Королева Лебедь. Литовские народные сказки - Народные сказки Народные сказки

Отец взялся за кочергу, мать — за ухват, и уложили волка. Мизинчик выскочил из волчьего брюха цел и невредим, кинулся стариков обнимать. А из волчьей шкуры старушка сшила Мизинчику тулупчик. Поди, и по сей день носит, коли не порвал.

Ветер и дождь

Идет прохожий человек по дороге, ищет, к кому бы в батраки наняться, вдруг слышит — под мостом словно бы борются двое.

Он и сказал невзначай:

— Ну и на здоровье. Пусть их дерутся!

Идет он дальше, и догоняют его два чужеземца. Один и спрашивает:

— Человече, кому ты здоровья пожелал: мне или ему? Думал-думал человек, ничего надумать не мог, — ведь никому из них не желал он здоровья.

— Сказал просто, на ветер.

А это боролись Ветер с Дождем. Вот Ветер и стал похваляться перед Дождем:

— Говорил я тебе, дурень, мне это он сказал «на здоровье». Ладно, пошел человек своей дорогой, а Ветер догнал его и посоветовал:

— Вот что, человече, ступай в такое-то поместье, наймись к барину в батраки, и пускай он только посеет на твою долю три пуры[2] пшеницы, больше ничего не проси.

У барина земли хоть отбавляй, что для него посеять три пуры пшеницы. Ну и срядились. Принялся человек за работу, а барин посеял на его долю три пуры пшеницы. Только когда эту пшеницу сеяли, поднялся Ветер, разнес семена и тремя пурами огромное поле засеял. Взошла пшеница на заглядéнье, растет, словно лес густой.

А Ветру похвастаться не терпится, раззадорился он, полетел к Дождю и говорит:

— Слыхал, каков хитрец человек! Нанялся к барину, срядился за три пуры пшеницы, да этими тремя пурами все поле засеял. А пшеница на загляденье!

Дождь ему отвечает:

— И ладно, что твой человек такой хитрец! А только поднимется буря, побьет градом пшеницу, и ничего от нее не останется.

Испугался Ветер, полетел опять к человеку.

— Человек, а ведь пшеницу твою градом побьет. Продай-ка ты ее барину, хоть по дешевке, хоть за полцены.

Пошел человек к барину и говорит:

— Откупи у меня за полцены пшеницу, куда мне ее девать? Нет у меня ни клети, ни амбара.

А пшеница страсть хороша, барин и купил ее. Только отдал деньги, на другой же день поднялась буря, побило градом пшеницу, ничего от нее не осталось.

Полетел Ветер к Дождю и говорит:

— Слыхал, человек-то каков хитрец! Только продал барину пшеницу, как ее градом побило. Ничего не осталось.

А Дождь ему в ответ:

— Велика хитрость! Продал барину, а теперь пойдет теплый дождичек, поднимется пшеница, лучше прежней будет!

Опять полетел Ветер к человеку:

— Слушай, человек, оправится твоя пшеница, выкупай ее у барина, он за полцены уступит.

На что барину такая пшеница? Он и радехонек, что всучил ее обратно человеку. Только купил человек пшеницу, тут же разведрилось, потом пошел теплый дождичек, стала подниматься пшеница, пошла в рост, урожай лучше прежнего.

Снял человек пшеницу, полную ригу набил.

А Ветер опять перед Дождем похваляется:

— Ну и хитрец человек-то! Полную ригу пшеницы собрал.

— Зато намолотит немного — с каждого посада снопов по мерке.

Летит Ветер к человеку.

— Слушай, человече, суши пшеницу понемногу, сколько снопов ни посажаешь в овин, всего одну лишь мерку намолотишь.

Высушил человек пять снопов, обмолотил, — глядь, одна мерка зерна. Высушил три снопа, обмолотил, и опять одна мерка. Стал он тогда по одному снопу в овин сажать. Высушит сноп — мерка, высушит сноп — мерка опять. Обмолотил всю пшеницу, страсть сколько зерна получилось. Не знает, куда и ссыпать.

А Ветер опять перед Дождем выхваляется:

— Человек-то каков хитрец! Намолотил целую гору пшеницы. Не знает, куда и девать.

Ничего не сказал Дождь, только подумал: «Не пойдет ему впрок. Не я буду, если он отведает пирогов».

— Беда, человече, Дождь, видать, недоброе задумал. Поезжай скорее на мельницу, смели зерно и два пирога испеки — один большой, другой маленький. Отнеси оба пирога на тот мост, где мы с Дождем боролись, и скажи: «Большой пирог Дождю, а маленький — Ветру».

Человек так и сделал. Помирились Дождь с Ветром за пирогами, и перестал Дождь вредить человеку.

Язык зверей

Позвал отец перед смертью своего единственного сына и говорит:

— Тому, кто рассыпает, всегда хлеба хватает.

