Ад - Алексей Кацай

Второй была взлохмаченная пацанка в разорванных джинсах и с обнаженным торсом. Ее небольшие грязные груди вздрагивали, когда она вздергивала руку с откупоренной бутылкой красного вина и, задыхаясь, стонала, словно во время оргазма! Успевая, впрочем, повторять между своими влажными всхлипами: «Солнце зла — ох! ах! — бьет из-за стен-м-м-м! — ты наш бог — ох! ах! — ты наш хре-е-ен…» Все это сопровождалось недвусмысленными, напоминающими какой-то африканский танец, движениями нижней части тела и бамканьем долговязого крестом о какую-то погнутую жестянку: «Бам! бам! бум! бум-м-м-м!»

«Хей-хей-хей!» — дирижировал руками третий, тучный, лицо которого скрывала уже знакомая мне и прекрасно исполненная маска зловещего идола. Видел я ее недавно — или уже очень давно? — на фотографиях Алексиевского, сделанных на ночном сборище провинциальных сатанистов. «Явление магистра встревоженному народу», — мелькнуло у меня.

А «маска» неожиданно подняла руки над головой, сложив их крестом, и в уши больно вонзилась внезапная тишина. Даже странно было наблюдать за тем, как расторможенная толпа может подчиняться своему вожаку. Или, может, оскаленному символу, натянутому им себе на голову? Размышлять над этим было некогда, потому что наша команда следом за Мирошником и Пригожей посыпалась из автобуса. Только Лианна и водитель оставались на своих местах, растерянно вглядываясь в толпу сквозь разбитые оконные стекла.

— Братаны, вот и настало то, о чем долбил наш магистр! — завопила «маска» очень знакомым мне голосом. — Наш великий магистр! Великий в натуре, я отвечаю за это! Потому что даже тот, кто думал, что все это лажа, может убедиться в обратном, после того как князь глубин и светосиятельной тьмы забрал великого к себе. Но дух магистра всегда рядом с нами и прокладывает нам путь к спасению! Путь к царству обалденной свободы!

Вот это да! Я даже как-то растерялся, сообразив, что «маска» выполняла роль преемника прежнего авторитета. А где же тот?.. Неужели…

И почти сразу же «маска», чье настоящее имя я уже знал, подтвердила мою догадку.

— Его знал весь город, братаны… Знал и уважал, потому что иначе не избрал бы магистра в свой Совет, — голосил Айк, прилично, наверное, вспотев под своей личиной. Мне показалось, что обращается он уже не к толпе, а к Пригоже и Мирошнику, которые изумленно переглядывались между собой. — У магистра был талант к власти, но пользовался он им не фуфлово, чтобы не навредить тем, кто не постиг еще всей благодати солнцесиятельного люцифера. И, наверно, лишь его кликуха — Мороз — не позволяла ему раньше времени расплавиться от великого адского огня, испепеляющего его изнутри и в конце концов, спалившего его снаружи, оставив нам вязкую и грозную лаву непокоренного духа. Идем к нему, братва! Там мы найдем путь к спасению! Он укажет его нам.

«Хей-хей-хей!» — снова завибрировало безумное сборище, и какие-то быстроглазые юнцы начали сновать в нем, тыкая что-то в руки наиболее «хейкнутых».

А мне вспомнился позавчерашний день и Людмила Мирошник в белом балахоне, которая почти такими же дилетантскими — но словами же! — пела хвалебную оду чему-то совершенно противоположному.

«Господи, — подумал я, — в чем же разница между тобой и врагом твоим, если люди идут к вам с одними и теми же лозунгами? Лишь по-разному изложенными. Или, может, Слово, прозвучавшее в те, самые давние, времена еще не могло вас различить? И эта одинаковость до сих пор отражается во всех наших поступках, сущность которых мы прикрываем словесным поносом и ковыряемся в нем со всей силой своей языковой извращенности? Впрочем, — попытался я остановить самого себя, — Людмила не говорила про Бога. Она говорила про творца, мастера по изготовлению линз. Эдакого всемирного инженера-оптика… Хотя это снова те же самые слова, названия, термины с формулировками…»

Но какими терминами объяснить то, что слух о гибели Мороза уже дошел до Юнаков, я не мог сообразить. Почему-то вспомнились гибкие движения Гемоновича, когда он, не обращая внимания на нас с Лианной, садился в машину.

Между тем Мирошник внезапно что-то сердито произнес, словно сплюнул, и схватил за плечо коротко стриженного юнца, отошедшего от бесполой парочки с огненно-красными волосами. Тот не ожидал этого, и из руки его выпала небольшая самокрутка. Только сейчас я заметил, что кое-кто в толпе с наслаждением попыхивает ими, иногда передавая окурки по кругу. Кроме того, по кругу ходили и бутылки, содержимым которых была совсем не «кока-кола».

Юнец крутнулся на месте и вдруг отвесил Мирошнику увесистую оплеуху, что явно было совсем лишним. Поскольку директор «Рандеву» вцепился обеими руками в джинсовую куртку парня и завопил:

— Иван! Они же обкурены! Они же пьяные, сукины дети! Только этого нам еще не хватало. Прикажи их разогнать, а то все плохо кончится!

