мелким для такого рода ощущений, какие подарило оно Дарьиным вкусовым рецепторам. — Я…

Но она, разумеется, не договорила, цапнув с подносика и сходу отправив в рот следующее пирожное. Оставалось только помахать в воздухе руками, отчего нешуточно колыхнуло грудь, а она у Дарьи была немаленькая, но вышло даже лучше, чем она могла предположить. Взгляд Марка все-таки поплыл — едва ли не впервые за все время их знакомства, — и Берримор не подкачал. Понял ее с полуслова, и в следующее мгновение в спальне материализовалась Феона с еще одним подносом с пирожными.

— Оставь нас! — потребовал Марк, подхватывая поднос прямо в воздухе. А Феоны уже и след простыл.

— Я…

«Что, и речь отбило?» — изумилась Дарья, но мысль эта была необязательная, поскольку еще через мгновение ее рот оказался занят не только пирожным. Вернее, пирожное стремительно ухнуло в пищевод, а вместо него… Ну, начали они, как и следовало предположить, с традиционного поцелуя, так что первым оказался все-таки язык Марка, но в «продолжении банкета» Дарья основательно изучила «на вкус» основы анатомии и физиологии своего нового любовника, хотя, правду сказать, и он не оплошал. Так что к разговору они вернулись нескоро, занятые самими собой и друг другом до полного «не могу». А еще потом Дарья съела одно за другим пять кремовых пирожных, выпила не менее четвери гарнца крепчайшего кофе и косушку коньяка, и еще около часа приводила себя в порядок, принимая душ, расчесывая волосы и делая много чего еще, что не сразу и упомнишь. Но начали они, в результате, именно там, где и прервались.

— Полагаешь, он действительно хотел, чтобы ты прикрывала ему спину? — спросил Марк. Он снова дымил сигарой, но, впрочем, уже не так сосредоточенно, как прежде.

— Ну, ты же видел, как я теперь дерусь… — не без кокетства пожала она плечами.

— Алхимик и Карла — все еще лучше тебя, — возразил Марк.

— Верно — верно! — не стала спорить Дарья. — Но я же первая и предположила, что Егор интригует. Может быть, он просто на меня стрелки переводил. Показывал посреднику и навигатору, как фигуру второй линии, а не пешку какую-нибудь. Он ведь и в Венецию меня, наверное, неспроста послал!

— С Венецией, это была моя инициатива, — пыхнул сигарой Марк. — Я хотел посмотреть, как отреагирует на твое присутствие Лучезарная, и, как видишь, не ошибся.

«Да, уж, не ошибся…» — откровенность Марка оказалась не к месту и не ко времени. Эксперимент с Венецией мог ведь кончиться и не так хорошо.

«Проехали! — решила она через мгновение, проглотив комок горечи. — В конце концов, он таков, каков есть. Местами лучше, местами хуже…»

Дарья взяла со стола свою рюмку и выпила коньяк одним глотком.

«Но лучших мест у него все-таки больше!» — решила она, прочувствовав «проход» коньячной струи.

— Налей мне еще!

— Не боишься опьянеть?

— А чего мне бояться-то? — хихикнула она. — Что ты воспользуешься моей беспомощностью?

— Да, действительно… — согласился он. — Может быть, сразу в стакан?

— Не стоит, — улыбнулась Дарья и показала на рюмку. — Путь в тысячу ли начинается с первого шага, не так ли? Я бы сказала, с маленького шага. Впрочем, Бог с ними — с цинцами! Я действительно не знаю, зачем Егор позвал именно нас с тобой. — Эта было сильно похоже на правду, хотя и не вся правда. Но с другой стороны, Дарья действительно не знала, зачем Егору потребовался Марк. Да и на свой счет она лишь кое-что предполагала, не зная этого наверняка.

— Не знаю! — повторила Дарья и, взяв рюмку, выпила коньяк.

— Теперь твоя очередь, — сказала она через мгновение, ломая линию разговора. — Ты обещал рассказать мне о Легионе, хотя, помнится, еще совсем недавно утверждал, что не знаешь, кто и зачем фрахтует нас на «этой стороне».

— А я и не знал! — Марк говорил, не выпуская сигару из губ, но получалось вполне прилично, в смысле, внятно. — С этой стороны ведь не один только Легион действует. Есть и другие игроки. Иногда они — я имею в виду здешних заказчиков, — представляются, а иногда — нет. Да, и Легион, представь, Дари, не всегда действует таким манером, как в этот раз. Есть и иные примеры.