Фонтан - Дэвид Скотт Хэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Записанный голос объявляет, что салон закрывается через несколько минут.
— Сэр, мы закрываемся через несколько минут.
— Я слышал. Спасибо. Я слышал.
Женщина вздыхает и закатывает глаза.
— Я не хотел беспокоить вас, — говорит Глинский. Он наклоняется, чтобы осмотреть это круглое кресло, и у него защемляет спину.
— О боже.
Женщина смотрит на него. Позволяет ему наклониться. Ожидает, когда настанет тот момент, когда она не сможет его игнорировать. Момент, когда он перестанет быть невидимым.
Наклонившись, он ищет, на что опереться, и опирается на кресло. Новое поступление. На бирке написано: «Работа Кув-Би». Глинский начинает опускаться. Достигает того момента, когда центр тяжести вверяет его судьбу земле, притягиваемый силами, которые не смогли справиться с Наташиными шарами. Он готовится принять удар деревянных планок, которые врежутся в его костлявые ноги и задницу, покрытых листвой ветвей, которые оцарапают ему руки, спинки, которая покуражится над его поясницей, надорванной в Воркутлаге.
Проклятое кресло.
Глинский опускается на сиденье. Хрустя позвоночником. Как ребенок, выпрямляющий соломинку с гармошкой на сгибе. Позвонки взвывают, искривленный хребет и согнутые ноги пронзает адская боль, будто хвост воспламененного пороха. Или разряд на электрическом стуле. Без суда и следствия. Раз — и десять тысяч вольт.
Проклятое кресло.
Затем боль столь же быстро проходит. Владислав делает вдох и напрягается, ожидая, что ребра тотчас заноют. Но они не ноют. Кресло обнимает, поддерживает его. Старик выпрямляется. У него опять хрустит позвонок. Как одинокая петарда. А потом — легкий прилив крови к голове. Голова кружится, но это не так уж неприятно. По телу, согревая руки и ноги, пробегает волна тепла.
Как первая выпитая им рюмка водки.
Как первая близость с Наташей.
— Сэр, мы закрываемся, — звучит чей-то далекий голос.
Достигнув пальцев ног, тепло возвращается обратно. Теплеют бедра. Потом мошонка. А потом у него встает член. Болезненная эрекция заполняет его кровью, растягивая до размеров Приморского края.
Ого.
Давай, тигр.
Пенис натягивает ткань брюк, словно твердая дубинка. В последний раз он был таким твердым, когда Владу было лет двадцать с небольшим. Какую-то секунду перед глазами все плывет. Сенсорное восприятие и обработка данных сейчас осуществляются исключительно через конечности и промежность.
— Сэр, мы закрываемся. Вынуждена просить вас совершить покупку или покинуть салон. Сэр!.. Сэр!.. Сэр!.. Сэр, прошу вас… Сэр, я могу вам помочь?..
Новый прилив тепла.
Наташина улыбка.
О, моя московская красавица.
Он увеличивается в размерах.
Наташа, он твердый.
Она стоит перед ним.
«Да, Влад, любимый, войди же в меня», — Наташа приподнимает попку, умоляя взять ее. И начинает стонать.
Он все еще увеличивается.
— Сэр!
Мошонка набухает, давление усиливается.
Давай, тигр.
О боже. Этого не может быть. Влад думает: «У меня сейчас случится…»
— Сэр!
Продавщица касается его руки.
Наташа исчезает. Эрекция остается.
— Сэр…
— Что? Что? Что?
— Я вынуждена просить вас…
— Я хочу купить это кресло. — Глинский встает, и позвоночник его не подводит. Эрекция тоже, она, впервые за многие десятки лет, стойко прокладывает себе путь. Влад опускает взгляд. — Я хочу купить это кресло прямо сейчас.
Девушка тоже опускает взгляд. На ее лице появляется благоговейно-потрясенное выражение, словно она щелкает пультом, а телевизионные каналы все не заканчиваются.
Ну и дела!..
