Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

Показалось?

Подобравшись поближе к его голове, она склонилась над его лицом.

У нее не было кинжала, чтобы проверить, запотеет ли лезвие, поэтому она уставилась на снег. Ничего не произошло, и Авалон расслабилась, убедив себя, что ей действительно показалось. Однако как только она собралась отползать, несколько снежинок, подхваченные слабым выдохом, вспорхнули вверх и, кружась, снова упали.

Он жив!

Авалон колебалась недолго. Как только в ее сердце вспыхнула надежда, она уже поняла, что потащит его за собой. Он был ей нужен, чтобы выполнить миссию. Конечно, убеждала она себя, только для этого. Но сколько бы она ни повторяла мысленно наставления Каталины, которые привели ее к катастрофе, правда все равно проглядывалась между строк. Авалон боялась остаться одна. Она боялась, что монстры нападут снова, и тогда магия будет бесполезна. Одна она не справится. Горлойс был ей нужен. Ей был нужен защитник.

Закусив от усилия треснувшую на морозе губу, Авалон тащила его, схватив под мышки, по глубокому снегу, застревая то тут, то там. Она выкапывалась, разгребая сугробы руками, и продолжала идти, чувствуя, как слабеет эффект от граната. Глаза опять зачесались, а тепло утекало из тела, точно вода из пробитой бочки. Она тянула и падала, снова тянула, снова падала и разбивала ладони. Ветер гонял по огороду вихри пыли и рыхлого снега, сыпавшегося за шиворот.

К моменту, когда Авалон дотащила Горлойса до леса, она выдохлась. В очередной раз оступившись, разбив колено и разодрав платье до бедра, она опустилась на четвереньки и заплакала. Слезы на этот раз были горячими, как ее отчаяние. Она рыдала в голос, кляня все на свете. На кой Князь она вписалась в эту авантюру? Зачем решила помогать подруге, которая, оказалось, ей вовсе не подруга? Зачем она вообще тогда в детстве проглотила те зерна? Они привели ее скользкой дорожкой прямо к сегодняшнему дню, к теперешнему моменту, когда она на волосок от смерти. Ее тело ведь даже не найдут! Его пожрут монстры и растащат внутренности по разным сторонам света. Впрочем, кому сдалось ее тело? Все ее родные погибли от рук инквизиции. Инквизиции короля, которого она спасает только для того, чтобы не остаться один на один со своим одиночеством и беспомощностью.

Я не могу больше. Не могу. Пусть все закончится, Персена!

Посиневшая кожа на ладонях потрескалась и пошла волдырями. Кончиков пальцев она уже совсем не чувствовала. Ноги, немного согретые сапогами, онемели и с трудом сгибались.

Я не хочу.

Но ведь у нее был Бас… И Хорхе, который был так добр к ней. Да даже Каталина, несмотря на то, что зависела от Дубового Короля, все равно заботилась о ней долгое время. Вся Трастамара пострадает, если она сейчас не продолжит идти. Пусть ковен готов был пожертвовать ее счастьем, она не могла пожертвовать целой страной.

Только заслужили ли они получить выгоду от ее страданий тогда, как она не получит ничего?

Авалон рыдала, давясь слезами, до тех пор, пока не охрипла и не посадила голос. Дав волю страданиям, она утерла сопли, больше размазав их по лицу одеревеневшими руками, и запихала в рот еще одно зерно граната. Она больше не сможет нормально колдовать из-за того, что не ощущает пальцы, но хотя бы немного согреется. Магия в скором времени потребует с нее кровавый долг, однако Авалон понимала, что по-другому не сойдет с этого места.

Ее замедлившееся сердце забилось ровнее и быстрее, внутри стало чуть теплее, и Авалон поднялась. Схватив Горлойса за дублет, она потащила его дальше. На снегу после него оставался кровавый след.

Когда впереди из-за деревьев показалась хижина, Авалон едва снова не расплакалась. Только теперь от облегчения. Она бросила Горлойса на берегу и осторожно зашла на лед, проверить, выдержит ли он двоих. Под ногами опасно затрещало, и Авалон испуганно замерла. После чего плавно опустилась на колени и оперлась ладонями о лед. Треск медленно прекратился, будто потревоженное животное снова нехотя вернулось ко сну.

