В кольце врагов (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

И не о Милке с малышами думал он в те мгновения, нет. Спасти хоть немного людей желал Первак, продолжить завалы рубить на дорогах, да куманов из леса обстреливать, пока колонны их по земле русской идут! Жена же и малыши — а что они? Род продолжить сумел, любовь встретил, первого сына успел на руках подержать да понянчить — для бродника это и так много. А пустить в бою тоску смертную по близким значит начать искать пути выжить, спастись самому, забыв о вверенных ему людях. Нет, так воевода поступить не мог!

Ни Перваку, ни остаткам бродников не суждено было спастись в этот день — не меньше тысячи спешенных половцев вошло в лес, полукольцом охватив прорывающихся навстречу ратников. Как дичь загоняют на охотников, так и русичей заставили отступить в самое сердце вражеской засады.

Но и бродники сумели удивить врага напоследок, ударив столь отчаянно и смело, что едва не прорвались, разорвав их строй под сенью деревьев! Яростно бились воевода с уцелевшими ратниками, немного шагов им оставалось пройти сквозь врагов, чтобы спастись, но тут подошла со всех сторон куманам подмога, окружила русичей плотным кольцом.

Долго трубил воеводин рог, упреждая о том, что живы еще бродники, что бьются, что принимают сабли вражьи на щиты посеченные, что сами отвечают крепкими ударами топоров и мечей. Долго трубил рог Первака — да в конце концов захлебнулся…

Пали все русичи донские в битве, не прося и не даря пощады. И славной смертью своей они вновь заставили сердца половцев сжаться в изумление и потаенном страхе!

48 Самострел — русское название довольно популярного в Европе арбалета. Как на Руси, так и в степях особого распространения не получил, ведь при своих высоких пробивных качествах арбалет обладал очень низкой скорострельностью. И если на Запале он стал настоящей «панацеей» против закованных в броню рыцарей, то русичи по большей части сражались с легкими степными всадниками. Их успешно поражали обычные срезни, а в маневренных схватках была важна именно частота стрельбы.

Однако при этом сами половцы, знакомые с самострелом благодаря соседству их кочевий с Китаем, ограниченно использовали это оружие, в основном при обороне собственных гуляй-городов. Также в летописях есть рисунки, где спешенные куманы стреляют из арбалетов.

Глава 6 (текст отредактирован)

Октябрь 1068 г. от Рождества Христова

Днепровские степи

Кабугшин вел поредевшую печенежскую рать на соединение с Ростиславом. Каган русов встал на Данапре, окружив свой лагерь сцепленными между собой телегами, и всю последнюю неделю печенеги гнали к его стоянке отары овец — воины кагана много едят!

Хан презрительно скривил губы — да если бы не нужда, никогда бы он не стал служить презренному русу! Его народ не раз ходил походами в их земли, разорял и грабил поселения, брал с боя женщин с белой кожей и русыми волосами… Кабугшин еще помнил бурную молодость и хриплые стоны полонянок!

Но все это осталось давно позади, так давно, будто было в другой жизни… Великий каган русов Ярослав разбил союзную печенежскую рать под Киевом*49, после чего их племена навсегда потеряли былую силу. Их начали вытеснять из родных кочевий торки, хотя и тех вскоре сокрушили половцы в союзе с Русью. Поначалу некоторые ханы даже обрадовались, наивно полагая, что с куманами можно мирно сосуществовать — но то были мысли глупцов! Новым хозяевам степи не нужны были равные соседи — нет, лишь рабы и слуги. Под ударами нового врага большая часть печенегов ушла к границам державы ромеев, кто-то пошел на службу к киевскому кагану Изяславу. И лишь его, Кабугшина, люди сумели отстоять свою свободу и землю в степях Таврии.