Глинский подмигивает и улыбается молодой продавщице:
— Я хочу купить это кресло, моя дорогая.
Старик отворачивается к креслу. Эрекция ослабевает. Он оттягивает ткань над промежностью и нажимает на пенис большим пальцем. Эрекция слегка спадает, угол подъема уменьшается, но член по-прежнему угрожающе выпирает. Владислав делает это из вежливости, чтобы не смущать девушку. Он надевает куртку, которая доходит ему до колен, но не дает себе труда застегнуть ее. Он делает это из гордости. Он гордится своим членом. Этой Наташиной радостью.
Глинский с самодовольным видом подходит к прилавку. Продавщица следует за ним. Она уже мысленно подсчитывает комиссионные.
Он подмигивает ей. Достает бумажник.
— Он огроменный, — говорит Глинский.
Девушка краснеет, попеременно испытывая то отвращение, то любопытство. Она хихикает:
— Чертовски верно.
Она подходит к креслу, проверяет цену. Возвращается.
— Шесть тысяч долларов.
Владислав моргает.
— Есть возможность зарезервировать.
— Нет. Оно уедет со мной домой сегодня же.
— Тогда шесть тысяч.
Владислав подмигивает ей:
— Вы красавица.
— Могу скинуть десять процентов.
Он улыбается:
— Держу пари, у вас наверняка целая туча обожателей.
— Я скину вам пятнадцать процентов[34].
— Спасибо.
Ꝏ
Влад смотрит на свой потрепанный бумажник. У него есть сто сорок три доллара. И чековая книжка. Он улыбается и подмигивает:
— Замечательно. Я выпишу вам чек.
Он заполняет чек, склонившись над прилавком. Чувствуя при этом, как снова начинает ныть спина, как сжимается мошонка и размягчается пенис. Его улыбка гаснет.
— Мы можем доставить его завтра, — сообщает девушка, набирая цифры на квадратном сером кассовом аппарате.
— Будьте добры.
— Спасибо за покупку.
— Пожалуйста.
Девушка смотрит в чек и набирает еще несколько цифр.
— Просто нам нужно проверить чек в вашем банке.
Касса пищит. Девушка ждет электронного ответа.
Снаружи, на Хьюрон-стрит, темно и холодно. Темнота и холод хорошо знакомы Владиславу. Но это совсем другие темнота и холод. Похожие на темноту и холод Воркутлага. Это тот холод, который представляешь себе в открытом космосе. Только без света звезд.
Глинский стоит, сгорбившись, прислонившись к витрине «Хайэндерс». За ней по-прежнему стоит кресло. В круге света, отбрасываемого дурацкой на вид лампой, которую ни один человек со вкусом ни за что не купит. Влад пытается заставить кресло переместиться к выходу. Но оно игнорирует его. Он невидим.
Ꝏ
Влад добирается домой незамеченный, чувствуя дурноту. Плюхается на продавленную кровать с пружинным матрасом. Боль в животе. Слабая, вялая пульсация в яйцах. Дурнота.
Я не кончил. Черт побери, так и не кончил.
Еще один приступ боли, Влад по-бабьи садится на унитаз и мочится. Мгновение спустя в воду летит что-то вязкое, после чего он снова мочится.
Ꝏ
Он дает себе пощечину. Совсем легкую. Наливает водки. Потягивает ее маленькими глотками. Снова пощечина. Совсем легкая. Ах, Наташа. Рука скользит под фланелевую ночную рубашку, но ничего не происходит. Стандартный вислый пенис. Сформировавшийся, но не функционирующий. Бесполезный старикашка. Влад допивает водку, но сквозь дно стакана замечает маленькую черную книжечку под своим комодом. Потрепанную записную книжку.
Ꝏ
Лестница. Проклятая лестница. Ссутулившись и вставая на каждую ступеньку обеими ногами, Владислав спускается, растягивая локтями разномастные заплатки на рукавах дубленки. Когда он добирается до замызганной двери ниже уровня земли, в нос ему бьет слабый запах.
