Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

как и книги, в виде которых издавалась каждая серия бесед. Одной из бесчисленных «юных слушательниц», которой Брэгг раскрыл глаза на мир, была 13-летняя Дороти Кроуфут. Ей удалось достичь своей цели и пойти по его стопам, но, в отличие от него, она поехала в Стокгольм, чтобы забрать свою Нобелевскую премию по рентгеновской кристаллографии.

Отдельные сообщения не были абсолютно ясными. Когда Эрвин Шрёдингер, лауреат Нобелевской премии по физике, посетил институт в 1929 году, чтобы поговорить о теории волн[301], среди слушателей оказался «полный энтузиазма, но далекий от математики» яхтсмен, который, по-видимому, не прочел написанное мелким шрифтом. В остальном же Королевский институт вернулся на свое законное место – на передний край общественных мероприятий, а сэр Уильям Брэгг утвердился в роли величайшего популяризатора науки, жившего в то время в Британии.

Молодая кровь

Самым большим вызовом для Брэгга было воскресить в институте исследовательскую деятельность. Отчасти он сам был в этом виноват, поскольку ставил перед собой довольно амбициозную цель – сделать институт центром рентгеновской кристаллографии мирового уровня. Для начала он привел в институт трех молодых ученых, на которых обратил внимание в Университетском колледже. Всем им было 20 с небольшим, и они были одарены в различных взаимодополняющих сферах; они хорошо работали вместе и служили живым доказательством, что целое больше, чем сумма частей. Когда впоследствии их пути разошлись, они перенесли традиции Брэгга в Оксфорд, Кембридж и Лидс и каждый прославился созданием новой отрасли рентгеновской кристаллографии. А еще позднее одному из них было суждено получить первое подтверждение того, что молекула ДНК имеет правильную спиральную структуру.

«Столпом» нового исследовательского отдела Брэгга была 21-летняя Кэтлин Ярдли, на которую он положил глаз годом ранее. Он принимал экзамены у бакалавров естественных наук в области физики в Лондонском университете, и она обратила на себя внимание[302], получив высочайшие оценки (у нее был самый высокий балл более чем за десятилетие). Ярдли приехала из Норфолка, но родилась на юге Ирландии. Как и Джон Десмонд Бернал, уехавший из Ирландии и получивший стипендию в Кембриджском университете[303] для изучения естественных наук. Он окончил его первым в выпуске, получив прозвище «Мудрец» (за кажущееся всезнание) и убеждение, что коммунизм является единственной панацеей от всех зол на планете. Бернал представлял собой своеобразную фигуру – с развевающимися волосами, наплевательским отношением к верности и страсти вещать что-то среднее между Марксом и Лениным.

Третьим сооснователем группы рентгеновской кристаллографии Брэгга был Уильям (для всех – Билл) Астбери, непринужденный словоохотливый уроженец городка Поттериз неподалеку от Сток-он-Трента. Как и Бернал, Астбери поступил в Кембриджский университет и стал получать высшие баллы[304] по химии и минералогии. Война вынудила его прервать обучение, но зато познакомила с рентгеновскими лучами. Первая встреча произошла не то чтобы на переднем крае науки. В качестве скромного ассистента подразделения Медицинской службы армии Великобритании в графстве Корк Астбери представал перед военным судом (дважды) за то, что недосмотрел за рентгеновским оборудованием Его Величества, но оба раза был оправдан, когда повреждения списали на «действия непреодолимой силы или врагов короля». Из положительного – он встретил ирландскую девушку, Фрэнсис Гоулд, и вернулся в Корк после войны, чтобы увезти ее в Лондон в качестве жены.

Ярдли, Бернал и Астбери образовали сплоченную команду[305], с тем же либеральным стилем руководства, свободными дискуссиями и общим воодушевлением, что и в группе Томаса Моргана, но без провоцирующей клаустрофобию тесноты «Мушиной комнаты». Для разнообразия у них был пинг-понг, введенный Астбери, чтобы оживить обеденный перерыв. Каждый из них набирался опыта на проектах, не имевших ничего общего с исследованием, которое принесет им известность, и не приведших ни к каким увлекательным результатам. Бернал занимался кристаллами металлических сплавов, а Ярдли и Астбери – структурой простых органических кислот. Астбери и Ярдли также составили точное руководство[306] по рентгеновским характеристикам всех возможных форм основных элементов, которые образуют кристаллы. «Табличные данные рентгеновского исследования 230 пространственных групп посредством однородного рентгеновского анализа» (1925 год), возможно, не звучат как название бестселлера, но «Таблицы Астбери – Ярдли» мгновенно приобрели популярность и стали настоящей «библией» для кристаллографов.

Для Бернала это были «самые увлекательные годы моей научной жизни»[307], наполненные изобретательностью, импровизациями и «исключительной удачей». Он счел рентгеновский спектрометр Брэгга невыносимо хлопотным и сконструировал автоматическую рентгеновскую камеру из кусочков[308], которые можно было бы найти на свалке: «несколько латунных трубок», алюминиевая и свинцовая фольга, стекло от шахтерских ламп, велосипедные зажимы для брюк (чтобы удерживать пленку), внутренности будильника, чтобы вращать кристалл, – и «большое количество сургуча, чтобы все это скрепить». Аппарат работал и выдавал потрясающие рентгеновские снимки, на которых впервые можно было увидеть красивую слоистую структуру графита[309].

Бернал также представил краткие наброски повседневной жизни (слово «рутина» сюда совершенно не подходит) в институте. Его собственная лаборатория располагалась под землей[310], в холодном подвале, в котором Фарадей сконструировал некоторые из своих электромагнитных устройств и который все еще был «украшен сосудами, полными редкими газами Дьюара». Именно там, в критический момент ключевого эксперимента, он выронил крошечный образец сплава, более драгоценного, чем золото. Он так и не нашел его, но вид Бернала «на коленях, ищущего свой единственный кристалл гамма-бронзы»[311] был для Кэтлин Ярдли «самым веселым воспоминанием об этом времени». Бернал также проводил кое-какие «безумные эксперименты»[312], например, сделал рентгеновские дифракционные снимки лапки живой лягушки, мышцы которой расслаблены или подвержены электростимуляции, чтобы вызвать их сокращение. Как и лягушка, наука не совершила скачка в результате этого.

Сочетание их характеров представляло собой эклектичную яркую смесь. Кэтлин Ярдли была «ненавязчивой, но обладала такой внутренней силой характера, что с самого начала стала руководящим гением места»[313]. Астбери был «порывистым и обладал богатым воображением, его неисчерпаемый энтузиазм поддерживал всех нас»[314]. Они приходили в комнату друг к другу, когда возникала идея или вставал какой-либо вопрос. На неформальных собраниях, когда все сидели, откинувшись в мягких креслах в кабинете на квартире у Брэгга, разговор также протекал свободно, «с постоянными комментариями и вставками, особенно со стороны Астбери»[315]. А председательствовал над ними всеми «Старик», сэр Уильям Брэгг: «мягкий и сердечный, высокий и розовощекий, с темными дружелюбными глазами». Как писал Бернал, «никто из них тогда, когда им было по 20 с лишним лет, не захотел бы работать где-либо еще. Нас нужно