В кольце врагов (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Мои слова возымели действие — командиры тмутараканской рати явно повеселели, глаза их загорелись. Да, озвученное предложение пришлось всем по душе, даже Асхар сумел отринуть апатию и впервые коротко улыбнулся. Правда, получился у него скорее звериный оскал. Ну хоть что-то!

А вот Ростислав марку держит — пару раз согласно кивнул, но промолчал, склонив голову, словно обдумывая предложение. Минуту спустя князь заговорил — и, как оказалось, он действительно крепко обмозговал мои слова.

— Воевода Андрей говорит дело. Но сколько всего ратников потребуется для засад? Все войско? Или, быть может, несколько сотен, не ввязывающихся в ближний бой?

После секундного раздумья я ответил:

— Конечно, все войско не потребуется. Действительно, достаточно всего нескольких сотен…

Ростислав меня перебил:

— Вот так и поступим. Ты, Андрей, собери бродников, объясни задачу и назначь им командира из надежных людей, а я дам им полсотни воинов из собственной дружины. Пусть бьют половцев на дорогах и тормозят их движение на юг, мы же уйдем в степь.

Решение побратима меня несколько удивило:

— Но, княже, позволь мне их повести! И потом, стоит ли покидать границы княжества?

Голос Ростислава несколько похолодел — верный признак раздражения:

— Ты, воевода, нужен подле меня. А уйти в степь мы вынуждены — запас еды в нашем обозе на исходе, рассчитывали ведь на то, что в княжестве его восполним. То же, что отбили сегодня у куманов, уже большей частью раздали полонянам. Нет, пойдем вдоль Днепра, воды будет достаточно, может, сколько-то рыбы поймаем сетями на вечерних зорьках. А Кабугшин вместе с подкреплениями приведет половецкий скот. Тогда и дадим сражение, объединив силы! Согласен, воевода? Все согласны?!

Присутствующие в шатре принялись бурно выражать восхищение мудрым решением князя — и, стоит отметить, что вполне заслуженно.

Конец сентября 1068 г. от Рождества Христова

Переяславское княжество

Воевода Первак внимательно смотрел на дорогу перед засекой, вот-вот ожидая, когда появится отряд полонян, ведомых куманами. Голова дружины бродников сильно волновался, несмотря на то что предыдущие три засады в целом удались, — просто он все еще не был уверен в себе, ведя в бой сотни воинов. Да и немудрено, полмесяца назад Первак сражался лишь во главе десятка!

Его жизнь не изобиловала радостями, и судьба не слишком благоволила будущему броднику. Мать умерла от родильной горячки, о ней не осталось ни единого воспоминания. Отец же сгинул в сече со степняками, когда мальчишка встретил четвертую весну своей жизни. Первак был единственным ребенком у родителей — отец, став вдовцом, так и не принял в семью другую женщину. Говорят, очень сильно любил жену и очень по ней тосковал, а может, просто не успел, или не встретил женщины себе по душе… Новорожденного выкормила молочная мамка — батя договорился с недавно родившей молодкой, у которой хватало молока. А после его смерти мальчика принял в семью крестный, дядя Добран — побратим отца.

Кое-какая память об отце у Первака осталась. Иногда он видел его смутный образ во сне, иногда казалось, что вспоминает его голос. Были моменты, когда он чувствовал какой-то запах, отчего-то казавшийся знакомым и связанным с отцом…

Впрочем, на деле броднику было грех жаловаться: тысячи судеб на самой заре жизни перечеркивало то суровое время — кто-то умирал во младенчестве, кто-то погибал от когтей дикого зверя или под клинками врагов. Кому-то не везло сгинуть от горячки в детстве, кто-то тонул или по малолетству терялся в лесу. Уносил жизни голод, многочисленные пожары, коварные донские омуты… А когда парни взрослели до того, чтобы удержать в руках рукоять сабли или топора, то становились воинами. И одному лишь Богу известно, сколько их пало в бесчисленных стычках со степняками!

