Вокруг пальца - Йон Колфер

– То лучше, то хуже. Время от времени она меня узнает, а это что-нибудь да значит, правда ведь?

– Это прогресс, – подтверждает Саймон. – Но вернемся к твоей проблеме. Этот человек, то есть, судя по нашим предыдущим беседам, Майк Мэдден, держит тебя в кулаке. Мы с тобой только и говорим, что об этом садисте Майке Мэддене. Сдается мне, ты пытаешься избавиться от симптомов, а не от коренной причины.

По-моему, Саймон пытается мне что-то сказать, не сказав мне ничего.

– Что-то я не улавливаю.

– Позволь поведать тебе историю. Притчу, если хочешь. Если они устраивали Иисуса, то устроят и меня.

– Аминь, брат.

– Жил-был мужик в палатке у куста.

Это становится по-настоящему загадочным.

– Лады. Палатка-куст. Усек.

– Только у мужика была аллергия на куст.

– Куст что, цветет?

Саймон вздыхает:

– Хватит хаяться муйней, Дэниел. Просто воспринимай все как есть, а я включу всю уместную информацию. Так что, если я этого не скажу, тебе и незачем это знать.

«Куст что, цветет?» Что за чертовщина со мной творится? Я путался с Зебом настолько долго, что превратился в занозу в жопе.

– Извини, Саймон. Продолжай.

– Спасибо. Значит, у парня аллергия на куст, и он каждое утро просыпается с головы до ног в крапивнице. Так что он начинает принимать пилюли, чтобы избавиться от крапивницы. Каждый вечер горсть пилюль. А это большие лошадиные пилюли, так что – мука мученическая.

– Лады. Это я представляю.

– Через какое-то время пилюли теряют эффективность, и ему приходится перед сном натираться мазью. Эта штука впитывается в простыни и воняет.

– Я и есть тот тип? Хотя бы это мне скажи.

Саймон пропускает реплику мимо ушей.

– В общем, пилюли и мазь, а со временем и укол раз в неделю. Этот куст портит мужику жизнь. Так что в один прекрасный день мужик звонит своему красавцу другу-сердцееду, живущему за океаном.

Ага, туман рассеивается.

– И говорит ему все о кусте, пилюлях и остальном своем все более сложном образе жизни.

– И что говорит друг?

– Прежде всего друг называет его орудием, а потом говорит мужику, что у того есть два варианта на выбор. Либо он спалит этот куст до корней, что не очень-то практично, так ведь?

– Либо?

– Либо переберется подальше от этого долбаного куста – туда, где пыльца до него больше не доберется.

До меня доходит. Я – мужик, а Майк – куст.

Саймон считает, что мне надо переехать.

Или он только что посоветовал мне спалить куст.

Другие интерпретации мне в голову не приходят.

Что ж, раз это устраивает Иисуса…

Глава 10

Пару часов спустя я вселяюсь в «Клойстерс Инн» через дорогу от автобусной станции. Я взял номер на двоих с одной кроватью для меня, а второй – для моего тайника оружия, обитающего в одной из камер хранения станции. Я нахожу, что хранить сумку с незаконным оружием дома не вполне благоразумно.

Мой клад оружия и чемоданов денег выложен на стеганое одеяло, и я сижу, таращась на него, будто доллары и стволы подскажут мне, что с ними делать.

«Потрать нас на дерьмо, которое тебе не требуется», – подсказывают деньги.

«Застрели суеглотов», – настаивает «Глок-9».

Маловато от вас проку, ребята. Почитай что никакого.

Винтовка «кастом шарпшутер», купленная мной в Чайна-тауне у алжирца – если можете поверить в такую комбинацию, – прочищает горло-ствол, чтобы заговорить. «Дэн. Тебе всего-то надо вогнать «Старлайт» мне в зад и дожидаться в саду Майка, пока он не покажет физиономию. И устроить этому ублюдку острейший приступ изжоги».

– Ты это слышал? – спрашиваю я у пристыженного «глока». – Вот это я называю настоящим советом. Я так рад, что ты здесь, «шарпшутер», потому что если б не ты, я выжил бы из ума.

Пять минут спустя я получаю эсэмэску от Саймона.

Дэниел. Надеюсь, ты не беседуешь со своими пушками. Помни, мы об этом говорили. Возлагать вину на винтовку – отнюдь не признак здоровья.

Что за нелепость! Я ни в жисть не возложу вину на «шарпи», ни за что. Во всем виноваты гребаные пули.

Я отправляю куртку в экспресс-чистку, выставляю ботинки наружу, чтобы их почистили, понемногу прокладываю путь через поднос с углеводами, а затем ложусь на свою кровать. Подумывал, не прикорнуть ли рядом с оружием и наличкой, но это выглядело бы странновато, если б вдруг нежданно нагрянула с уборкой горничная. Мне требуется какое-то время, чтобы прокрасться в туманный регион предзабытья, но когда сон неминуем, все мое существо с радостью расслабляется. Это мое любимое время суток – когда я не вполне бдителен и не могу сосредоточиться на своих проблемах. Чтобы добраться до этого места, обычно требуется:

2,5 л пива.

