Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри

за свекром, страдающим высоким давлением и регулярно ругающимся с небесами. Она просила миссис Пастакию очень точно описать симптомы, если только уже не замечала следы болезни на лестнице или на террасе, и самым доверительно-вдохновляющим голосом давала совет: «Две таблетки энтеровиоформа три раза в день». Или: «Одну таблетку сульфагуанидина растолочь в ложке воды с сахаром», – потому что эта таблетка была большой и имела вкус чрезвычайно горького мела. Опыт, приобретенный с Сохрабом, Дариушем и Рошан, научил ее, как именно какие таблетки лучше скармливать детям.

Густад не одобрял ее добрососедской медицинской деятельности. Рано или поздно, говорил он, ее бесплатные советы начнут восприниматься как вмешательство, отнимающее заработок у врачей. Но Дильнаваз отвечала: если кто-то вынужден экономить на счетах за лечение, то ее долг этим людям помочь.

Она с нетерпением ждала, пока Густад разворачивал пакет с книгами и ровно наматывал бечевку на катушку из своего стола, перекладывая ее из одной руки в другую.

– А ты не хочешь сначала посмотреть, что прислал Джимми? – спросила она.

Он улыбнулся с явным видом превосходства.

– Всему свое время, – сказал он и извлек из пакета Платона. – Какая чудесная книга. – Он протянул ей «Диалоги», а потом одну за другой остальные книги. Едва взглянув, она клала их на стол.

Пакет от майора был развернут в той же дотошной манере. Под слоем коричневой бумаги открылся черный пластик, плотно обмотанный скотчем. Густад попытался разорвать его, недооценив его крепость, потом пошарил в столе в поисках перочинного ножа и заметил стоявшего под окном Темула, который лихорадочно махал рукой, спрашивая: «Что это?»

– ГустадГустадпетицияпожалуйстапетиция. Подписатьподписатьпетициюпожалуйста.

Густад вспомнил: он на целую неделю забыл о петиции, оставленной на письменном столе.

– А ты обошел уже всех соседей?

– ГустадГустадтыподпишипервй. Тыпервыйтогдаивсе. Скажусмотритесмотрите ГустадНоблподписал.

Темул прав, подумал Густад, люди всегда боятся ввязываться во что-то первыми.

Подписанную петицию Темул принял, просияв всем своим доверчивым лицом так, будто это был волшебный трофей.

– ГустадГустадспасибо. – Он прижал палец к губам: – Тихотихо. Нешуметьнешуметь.

– Ш-ш-ш-ш, – Густад ответил ему тем же жестом.

Темул пришел в восторг от их «безмолвного заговора» и удалился под нескончаемое хихиканье.

– Оченьтихооченьвкуснооченьвкусныйсок.

Улыбаясь, Густад возобновил борьбу со скотчем.

– Бедный парень. Что с ним будет, если что-то случится с его братом, страшно представить. А почему он упоминал какой-то вкусный сок?

Дильнаваз пожала плечами.

– Все жалеют бедного парня, но все обращаются с ним как с сумасшедшим. Никому в голову не придет найти ему какую-нибудь простую работу. – Куча оберточной бумаги напомнила ей о недавней досаде. – В этом доме и так полно мусора, а ты приносишь все новые книги. – Он разрéзал последнюю полоску скотча и начал разворачивать черный пластик, которым пакет был обернут в четыре слоя. Дильнаваз продолжила свою филиппику: – При таком количестве хлама я не могу как следует убирать и пылесосить, да еще эта черная бумага на окнах и вытяжных решетках. Бог знает, когда…

Пластик соскользнул на стол, и она вмиг замолчала, не закончив фразы. Пачки банкнот достоинством в сто рупий, сложенные аккуратными стопками, предстали их взорам. Хрустящие новенькие бумажки с блестящей защитной нитью, в банковской упаковке, каждая пачка запечатана коричневой бумажной лентой.

Дильнаваз первой снова обрела дар речи:

– Что это? Я хочу сказать: что это значит? Это не может быть ошибкой?