Сын так и делал. Напечет, бывало, хлеба, принесет на берег моря и сыплет в воду. Сыпал каждый день, покуда зерно не кончилось и у самого хлеба не осталось. Тогда начал он сыпать в море по крошке.

Рассердился за это на него кит, проглотил его и принес рыбьему королю.

Спрашивает рыбий король:

— За что ты его проглотил? Он тебя кормил, покуда было чем, а ты ему за добро злом отплатил.

Усовестился кит и научил человека языку зверей и птиц, а потом вынес его на берег и отпустил, только сперва остерег:

— Коли скажешь кому, что понимаешь птичий и звериный язык, в тот же миг и помрешь.

Идет человек по дороге, устал, прилег отдохнуть. В это время летел мимо ворон с вороненком. Вороненок каркает:

— Я этому человеку брюхо проклюю.

А ворон не велит:

— Не тронь. Знаешь ведь людей — от них добра не жди.

— Нет, проклюю: он уж мертвый.

А человек слушает и все понимает.

Сел вороненок ему на ногу, тюкнул клювом. Человек молчит, не шелохнется. Осмелел вороненок и в живот клюнул, а тут человек — цап! — и схватил сорванца.

Стал ворон бранится:

— Не говорил я тебе — не трогай человека! Вот кабы он тебя отпустил, я бы ему показал, где клад зарыт.

Услыхал это человек и отпустил вороненка, а ворон отлетел малость и сел на камень. Поднял человек этот камень, а под ним пропасть золотых. Ссыпал человек деньги в сумку, домой вернулся, хозяйство поправил, женился и живет себе, поживает.

Пришел он однажды в хлев и слышит разговор козла с волом.

— Чего ты все вздыхаешь? — спрашивает вола козел.

— Поработал бы так целый день, тоже бы вздыхал.

Говорит козел:

— Ладно, я тебя научу. Захворай — и работать не придется. Вот и отдохнешь.

На другое утро глядит хозяин, а вол только пыхтит и не встает.

— Ничего, выздоровеет, — говорит хозяин, — а я покуда на козле попашу.

Пашет хозяин и нещадно лупит козла. Умаялся козел, весь в мыле, и все голову вверх задирает, глядит, скоро ли вечер. Вечером в хлев еле живой притащился да как начнет вздыхать. Спрашивает его вол:

— Что слыхать?

— Да ничего, приятель. Только хозяин нож точит и приговаривает: «Коли вол до утра не выздоровеет, прирежу».

Хозяин в это время был в хлеву и слышал весь разговор. Не удержался он — рассмеялся. Услыхала жена, как муж смеется, и пристала к нему:

— Говори, над чем смеешься! Говори!

— Не могу. Как скажу — в тот же миг помру.

— Хоть и помрешь, а все равно говори, — не отстает жена.

Видит человек, что жена пристала, как репей, и думает:

— Все равно когда-нибудь помирать придется. А ну ее, возьму да и скажу.

Начал человек к смерти готовиться. Наварил пива, напек пирогов, приоделся, умылся и в гроб лег.

Видит пес, что хозяин помирать собрался, он и есть перестал. Откуда ни возьмись, подбежал к нему петух и давай клевать его корм. Начал пес петуха бранить:

— Как же тебе не совестно? Хозяин вот-вот помрет, а у тебя один корм на уме.

А петух отвечает:

— Коли хозяин наш такой дурак, пускай его помирает. Я с двадцатью четырьмя женами управляюсь, а он и с одной не сладит.

Услыхал хозяин слова петуха, да как вскочит из гроба и говорит жене:

— Нет уж, не дождешься, чтобы я ни за что ни про что помер!

Смелый солдат

У одного мужика завелся в овине черт. Ни утром, ни вечером не давал мужику молотить. Только днем и молотил он.

Вот однажды приходит к нему старый отставной солдат и просится переночевать. Хозяин ему говорит:

— Негде у меня ложиться.

— А я в овине лягу.

Остерег его хозяин: в овине, мол, живет черт, как бы не задушил. Солдат сказал, что чертей он не боится, и хозяин оставил его на ночь.

После ужина пошел солдат в овин и лег. Глядь — в печи еще угольки теплятся. Вскоре видит — приперся одноглазый черт. Солдат и спрашивает его:

— Не болит у тебя глаз?

— Болит, да что поделаешь?

Тогда солдат говорит ему:

— Я двадцать пять лет лекарем был — могу тебя вылечить.

Велел он черту сесть перед печью, где посветлее. Поглядел ему глаз и сказал, что в нем воспаление. Чтобы избавиться от болезни, надо принести из Москвы железную палочку, а из Петербурга крепких веревок. Черт пообещал раздобыть, только бы солдат вылечил его.