Одна таблетка снотворного.

Трансатлантический перелет.

Или телемарафон. Мы с Зебом однажды смотрели «24 часа»[68], весь третий сезон за один присест. По-моему, у меня образовались пролежни.

И как раз перед тем, как на меня нисходит сон, я осознаю, что сильнейшее чувство в сердце Макэвоя сейчас – одиночество.

Блин.

Я думал, номером один будет страх. Или гнев на всех, кто кидает разводной ключ в движок моего выживания.

Одиночество.

Ха.

– Одиночество, – говорю я «шарпи». – И хто бы удумал?

У меня есть несколько повторяющихся снов, приходящихся примерно на четыре из семи ночей. Три касаются папы и Дублина, и я просыпаюсь в ужасе, потому что бо́льшая часть тамошнего дерьма произошла на самом деле. Четвертый кошмар – мое подсознание, пытающееся проявить деликатность.

Это просто я, взрослый, сижу за партой, рисуя генеалогическое древо всех, кому я причинил какой-либо вред. Ко времени, когда я заканчиваю, генеалогическое древо уже разрослось за пределы бумаги и покрывает стены, моего учителя брата Кэмпиона, ласкает ягодицы моего друга Нэша и приговаривает: «Дэниел далеко пойдет, девочки и мальчики. Он пойдет далеко, потому что отдается работе всей душой. Прилежание – ключ к успеху».

Я пробуждаюсь от этого сна и каким-то образом оказываюсь поперек другой кровати, с «глоком», лежащим у меня на груди.

Вот почему, дамы и господа, я обычно принимаю снотворное.

Значит, деликатность? Что-то не похоже. Чтобы интерпретировать это видение, ученая степень не нужна.

Сев, я одним махом опустошаю целую бутылку десятидолларовой гавайской воды. Она дорогая, зато хотя бы бутылке найдется второе применение.

Я протираю и разбираю «шарпшутер», чтобы винтовка уместилась в кевларовый рюкзак. «Шарпи» не против того, чтобы быть разобранной, она к этому привыкла. «Глок» я тоже прихватываю, а еще парочку дымовых гранат, которые всегда беру просто на всякий случай, но почти никогда не нахожу случая применить на деле. Мне нравится воспринимать эти гладкие цилиндры на ощупь, и уже сами манипуляции с ними помогают мне настроить рассудок на боевой лад, а именно это мне и требуется. Бо́льшая часть моей одежды черная, а кожаная куртка настолько темно-коричневая, что без цветового веера разницу и не углядишь. К счастью, благодаря Джонни Кэшу[69] мужчина среднего возраста «весь в черном» – это круто, так что никто в отеле и бровью не ведет, когда я шагаю через вестибюль с рюкзаком и одетый так, будто собираюсь выпрыгнуть из самолета на высоте семи тысяч футов над Кабулом.

Как и следует ожидать, дом Майка достаточно показушный, с почти как живыми статуями рыжих ирландских сеттеров на столбах ворот и со стеной, вывезенной якобы прямо из Ирландии, как он частенько утверждает, где она была частью нормандской круглой башни. По-моему, это правда, потому что как раз подобную непомерную псевдоирландскую лажу Майк и принимает за патриотизм.

Впрочем, несмотря на все свое величие, это имение – далеко не «Ранчо Скайуокера». Майк не огребает таких бабок, так что резиденция Мэддена – лишь третий дом в этом шикарном тупике. Если будете когда-нибудь разыскивать его, это тот, где почтовый ящик в виде головы лепрекона, и письма отправляются ему в рот.

Готов спорить, соседи Майки любят.

«Бенц» Майка стоит на дорожке вместе с «Приусом» и розовым стретч-лимузином. Надеюсь, лимузин имеет какое-то отношение к биксо-мобилям, которые Майк гоняет по всему Джерси, иначе это может означать, что здесь какая-то вечеринка, а я не стану пытаться вогнать пулю между телами, скачущими в танцевальной зале.

Майк мог купить себе отсрочку приведения приговора в исполнение, сам того не зная.

Но раз уж я пришел, то могу и поглядеть.

Я припарковался на авеню, окруженной деревьями и ведущей в тупик. Уже темно, но света уличных фонарей достаточно, чтобы меня было видно, так что как только я выхожу из машины, моя задача – слиться с тенями могучих дубов и задами пробраться к лепреконову логову Майка.

Обойти дом сзади оказывается раз плюнуть. Я ожидал в отношении безопасности всех девяти ярдов: камер внешнего наблюдения с инфракрасными датчиками движения, а при отсутствии таковых хотя бы большущего дьявольского пса. Ни того ни другого. Наверное, сам дом напичкан сигнализацией по самое не балуйся, но на деле здание и прилегающая территория просто-таки созданы для незаконного проникновения. Уйма кустов и деревьев, за которыми можно затаиться, две больших стеклянных стены от пола до потолка в калифорнийском стиле, опоясывающие дом по всему периметру.