Королева Лебедь. Литовские народные сказки - Народные сказки Народные сказки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я жив-здоров, — говорит солдат, — а ваши полуночники больше сюда не сунутся.
Угостил его шинкарь на славу, и солдат пошел дальше, взвалив на горб суму с чертями. По дороге зашел в кузницу, положил суму в горн и просит подмастерье:
— Поддувай что есть мочи. Хочу закалить суму.
— Сгорит, — отвечает подмастерье.
— А ты не гляди, знай лишь поддувай.
Тот как начал поддувать, сума раздулась и накалилась докрасна. Выхватил солдат ее из огня, положил на наковальню, да как бабахнет молотом! Побил, побил и опять в горн швырнул; раскалил и опять на наковальню. Черти шебаршатся в суме, пищат, шипят по-змеиному, а солдат с подмастерьем до тех пор били, покуда не лопнула сума. Черти снесли крышу и сбежали в пекло — а сами все хромые, кривые, еле живые.
Прожил солдат на земле, не видя никакого веселья, а там взял и помер. Стал он проситься на небо, да бог его не принял за то, что при жизни не пожелал попасть в рай.
Некуда солдату податься, и отправился он к чертям. Черти страх как испугались, вспомнили злосчастную суму и провалились на самое дно преисподней. Солдат нашел приоткрытую дверку, влез в преисподнюю и опять зовет чертей в карты сыграть.
— Нет, — говорят черти, дрожа от страха. — Ты нас опять в суму загонишь.
— Да на что вы мне, — говорит солдат. — Сыграем хоть на пену с ваших котлов.
Играют они, играют, и солдат опять верх берет, выиграл всю пену с котлов и смахнул ее в свою суму.
Вышел из пекла, вытряхнул всю пену, и очутилась перед ним огромная толпа людей, которых черти в своих котлах варили. Привел их солдат на небо, а привратники заартачились — не впускают. Обозлился солдат, крикнул: «Полезайте в суму!» и всех людей, которых черти варили, в рай впустил. Последним сам шмыгнул и, должно быть, по сей день там живет-поживает.
Старик и черт
Сеял старик у самого леса бобы. Подошел к нему черт и спрашивает:
— Дед, а дед, что ты сеешь?
Дед отвечает:
— Бобы сею.
— А как мы эти бобы поделим? — спрашивает черт.
Дед отвечает:
— Тебе корешки, а мне вершки.
Поспели бобы, старик собрал стручки и увез домой, а черту корешки оставил. Пришел черт, собрал корешки и ничего не намолотил.
На другой год приехал старик в поле репу сеять. А черт тут как тут. Пришел и говорит:
— Теперь тебе корешки достанутся, а мне вершки.
— Ладно, — согласился старик.
По осени черт скосил ботву, а старик выкопал репу и увез домой. И опять черту ничего не досталось.
Наступил третий год. Приехал старик горох сеять. Черт пришел и спрашивает:
— Дед, ты что сеешь?
— Горох сею.
— А как делить его будем? — спрашивает черт.
Старик и говорит:
— А вот будет лед, тогда и станем делить. Я буду веять, а ты подбирать.
Пришла зима, обмолотил старик горох. Явился черт на дележ. Старик веет горох на льду, а черт ловит его, ловит, — ни горошины не поймает. Притомился черт, бросил подбирать, и только лес загудел, как он от старика сбежал. А тот смел горох со льда и привез домой.
Так старик черта надул.
Мизинчик
Жили старик со старухой. Детей у них не было, и они сильно горевали, что некому будет кормить их на старости лет, некому будет за ними приглядывать. Однажды пошла старушка к соседке и пожаловалась на свое горе.
Соседка говорит ей:
— А ты отруби мизинец с левой руки да закинь на печь, и завтра же будет у тебя ребенок.
Старуха так и сделала. Наутро старик ушел пахать в поле, а старуха поднялась пораньше, стала завтрак варить, блины печь, а сама все вздыхает:
— Вот и блинков старику отнести некому. Кабы сынок у меня был, хоть с мизинчик ростом!
Только сказала это — слышит, что-то в хворосте зашуршало, и спрыгнул с печки мальчик с мизинчик ростом.
— Дай, матушка, я отнесу.
— Куда тебе, дитятко… Еще колосья глаза выколют.
— Не выколют.
— Да ты вон какой махонький, как же понесешь?
— Положи мне на голову каравай, на него миску с блинами, а на миску кувшинчик поставь.
Завязала старуха в узелок миску с блинами, положила на голову Мизинчику каравай хлеба, а на него блины и кувшинчик поставила. Как побежит Мизинчик к старику, и не догнать его. Бежал-бежал и на лужу наткнулся.
— Матушка! — кричит. — Озеро!
Снял Мизинчик с головы миску, влез на нее, ложкой грести стал, так и переплыл лужу.
Побежал дальше. Добегает до пашни и кричит отцу:
— Отзовись, батюшка, где ты? Больно уж лес густой, не видать тебя.
