Вокруг пальца - Йон Колфер

Мне надо pronto взять себя в руки.

Изрядную часть своих вещей я сую в мусор, изъяв из их числа ботинки и куртку, которые сую в мешок.

За стенами душевой дожидается азиат с чашкой в руках, так что я бросаю туда пятерку, смекая, что приму любую карму, какая мне по средствам, а тот говорит:

– Да пошел ты, лысый. Я жду очереди в сортир.

Млин. Прям некуда ступить.

– Звиняй, мужик. Я думал, тебе нужен бакс.

– Потому как я кореец, так ведь?

Я слишком измотан для этого и боюсь постоять за себя, чтобы не спровоцировать очередной конфликт.

– Я извиняюсь, ладно? В общем. Просто верни мне пятерку или оставь себе, как хочешь. Никакой вражды. Анниенгхи гисейео[65].

Старик остается патриотически равнодушен к тому, как я коверкаю его птичий язык.

– Хватит болтать, лысый. Твои слова ранят мне мозг.

По какой-то причине столкновение с этим античным корейцем вызывает у меня нечто вроде мини-срыва. По-моему, это отчасти из-за хаотичности происходящего – этот тип ни с того ни с сего мне перечит, – а отчасти из-за этой штуки про лысого. Конечно, лоб у меня с проектируемую новую взлетную дорожку в аэропорту Кеннеди, но благодаря хирургическому искусству Зеба плешь исчезла, так что я не ожидал, что мои волосы так уж бросаются в глаза. И все же этот злой старый суеглот, дожидающийся очереди в туалет с пустой чашкой в руках, обозвал меня дважды. Неужто Иисусу такой напряг направить в мою сторону пару-тройку приличных людей? Я знаю, что они есть. Один – Джейсон. Эвелин – второй, под слоем протравы.

Ага. И Эдит была тоже. Помнишь?

Я хочу разреветься, как пьяная тетя. Хочу скрежетать зубами, пока не сотру их напрочь, и колотить кулаками в стену, но не делаю этого, и от натуги удержаться меня начинает трясти с головы до ног. Мгновение мне кажется, что у меня будет сердечный приступ, но момент проходит, и я без сил валюсь на стул рядом с корейцем.

Он обнимает меня костлявой рукой за плечи и говорит:

– Сынок.

А я думаю: «Ого! Неужто этот тип собирается удивить меня, став стереотипом и наделив меня самородком мудрости?»

– Ни разу не видел, чтобы человека трясло после как опростается. – Он хлопает меня по спине. – Наверное, чертовски опростался. Прям напрочь опорожнился внутрях. Пожалуй, обожду здесь пару минут, пусть вытяжка поработает.

Умно, но не мудро. Я вытаскиваю свои пять долларов из его чашки и выхожу прочь, обратно в свою жизнь.

Предрассветный сумрак в Манхэттене длится чуть дольше из-за урбанистической топографии, и свет, нащупавший магистральное направление, пробивается таким поблекшим и истрепанным, что падает на тротуары серыми, вялыми пятнами.

Ага, знаю. Вы думаете, что мне, наверное, следовало сконцентрироваться на своих проблемах вместо того, чтобы раздумывать о предутреннем свете в Манхэттене.

Вялый? Долбать меня в сраку.

«Бродвей Парк Хаус» находится в точности там, где я оставил его вчера вечером, – стоит на страже Центрального парка, построенный на деньги настолько старые, что они поначалу были козами. Ронел резко останавливает свой «Линкольн», ударившись передним колесом о бордюр и давая швейцарам понять, кто здесь главный, даже не успев выйти из машины.

Опытные мужики, уловив послание, держатся поодаль, но один молодой козлик ощетинивается из-за того, как попран «Бродвей Парк», и подлетает пулей.

– Могу я припарковать ее для вас, мэм? – осведомляется он, произнося «мэм» так, будто его папашка где-то владеет плантацией.

Ронни на него даже не смотрит.

– Не смей даже прикасаться к моей машине, пацан. А если кто-нибудь ее хоть пальцем тронет, отвечать будешь ты. Понял?

Малец мог выпалить какой-нибудь ответ, но к тому времени мы были уже по ту сторону двери.

Угроза, исходящая от Ронни, особенно эффективна на почтах и в отелях. Когда люди отвечают за какое-нибудь дерьмо. Стоит им бросить лишь взгляд на рабочее выражение лица Ронел Дикон, и им сразу приходит в голову: «Не я, боже, пожалуйста, только не я».

Ронни шагает через вестибюль прямиком к столику консьержки и щелкает пальцами дамочке, пытающейся спрятаться за монитор.

– Эй, эй, милашка, – бросает она. – Позови-ка мне Эдит Костелло к телефону.

Дамочка предпринимает формальную попытку поддержать политику приватности отеля.

– Мисс Викандер-Костелло не желает, чтобы ее беспокоили. Она прислала распоряжение.

Ронни козыряет своим значком.