Пригожа неуверенно затоптался на месте, теряя время, и Мирошник, люто взглянув на него, сам заорал к «оранжевым жилетам»:

— Ребята! Гоните их к черту! А кто будет сопротивляться — в бараний рог согните: некогда церемонии разводить!

Юнец снова крутнулся и таки вырвался из рук Мирошника. Еще один, выпрыгнув из толпы, поддел телевизионщика под зад. Двое «оранжевых жилетов» пытались схватить полуобнаженную девицу, стоящую во главе толпы, а та проскальзывала между ними и тыкала им под нос дулю. Еще в нескольких местах началась потасовка. «Оранжевые жилеты» и люди в камуфляжах смешались, оттирая толпу от автобуса. Поднялся шум. Пыль и одинокие клочья дыма стлались над землей. В Каганце клокотала лава. Толпа начала смыкать свое полукольцо вокруг автобуса. Только сейчас до меня дошло, что у Айка людей намного больше, чем у Пригожи.

Очевидно, это дошло и до него, потому что он вдруг исчез из моего поля зрения и возник уже на крыше автобуса, на которой, кстати, уже давно сидел Дмитрий, азартно водя своей камерой из стороны в сторону. Я отыскал глазами Ляльку: она что-то разъяренно доказывала Мирошнику, а тот, ухватив ее за запястье одной рукой, кулачищем другой чуть не тыкал ей прямо в лицо. Я было дернулся к ним, но меня остановил крик Пригожи, раздавшийся с крыши автобуса:

— Прекратите! Ребята, прекратите, я вам говорю!

В его голосе проскальзывали какие-то плаксивые нотки, словно у малыша, которому родители не дают поступить по его хотению-разумению. Или так искажало звуки неуловимое скрежетание, начавшее, как мне показалось, усиливаться со всех сторон? Я заметил, что Лианна с перекошенным лицом выскочила из автобуса и замерла на месте.

Во внезапно наступившей тишине как-то по-особому громко прозвучал Лялькин голос:

— Да пошел ты!.. Я тебе что — рабочая скотина? Тоже мне, пастух с ковбойской родословной нашелся!

— Прекратите, прекратите! — заклинило наверху Пригожу. — Виталий Владимирович, ну что ты к людям пристал? Пусть идут, куда хотят. Они же ребята умные: в горячую лаву не станут прыгать. А впереди, между прочим, только она. Так что успокойтесь и подумайте сами, что делать: то ли в пекло лезть, то ли с нами идти Юнакам помогать. Спасать тех…

— А нас кто спасет? — послышался очень знакомый мне хриплый бас.

Алексиевский, взявшийся неведомо откуда, выпрыгнул из толпы.

— Кто, говорю, нас спасет, Ванюшка? — неожиданно почти закричал он. — Не знаешь? Не знаешь, — сам себе ответил Д. Раконов. — Где помощь из города? Не знаешь? Не знаешь… Так какого ж ты черта!.. Пусть каждый сам спасается, — как может. Свобода, хлопцы, свобода! — завопил он, оборачиваясь к толпе и вздымая свои грязные руки.

В одной руке у него был зажат обшарпанный портфель, а в другой — откупоренная бутылка водки. Только сейчас я понял, что Алексиевский уже пьян, как ежик. И когда успел?..

Толпа, в которой заплесневелыми пятнами покачивались полусумасшедшие лица, одобрительно загудела, а «маска» Айк подпрыгнул на месте:

— Точно, братан — свобода! И если канать в город, то только для того, чтобы еще себе людишек подсобирать. Пусть все догонят: где свобода — там и спасение.

— Стоять, стоять, сукины дети, — орал Мельник.

— Виталька, отцепись от них, — это уже Пригожа.

— Братаны, идем, помянем магистра Мороза. Водка есть. Косяки есть. А у кого денег на это нет, пусть на Юнаки мотнется. Там сейчас много чего надыбать можно…

— А-а-а-а! — вдруг тоненько-тоненько закричала Лианна.

И я ощутил тот приступ одичавшей тревоги, который тряхнул меня перед гибелью Мороза. Хотя и намного более слабый.

— А-а-а-а! — кричала Лианна. — Спасайтесь, спасайтесь! Вот там, — вдруг протянула она руку в направлении Юнаков.

Михай, рванувшийся было к ней сквозь толпу, на мгновение замер и оглянулся. В том месте, на которое указывала Лианна, земля вдруг выгнулась, заскрежетала, лопнула и раскаленным гейзером, рассыпаясь на искры и камни, вздыбилась, выбросив из себя какую-то довольно большую глыбу. На мгновение зависнув в воздухе, будто для того чтобы ее получше рассмотрели, она замедленно плюхнулась вниз, наполовину утонув в озерце багровой магмы, образовавшейся вокруг нее. Мне показалось, что издали я успел рассмотреть уродливую морду бабешки.