Светлолесье - Анастасия Родзевич

– Но червенцы уже ищут вас, – мрачно договорил Фед. – Вот поэтому я и просил тебя, Лесёна, вести себя тише!

Я поежилась и показала на обугленные таблицы.

– Тогда нам тем более надо вернуть недостающие части.

– Обойдемся без колдовства в этот раз, добро?

– Фед, это вопрос?

– Я сказал – без колдовства.

Я перевела взгляд на Минта. Он молчал, но весь его вид выражал полное согласие с наставником.

– Как вам будет угодно, – сказала я и кинула таблицы Минту. Тот поймал, но вдруг вскрикнул и схватился за грудь.

Мы с Федом быстро оказались рядом: наставник нырнул за ворот, а я принялась развязывать узелки на рубахе.

– Ты ранен?

– Нет… не совсем. – Минт попытался отстранить мои руки, но безуспешно.

– Он хуже, чем ранен, – донесся голос Феда. – Покажи.

Минт поморщился и отвел в сторону ворот.

– Знаете… Таблицы были не единственным, что я едва унес с той поляны, – сказал он хрипло.

Я едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. То место, куда вчера Колхат-оборотень ранил Минта, покрылось черной коркой и серыми струпьями.

12

Незваные гости

Рану окружали синяки всех оттенков лилового. Но пугало не это, а багровые наросты, которые шипами выпирали из посеревшей треснувшей корки. На миг в комнате повеяло холодом, хотя ставни были заперты и дверь никто не открывал. Более того, никто и не заметил ветра. Только оберег, кажется, немного потеплел.

Но ни то, ни другое хорошим знаком не было.

– Выглядит паршиво. – Фед еще раз заглянул под рубаху Минта. – Почему ты молчал?

– Да как-то не до того было. – Наемник скривился. – И вот что странно, почти не болело весь день. Я корпией утром замотался да и забыл.

Всполох золотистого пламени, исцеляющая руна, скользнула и исчезла внутри раны. Но Фед остался недоволен.

– Нужен лекарь. Что это? Что за черная плесень?

– Скорее уж колдовская дрянь.

Они еще что-то говорили, но меня не покидало ощущение, что с этой коростой обычному лекарю не справиться. Странный холод до сих пор чувствовался в комнате. Сил Феда в облике ящерицы оказалось недостаточно для исцеления.

– Эта рану нанес оборотень Драурга, – сказала я. – Нам нужен лекарь-колдун.

– И много ты знаешь лекарей-колдунов? – Минт опустил рубаху и принялся наматывать кушак, при этом пальцы у него слегка дрожали.

На миг передо мной предстало видение с поляны: охваченный гнилостной чернотой Колхат – уже не человек и еще не мертвец – порождение злой воли неведомой силы.

– Немного, – выдохнула я. – Но кое-кого знаю.

В тот миг я готова была бросить все и уехать из Линдозера, но…

– В Обитель не поеду. – Минт сверкнул глазами. – Я уважаю вас с Федом, но больше никто из колдунов ко мне не прикоснется. Или я вылечусь обычными способами, или…

– Не говори так!

– Будет тебе лекарь. – Фед забрался к нему на плечо. – Идем. Оборотень это был или нет, но нам нужен опытный взгляд.

Слова наставника притупили мое беспокойство, но все равно оно оставалось острым. Похоже, все забыли, что Колхат смыслил в заморских ядах.

– Он мог отравить тебя прикосновением!

– Тогда тем более нет времени на разъезды. – Минт пересадил Феда в рукав, всем своим видом показывая, что готов к выходу.

Я вздохнула. Если эти двое уговорились, то препятствовать было бессмысленно.

Когда мы выбежали из корчмы, оказалось, что на улице настал вечер. В какую сторону податься? Выбор невелик. На окраину, где у старой мельницы жил травник, или в центр, где людей было больше, а с ними и возможностей отыскать помощь.

– Вы помните, как идти к Дану? Вроде туда, да?

– Нет, поищем кого-нибудь другого. Травник и без того насмотрелся лишнего, – отрезал Минт. – И сам он какой-то странный.

– Но…

– Нет! – рыкнул он.

Я вздохнула, но перечить не стала. Минт также решительно отверг идею спросить совета у хозяйки «Тельца», и нам ничего другого не оставалось, как пойти вверх по улице, в центр.

С заходом солнца с полей в Линдозеро возвращались работники и хлебопашцы. Они проходили мимо нас, отводя взгляды, но вскоре нам встретилась благообразная старушка, которая сидела на лавке у избы. Рядом квохтали рябые несушки и рыл землю петух с куцым хвостом.

– Здравы буде, матушка, – сказала я первой. – Что поделываете?

– Вяжу, милая, – ласково ответила старушка, присматриваясь к нам подслеповатыми глазами. Но вопрос о лекаре переменил ее в лице.

– Лекарь? Какой лекарь? – воскликнула она. – Нет у нас его! Вот была бабка Фердунья, нашей корчмарихи мать, да зим пять назад как к предкам отошла. У княжа хороший зелейник, говорят, а у нас только так, своими силами.

– А травник, что живет на краю города? Возле старой мельницы?

– На мельнице с войны никто не живал! Хозяин злой, как сто чудней был, посему и на ту сторону нехорошей дорогой ушел. Тьфу.

Я представила перед мысленным взором спокойное, чуть хмурое лицо молодого мужчины с ясными серыми глазами.

По коже пошли мурашки.

– Что с ним сталось? – спросил Минт.

– А не знает никто. Соседи нашли возле леса окоченевшим, с перекошенным от крика лицом, не к ночи будет сказано!

Мы стояли возле ограды в тягостном молчании.

– Идемте, – молвил Минт.

Он шел впереди и подергивал плечами, явно злился. То ли сам на себя, то ли на весь мир, то ли на колдунов, и меня это злило тоже, потому как его упрямство всячески мешало нам. Но одно было хорошо: Минтовы рваные движения кое-кого мне напомнили.

– Просветитель! – воскликнула я. – Спросим его, где найти лекаря?

– Ну уж нет! – ожидаемо начал сопротивляться наемник, но меня поддержал Фед.

– Согласен.

– И не будет выглядеть странно, – добавила я и, не дожидаясь ответа, направилась к мунне.

– Что я слышу, – пробормотал Минт, догнав меня. – Ты предлагаешь просить помощи у жреца?

– Что-то больше желающих не предвидится, – с досадой произнесла я, когда от нас снова шарахнулась семья линдозерцев.

– Быстрее. – Мы тоже прибавили ходу. Даже ветер усилился и будто бы подгонял, дуя в спину.

Вскоре мы вышли к мунне. Приметный купол возвышался над крышами теремов, словно маяк, и на площади перед мунной собралось немало горожан.

Заходящее солнце бликовало на слюдяных оконцах, просачиваясь сквозь листву и падая на землю россыпью радужных точек. Плетеная ограда, каймой пролегающая вдоль стен, утопала в кустарнике. Я чувствовала настороженные взгляды линдозерцев, ощущала, как льнут они к мунне, как к источнику спасения, как к судну, способному уберечь во время шторма. Молодая весенняя зелень, лиловое с золотым, и над всем этим ощущение зловещего, какого-то потустороннего ужаса