– Видишь это, милашка? Это топчет твое распоряжение в говно. Это выворачивает твое распоряжение наизнанку и выбивает из него говно. Это перегибает твое распоряжение пополам и…

– Очень хорошо, офицер, – говорит дамочка, справедливо рассудив, что Ронни будет продолжать свое попрание распоряжения, сколько понадобится. – Уже набираю. Смотрите, я набираю номер.

Эдит берет трубку, и консьержка говорит с нею с той смесью энтузиазма и почтения, от которых богатеям становится приятно, что люди им служат, а затем передает трубку Ронни.

– Мисс Викандер-Костелло любезно согласилась поговорить с вами.

Беря трубку, Ронни подмигивает мне. Не дружелюбно, как мог бы подмигнуть Фонзи[66]. Это подмигивание говорит: «Видишь, как я ловко справляюсь? А теперь помалкивай и дай мне заняться своим делом».

Ладно. «Дай мне заняться своим делом» малость стереотипно с моей стороны, но этот корейский тип заклинил мою стереосистему напрочь.

Ронни прижимает трубку плечом и делает скорбное лицо.

– Да, миссис Костелло, спасибо вам огромное, что согласились со мной поговорить.

Спасибо вам огромное?

Это совсем не та Ронел, что я знаю. Она затеяла какую-то игру.

– Меня зовут лейтенант Дикон, я из полиции штата Джерси. И дело в том, что мы нашли на территории порта вашего родственника. Согласно документам в бумажнике, это некий Дэниел Макэвой, и, хотите – верьте, хотите – нет, вы этому бомжу… э-э… тому мужику ближайшая родственница. Не можем ли мы с коллегой подойти и переговорить с вами о нем? Это займет не больше минуты, а затем ваше утро в полном вашем распоряжении. – Пару секунд Ронни кивает, затем улыбается своей опасной, прекрасной улыбкой. – Спасибо вам огромное, миссис Костелло. Как любезно с вашей стороны уделить нам время.

Повесив трубку, она нацеливает на меня выпрямленный палец. Может, я должен его пососать? Честное слово, больше я уже ничего не знаю. Очевидно, ни хрена я не могу читать знаки.

– Лады, коллега. Мы входим. Там говорю только я, и чтобы твоя рожа и не пикала.

Я рад, что сосать палец не придется. Я практически уверен, что это был бы неправильный шаг.

Дверь открывает не Эдит, а кто-то другой, что для меня новость хорошая, поскольку я получаю доступ в апартаменты. Открыватель двери – подтянутый засранец лет за тридцать в пеньковых шортах, и имя Пабло вспыхивает у меня в памяти. Может, Эдит проводит тренировку перед началом бизнес-дня.

Ронни лаконично кастрирует его.

– Это конфиденциальное полицейское дело, сэр, – говорит она. – Я хочу, чтобы вы указали нам в направлении миссис Костелло, а затем остались тут, в холле. Если мне будет нужен массаж ягодиц или еще что, я свистну, ясно?

На парне надета футболка с Буддой и пара фенечек, так что, наверное, он не привык, чтобы его пространство нарушали таким негативом. Я вижу по глазам, что он собирается выдать Ронни какую-нибудь реплику про биоэнергию, ци или спроси-у-вселенной, и это может кончиться для него больницей, так что я вмешиваюсь.

– Можно просто Пабло, ведь ты Пабло, да? Он миролюбивый, правда?

Пабло мигает:

– Да. Конечно. Мисс Эдит ждет в своем кабинете. Прямо по коридору.

– За гориллой, – добавляю я. – Я здесь уже бывал.

К лицу Эдит пристегнуто то же выражение отчаянной надежды, что и тогда в «Паркер Меридиен». Выражение удачное, каменеющее лишь на долю секунды, когда она видит, что субъект, вальсирующий в двери кабинета, ни капельки не мертв.

– Лейтенант Дикон, – произносит она. – У меня почему-то сложилось впечатление, что мистер Макэвой найден утонувшим в каком-то порту, что ли.

Дикон не трудится скрыть свою ухмылку. Ронни однажды сказала мне, что расстраивать планы богачей на день – серебряный призер в ее пятерке завлекаловок этой работы. А номер один – покупка побрякушек наркодилеров на полицейских аукционах. Пару месяцев назад Ронел отхватила инкрустированный драгоценными камнями самурайский меч за сотню баксов и прямо-таки жаждала устроить ему крещение кровью. С тех самых пор я к ней не наведывался.

– Не пойму, откуда вы сделали такой вывод. Уж я-то определенно не намеревалась создавать такое впечатление.

Заявление прозвучало очень по-накатанному, и у меня сложилось впечатление, что Ронни уже выдавала его прежде.

Эдит медленно кивает, неторопливо подписывая какие-то разложенные на столе контракты. Она одета в свою спортивную форму, смотрящуюся в кабинете как-то не к месту, но выглядит здоровой и спокойной, и если б все решало ее слово против моего, я и сам бы задумался на добрую минуту, кто тут врет.