Оглянулся старик, а никого нет. Только видит — идет полем кувшинчик и каравай хлеба. Добежал Мизинчик до борозды и кричит:
— Я, батюшка, твой сын, Мизинчик, завтрак тебе принес.
Только принялся отец за еду, Мизинчик и говорит:
— Покуда ты ешь, я попашу.
— Где тебе пахать, такому малышу? Не послушаются тебя лошади.
Влез Мизинчик в ухо лошади и знай покрикивает: «Но-о, гнедой, но-о, вороной!» Лошади и слушаются. Пашет Мизинчик, поет да посвистывает, так что на все поле слышно.
Отец блины ест, а сын пашет, да получше отца, пожалуй. Лошади ведут борозду, а пахаря не видать. Ехал мимо барин в карете шестеркой, видит, лошади сами пашут, а мужик сидит, завтракает.
Спрашивает барин:
— Эй, мужик, что это за лошади у тебя — сами пашут?
— Это не лошади, это мой сын пашет.
— Где ж он? — удивляется барин.
— У лошади в ухе сидит.
— А не продашь его?
— Не могу, — говорит отец, — один он у меня.
Только услыхал это Мизинчик, прыг из лошадиного уха, подбежал к отцу, вскочил ему в ухо и шепчет:
— Продай меня, батюшка! Пускай он меня деньгами засыпет. Я все одно убегу.
— Ладно, барин, засыпешь его деньгами, тогда и продам, — говорит отец.
«Такого малыша, — думает барин, — и трешником прикроешь».
Высыпал он кошель медяков, а Мизинчик — скок — и наверху очутился. Высыпал другой — Мизинчик скок — и опять наверху. Барин целую кучу денег насыпал, а Мизинчик все наверху. Наконец охапкой сотенных накрыл. Взял тут барин Мизинчика, посадил себе на шляпу и едет.
Наступила ночь, дождь пошел. Остановился барин в лесу лошадей покормить. Мизинчик выскочил из кареты, укрылся под грибом-боровиком и стоит. Хватился барин Мизинчика и ну кричать:
— Мизинчик, где ты?
— Под боровиком.
— Ступай сюда!
— Найди меня, тогда и приду.
Искал его барин, искал, так и не доискался. Поехал домой без Мизинчика. В ту пору шли лесом воры, и сговорились они барина ограбить. Вдруг слышат из-под боровика голосок:
— А я видал, где у барина орехи и деньги лежат. Возьмите меня с собой, я в окно влезу и все вам подам.
— Ладно, — говорят воры, — полезай в карман, мы тебя отнесем.
Пробрался Мизинчик сквозь щелку в клеть и закричал во все горло:
— Эй, воры, что брать, деньги или орехи?
— Тише ты, замолчи! На что нам орехи? Деньги бери, деньги!
Проснулся барин, услыхали все дворовые, спустили собак и прогнали воров. Отворили клеть, а там никого нет. Мизинчик залез под стреху в солому, его и не видать. Утром идет ключница за салом, а Мизинчик кричит:
— Не трогай, мое это сало!
Испугалась ключница и убежала. Пришел за салом сам барин, а Мизинчик все кричит:
— Не трогай — мое это! Не трогай — мое это!
Как тут быть? Содрал барин с крыши всю солому, отнес в хлев и бросил корове. Корова жевала-жевала и Мизинчика вместе с соломой сжевала.
Пришла девка корову доить. Только уселась, а Мизинчик как закричит из коровьего брюха:
— Не дои, а то залягаю!
Испугалась девка. Пришел барин, и тот испугался. Надо корову резать. Зарезали. Требуху девка принесла полоскать на речку, а сама вернулась за ноговкой. Вдруг, откуда ни возьмись, волк. Хвать — и съел всю требуху. Попал Мизинчик в брюхо волку и кричит:
— Волк, волк, куда меня несешь?
Почудилось волку, что человек за ним гонится, он с перепугу как побежит, прямо земля под ногами дрожит. Бежит волк мимо овец, а Мизинчик опять кричит:
— Пастухи, пастухи, волк к овечкам подбирается!
Схватились пастухи за палки и отогнали волка.
Стало волку невтерпеж: ведь столько дней не ел, вконец отощал.
— Мизинчик, Мизинчик, куда мне тебя девать? — жалуется он.
— Неси меня на батюшкин двор.
Отнес его волк на отцов двор.
— В избу неси, — говорит Мизинчик.
Дверь была отворена, волк и шмыгнул в нее. Мизинчик как закричит:
— Матушка, батюшка, волк в избу забрался!
Отец взялся за кочергу, мать — за ухват, и уложили волка. Мизинчик выскочил из волчьего брюха цел и невредим, кинулся стариков обнимать. А из волчьей шкуры старушка сшила Мизинчику тулупчик. Поди, и по сей день носит, коли не порвал.