Переведя дыхание, Авалон вернулась к берегу и потянула за собой Горлойса. Она старалась двигаться неспешно, равномерно распределяя вес, но каждый раз желудок ее сжимался до маленькой горошины, когда из глубины озера раздавался предупреждающий рокот. Если лед под ними проломится, темный зверь воды их поглотит, и они больше не выберутся.

До хижины было рукой подать, но эта дорога заняла едва не больше времени, как ей казалось, чем от Трастамары до лагеря инирцев. Нельзя было рисковать. Только не теперь, когда до берега каких-то жалких пару шагов.

Авалон переползла на землю первой и едва сдержалась, чтобы не поцеловать ее. Она нервно рассмеялась, отчего губы еще больше потрескались и закровили, но ей было все равно. Поднявшись на трясущихся ногах, она с наслаждением выпрямилась и постояла так несколько мгновений, вглядываясь в лес по ту сторону озера. Никаких алых огней и шороха. Вернувшись за Горлойсом, Авалон затащила его за руки на берег. Убедившись, что он не соскользнет обратно на лед, она обошла хижину и спешно остановилась, когда увидела открытую дверь. Перед ступеньками, ведущими внутрь, валялся растерзанный труп человека. Снег пропитался кровью. Кишки тянулись, как размотанные нитки на катушках, которыми поиграл шаловливый кот. Разбросанные органы еще не до конца промерзли, что говорило о недавней смерти.

Авалон сглотнула горькую слюну.

Она уже видела внутренности людей. Она видела кровь и убитых людей. Она была вместе с Аурелой, когда та вскрывала трупы. Но Авалон никогда не видела последствий атак диких монстров. Они нападали не как животные, ради пропитания, а как люди: с единственной целью — насладиться самим процессом.

Авалон буквально заставила себя сдвинуться с места и приблизиться к трупу. Егерь, так она решила, лежал на спине, раскинув руки и устремив блеклые глаза к небу. Возможно, он верил в Князя. В этого жестокого бога, который считал, что смысл жизни паствы в их страданиях.

Тогда ты удостоишься чести на том берегу.

Она закрыла ему глаза. Ресницы щекотно коснулись ее кожи, и холодные веки навсегда потушили мертвый взгляд.

В Трастамаре покойников чаще всего хоронили, чтобы в жаркие месяцы не успевала распространяться никакая зараза. Честь быть сплавленным в лодке к берегу Персены принадлежала только знатным людям. Но ни того, ни другого Авалон не могла предложить этому несчастному человеку.

Она перешагнула через его труп, мучаясь чувством вины, и осторожно вошла в хижину, выставив перед собой руки. Это в любом случае не помогло, если бы здесь засел в засаде монстр, но она сомневалась, что чудищам свойственна такая хитрость. Убедившись, что внутри пусто, Авалон вернулась за Горлойсом и, подхватив его под мышки, втащила внутрь. Его босые ступни проскользили по кровавому снегу, случайно задели лицо егеря. Пятки трижды стукнулись о ступеньки.

Бросив извиняющийся взгляд на труп, Авалон с лязгом закрыла дверь и задвинула внутреннюю щеколду. Было что-то неправильное в том, чтобы оставлять хозяина дома снаружи с растерзанным брюхом, но она сосредоточилась на своих действиях.

Сквозь заколоченные окна пробивался жидкий серый свет, падая на пол и стены тонкими полосами. Небольшая, низкая хижина, больше похожая на погреб, чем на жилое помещение, была полна старой соломы на полу, терпких запахов залежалых вещей и ножей для разделки мяса.

Проверив, что Горлойс еще дышит, Авалон принялась искать огниво. Нашарив его на полу у связки поленьев, она дважды чиркнула им, выбивая искры, и, едва шевеля пальцами, перенаправила искры на угли в камине. Мягкий красный цвет озарил ее платье, и драгоценные камни ожили: карминовые, мареновые, тициановые и розовые блики запрыгали по комнате, словно порхающие бабочки. Авалон подняла с пола пучок соломы, которая здесь использовалась как настил, и бросила на угли. Огонь возродился и превратился из струйки дыма в языки пламени: оранжевые плясуньи закружили на каждом стебельке соломы. Вытянув из связки несколько поленьев, Авалон аккуратно сложила их поверх тлевших углей и растопки. Она могла бы призвать огонь во всю мощь и сразу поджечь толстые поленья, но боялась. Магия всегда требует в уплату тело, его здоровье. Если ты просишь силы, магия даст ее тебе, а потом заберет троекратно.