При виде такой кучи денег у Густада отвисла челюсть. Постепенно его взгляд стал снова различать окружающее, скользнул по выходящему во двор тускло освещенному окну, в котором виднелся открытый так же широко, как его собственный, рот Темула, глядевшего на маленькую гору денег. Это вывело Густада из оцепенения. С рыком он захлопнул окно, отрезав Темулу доступ к зрелищу, от которого глаза его сияли так же жадно, как в тот день, когда он увидел обнаженную куклу.

III

Густад сообразил, что недостаточно просто закрыть окно. Он бросился к двери. Темул, все так же открыв рот, стоял на месте.

– Иди сюда! – Грозный тон действия не возымел; Густад попробовал еще раз, мягко, задабривающе: – Подойди ко мне, Темул, подойди. Давай поговорим. – Но Темул стал испуганно пятиться. – Хорошо-хорошо, – сказал Густад, сложил свой перочинный нож и опустил его в карман так, чтобы Темул это видел. – Все. Никакого ножа. Теперь подойдешь?

– ЛадноладноГустад. Идуидуиду. – Он стал приближаться, переваливаясь и спотыкаясь. – ГустадГустадкуринаяшея. – Он провел пальцем по шее от уха до уха и вздрогнул. – ПожалуйстаГустаднемояшея.

– Не болтай глупостей, Темул. Нож – это чтобы открыть пакет. – Он улыбнулся, и Темул улыбнулся ему в ответ. – Ты помнишь, что ты видел сейчас в окно?

В страшном возбуждении Темул принялся очерчивать руками в воздухе высокие горы.

– Деньгиденьгиденьги. Такмноготакмноготакмногоденег.

– Ш-ш-ш! – Густад уже пожалел, что задал этот вопрос, и стал озираться, нет ли кого рядом. Потом, приблизив свое лицо вплотную к лицу Темула и возвышаясь над ним, прошептал: – Говори тихо.

Темул съежился, но, вспомнив, что они с Густадом заговорщики, расплылся в улыбке и прижал палец к губам.

– ТихотихоГустад. Рошанспитнешуметь.

– Да. Правильно. А теперь слушай. – Темул энергично кивнул. – То, что ты видел, – наш с тобой секрет. Твой и мой. Хорошо?

– СекретсекретГустадсекрет.

– Да. Секрет – это значит, что ты никому не должен о нем рассказывать. Никому не говори о том, что ты видел.

– НикомуникомуГустад. Секретсекрет.

– Да. – Он снова проверил – двор был пуст. – А за то, что ты будешь хранить секрет, я дам тебе одну рупию.

Глаза у Темула зажглись.

– ДададаГустадоднарупияоднарупиясекретсекрет. – Пока Густад открывал бумажник, он протянул руку.

– Помни. Никому. – Густад вложил ему в ладонь рупию.

Темул осмотрел ее, повертел так и эдак, поднял к свету, понюхал, потом расплылся в улыбке и начал чесаться.

– ГустадГустаддведверупии. Секретпожалуйстадверупии. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста.

Густад снова достал бумажник.

– Ладно. Две рупии. – Потом он положил руку Темулу на плечо и сказал угрожающим, как он надеялся, шепотом:

– Две рупии за то, чтобы ты никому не говорил. Ты ведь знаешь, что будет, если ты забудешь? Если проговоришься.

Улыбка исчезла с лица Темула. Он попытался вывернуться, но стальная хватка удерживала его плечо. Он изо всех сил замотал головой из стороны в сторону, словно от того, насколько энергично он это делал, зависело спокойствие Густада.

– Если забудешь, я схвачу тебя вот так, – он перенес хватку с плеча на затылок дрожавшего Темула, – достану нож, – свободной рукой он пошарил в кармане, – и открою его, – он зубами извлек лезвие, – вот так. – Зрелище блестящих белых зубцов на сверкающем лезвии было зловещим. – А потом перережу тебе горло, как гоасвалла перерезал его курице. Вот так. – Из предосторожности прикрыв острие пальцем, он провел ножом возле горла Темула, от уха до уха. Темул начал подвывать, и