Честь - Трити Умригар

В тот же день я подала заявку на дополнительную смену.

В воскресенье работали лишь несколько человек; бригадир закрыл ставни в половине зала и пересадил нас в другую половину. Все искали место, и Абдул сел рядом со мной. Никто не обратил внимания. Кроме меня, конечно.

Поначалу мы так радовались, что сели рядом, что то и дело поглядывали друг на друга. Потом работа заспорилась, и пришлось сосредоточиться на шитье. По нашим лицам струился пот, но мы не могли даже сделать паузу и вытереть его. Сердце мое пело, как радиоприемник, и я боялась, что все услышат, как оно выкрикивает имя Абдула. Но, оглядевшись, поняла, что никто на меня не смотрит; все спешили выполнить норму.

В тот вечер я ушла с фабрики с небольшой группой женщин, но те одна за другой свернули с главной дороги в свои деревни. Осталась только я. Я остановилась и глянула через плечо. Абдул тоже остался один. Он ускорил шаг и нагнал меня, но пошел по другой стороне узкой дороги, почти вплотную к канаве. Оттуда он окликнул меня.

— Тебя зовут Мина! Я знаю.

Мое сердце затрепетало. Я запахнула дупатту, пряча лицо.

— Меня зовут Абдул. Ты, наверное, помнишь?

Я не ответила.

— Я из Бирвада. Отец мой умер. Живу с амми и младшим братом.

К нам приблизился мужчина на мотоцикле, и Абдул замолчал. Когда велосипедист проехал, он сказал:

— Прошу, не пойми меня неправильно. Хочу сказать тебе… Ты очень красивая.

Я отвернулась.

— Я не хочу тебя оскорбить. Я тебя очень уважаю. Вижу, как ты добра, как помогаешь другим на работе. Прошу. Я не такой, как другие мужчины.

Я ничего не ответила.

— У тебя есть родные? Кроме сестры? Ее зовут Радха, верно?

Я молчала. А потом, как дожди в сезон муссонов, изо рта хлынули злые слова.

— У меня два брата. И они побьют меня, если узнают, что я разговаривала с мусульманином.

Он так надолго замолчал, что я уж решила, что он свернул в поля, что простирались по обе стороны от дороги. Я слегка повернула голову, чтобы проверить. Нет, он все еще шел по противоположной стороне дороги, склонив голову. Потом он вдруг посмотрел на меня, и наши взгляды встретились. Его взгляд прожег меня насквозь, горячий, как земля под нашими ногами.

— А есть ли разница? — спросил он. — Мы оба из Индии, так? Мама Индия дала нам жизнь, разве нет?

Он не сердился. Скорее в его словах была печаль, как в звуках одинокой свирели в ночи. Но в ту минуту вся моя жизнь изменилась. Убеждение, которого я придерживалась всю жизнь, дало трещину, и когда я заглянула внутрь, то увидела там пустоту.

— Я так не считаю, — ответила я. — В это верят мои братья.

Нам навстречу шли мужчина и маленький мальчик, и мы снова замолчали. «Салаам, как дела?» — поприветствовал отца мальчика Абдул, и тот кивнул. Мы приближались к ответвлению дороги, которое вело в его деревню, и я замедлила шаг. Когда мужчина с ребенком отошли на приличное расстояние, Абдул сказал:

— Взгляни направо. Там маленькая тропинка, она ведет к реке. Если хочешь, можем пойти туда на несколько минут и спокойно поговорить. Там нас никто не увидит.

Сердце сжалось от страха. Что я такого сделала, что этот мужчина решил, будто я из тех женщин, что ходят с незнакомцами к реке? Я взмолилась, чтобы земля поглотила меня целиком в тот самый миг и час.

— Мина-джи, — сказал Абдул, — прошу, не сочти за оскорбление. Я знаю, что ты благочестивая девушка. И прошу пойти со мной лишь потому, что хочу открыть тебе свое сердце.

Я пошла быстрее; мне не терпелось скорее уйти оттуда.

— Пожалуйста. Даже если откажешься, не держи на меня зла. Я не хотел проявить неуважение. Я скорее свою амми обижу, чем тебя. Прошу, поверь.

Я молчала и шагала дальше. Прошла мимо маленькой тропинки, где он просил меня свернуть направо. Вскоре он оставит попытки, и я пойду домой одна.

Домой. Я представила нас вчетвером за ужином: Радха, злая, что опять просидела весь день дома. Арвинд, как всегда пьяный. Говинд и его бесконечные жалобы на все на свете. Я увидела нас в убогом доме, за едой, купленной на наши с Радхой деньги; представила, как мне вновь и вновь приходится терпеть оскорбления Говинда и его издевательства. Говинд так и не простил нам с Радхой, что мы не подчинились его приказу. Я ощущала на себе всю тяжесть его гнева.

Я остановилась. Развернулась, пошла назад и остановилась у тропинки, ведущей к реке. Абдул издал тихий радостный возглас, но я не обратила внимания.

А потом, не глядя в его сторону, свернула на пыльную тропу и пошла навстречу своему взлету и падению.

Глава двадцать первая

Мохан предложил поехать на море. Ступая босыми ногами по песку и подставляя лицо порывам ветра, Смита чувствовала себя свободной, словно у нее было больше общего с птицами на взморье, чем с женщиной, которая всего пару часов назад рыдала в ванной.

— Спасибо, что привез меня сюда, — сказала она.

— Не за что, — ответил Мохан.

— Почему тут так пустынно? — спросила она, оглядевшись. — Мне казалось, в Индии везде толпы людей.

— Они придут, когда стемнеет, — ответил Мохан. — Парочки ходят сюда обниматься.

Она рассмеялась и посмотрела на него; его лицо сияло в оранжевом закатном свете. Он закатал рукава рубашки до локтей, а его стопы были коричневыми, как песок.

— Давай присядем.

— Давай. — Они отошли подальше от воды, сели на корточки, стали смотреть, как солнце опускается в море, и слушать завораживающий плеск волн, смывающих воспоминания о прошедшем дне.

Смита удивленно вздрогнула: что-то ударило ее по спине. Она обернулась. Трое мальчишек спрятались за большим валуном; они хихикали и бросали в нее камушки.

— Поцелуйчики, — сказал один, скривился в гримасе, задвигал бедрами и выпятил губы. Поднял руки и изобразил объятия. Он так старательно изображал целующуюся парочку, что Смита рассмеялась, несмотря на раздражение. Но это лишь раззадорило самого младшего из ребят; тот наклонился и взял новый камень.

Тут Мохан встал и пригрозил мальчишкам кулаком.

— Саала, идиоты! — рявкнул он. — Хотите, чтобы я вызвал полицию?

Мальчишки бросились наутек, но, судя по смеху, не восприняли всерьез угрозу Мохана. Отбежав на безопасное расстояние, они оглянулись и зачмокали губами. Мохан двинулся в их сторону, и они убежали.

Он повернулся к Смите.

— Извини, — сказал он, — они безобидные.

— Мохан, необязательно извиняться за