Впрочем, хан никогда не был наивен и прекрасно понимал, что в итоге им не удержаться. Пусть и невелик полуостров, но трава в его степях сочна и густа и способна прокормить многих лошадей и овец. Половцы же, заполонившие все степи с востока до запада многочисленны, у них практически не осталось врагов, способных им угрожать, а значит, расплодившись, они возжелают новых земель. И тогда они займут степи последних свободных печенегов и истребят, поработят его народ, которому будет некуда уйти…

Кабугшин провел много бессонных ночей, созерцая звездное небо Таврии и размышляя о том, как же ему все-таки спасти племя. Увести его на запад, поступить на службу к ромеям? Или присоединиться к черным клобукам, охраняющим границы каганата русов? Гордость последнего свободного хана не позволяла ему этого сделать. Да и потом, чтобы добраться хоть до ромеев, хоть до русов, требуется миновать многие сотни верст куманских степей. И вряд ли последние позволят печенегам свободно пройти их землями!

Собрать войско и ударить первыми? Глупость! Воинов его будет раза в четыре меньше, чем в кочевьях местных половцев, а то и в пять! Это лишь бессмысленная, пусть и красивая гибель… Удивительно, но иногда хан возвращался к этой мысли. Он размышлял о том, что когда смерть достаточно приблизится к нему, может, и стоит поступить именно так. Самому Кабугшину будет уже все равно, а дети и племя — ведь их так или иначе ждет скорый конец, пусть же он станет хотя бы славным!

Что еще мог придумать хан? Перерыть узкий перешеек в горле полуострова, впустить в него море? Но сами печенеги неспособны на подобный труд, они просто не смогут этого сделать. А русских рабов в таком количестве достать теперь негде. Разве что у соседей, в Тмутараканском каганате?!

Кабугшин уже давно и с интересом посматривал на юг, на Корчев, Сурож и земли Готии. Но все они имеют сильные каменные крепости, печенегам подобных не взять. А вот торговля зерном, что с греками, что с русами, была весьма важна для выживания племени, и портить отношения с соседями ради горстки полонян хан считал глупым. Вот если бы заключить союз…

Однако длительное время подобный шаг никакой выгоды не имел — что ромейская фема, что Тмутараканский каганат были довольно слабы, и если не вспоминать о каменных крепостях, то союз с ними и вовсе был бесполезен. Правда, хан лелеял надежду, что в случае крайней нужды он сумеет договориться с соседями и хотя бы часть его народа спасется за высокими и прочными стенами.

Но в последние годы ситуация в Тмутаракани резко изменилась — спокойного и несильно воинственного Глеба сменил беспокойный Ростислав, нагрянувший в город на ладьях с дружиной, словно предок его Рюрик, варяжский ярл. Хваткий и смелый каган полюбился касогам, и, несмотря на то что черниговские русы изгоняли его из города, а горцы поднимались войной, в итоге Ростислав прочно занял свой трон. А вскоре его люди столкнулись с куманами, к вящей радости Кабугшина! И хотя они быстро заключили перемирие, хан прекрасно видел, что конфликт на Дону неизбежен. Да, Ростислав мог стать отличным союзником — и потому хан ждал! Он понимал, что при большой войне тмутараканцы сами станут искать помощи, и тогда можно будет добиться лучших условий соглашения.

Между тем каган Ростислав занял греческие города, заключил мир с ясами и набрал большую силу. Кабугшин уже начал опасаться тмутараканцев. Но тут он узнал, что Шарукан Старый собирает в степи большое войско, — и пусть хан хотел двинуть его на Русь, но кто знает мысли хитрого, опытного степного волка? А вдруг на обратном пути он не распустит орду, а вторгнется с ней в Таврию, решив добить на юге последнего врага?!

И словно по благословению небес, тмутараканцы прислали свое посольство! Правда, Кабугшину очень не понравился тон их переговорщика, воеводы Урманина, как и его требование поступить к князю на службу. Но угроза вторжения Шарукана меняла расклад сил, и хан не стал требовать равноправного союза, когда услышал о желании Ростислава ударить в спину идущим на Русь половцам. Нет, ему не составило труда обмануть и воеводу-посла, и самого кагана! Ведь их желание сокрушить Шарукана в русских землях открывало перед Кабугшином блистательные возможности…