Первак же не просто выжил и стал воином, он сумел выбиться в десятники и взять в жены полюбившуюся ему девку, Милку. Та уже родила ему одного малыша, а теперь ходит пузатая вторым. И вот неожиданное назначение вначале в сотники — что, впрочем, было вроде бы временным, на один бой, — а после, и гораздо более неожиданное, воеводой над всеми бродниками!

К сожалению, Первак понимал, что побратим князя выбрал его не за заслуги, а лишь потому, что они несколько раз пересекались во время похода, перекинулись парой слов. То есть все дело в том, что Урманин знал его лучше других! Ну и еще он якобы оценил успехи бродника в управлении сотней в первом бою с половцами. Хотя на самом-то деле в той сече было невозможно до кого-либо докричаться, и Первак просто рубился среди прочих, сплотив вокруг себя группу ратников. Вместе они сумели пройти весь бой — вот, собственно, и вся его заслуга.

И все же Первак безропотно принял волю первого из княжеских воевод, а после сделал все возможное, чтобы задержать половцев. К слову сказать, сделал не так и мало!

В первый раз, преградив лесную дорогу засекой, бродники бесшумно ждали, пока передовой разъезд половцев осмотрится на месте и отступит к основным силам. В лес они благоразумно не сунулись — словно почувствовали, что там их ждет смерть. Когда же к завалу из деревьев подступило с сотню спешенных куманов, на них обрушился настоящий ливень стрел, истребивший половину отряда — остальные в панике отступили. Пришлось ворогу подтягивать к засеке лучников, прикрывать их щитами, но и тогда кочевники несли значительные потери. Хотя раненые, даже один убитый были и в отряде Первака, он сумел задержать врага на пару часов (не считая времени разбора завалов), положив при этом человек восемьдесят степняков. Но когда спешенные половцы, подгоняемые разъяренным ханом, во множестве полезли в лес, воевода увел людей, не приняв бой. Это также было обговорено с Урманином — не ввязываться в сечу и до последнего беречь воинов.

На следующий день головной дозор из двух десятков куманов перебили перед засекой, не дав ни одному из разведчиков уйти. Их тела, как и трупы лошадей, бродники оттащили в лес и прикрыли ветками, после чего дождались, когда колонна врага приблизится к препятствию. И вновь град стрел, ударивший из леса, косил половцев, и вновь они отвечали вслепую, не причиняя русичам особого вреда. Тогда куманы решили, что, спешившись, они быстро отгонят стрелков, и заплатили за самоуверенность кровью — в нескольких метрах от дороги смельчаков за деревьями ждали спрятавшиеся княжеские дружинники. Защищенные дощатыми бронями и вооруженные мечами и секирами, они вырубили первую цепочку половцев, заставив уцелевших в панике бежать. Первак увел людей, лишь когда вторая волна куманов, более многочисленная, пошла в лес.

На третий день впереди половецкой орды следовал дозор из двух сотен латных всадников с мощными составными луками. Завидев засеку, они тут же отступили — но вскоре на дороге показался отряд полонян, подгоняемых степняками. Последние нацелили на них стрелы, уже наложенные на тетивы, любая попытка бежать обернулась бы гибелью северян, взятых с боя при разорении княжества. Затесались куманы и среди мужиков, гонимых вперед, готовые в любой момент пустить в ход сабли и хлысты.

Оборванные, в кровоподтеках, с многочисленными кровавыми бороздами на спинах, истощавшие мужи с ревом и проклятиями взялись за поваленные стволы — а Первак все молчал, не в силах отдать приказа бить по своим. Ратники также молчали, замерев рядом, лишь дикая ненависть плескалась в их глазах при виде половцев, измысливших подобное коварство… Но, когда уже воевода ожесточился настолько, чтобы принять на себя кровь невинных, высокий, видный парень из числа полонян обрушил тяжелую обломанную ветку на голову ближнего к нему кумана. Резкий удар свалил врага, через секунду пал и парень, практически до пояса располовиненный рубанувшей с оттягом саблей. А через две секунды, дико закричав, северяне практически с голыми руками бросились на врага! Первак громко воскликнул: «Бей!!!» — и стрелы бродников градом обрушились на всадников, замерших позади сражавшихся. А полусотник дружинников, варяг Ингвар, с яростным ревом повел своих ратников на помощь истребляемому полону.