Фонтан - Дэвид Скотт Хэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Эмма не позвонила.
Би ждет этого только по привычке; водное существо из фонтана не отождествляется у него с Эммой. Той Эммой, которую он знал.
Эмма пила воду.
Ꝏ
Теперь Кувалде и Би просто нужно доделать кресло. У Би есть бутылка шампанского, а в сумке спрятана открытка с надписью: «Самые восхитительные моменты вашей жизни — это не дни так называемого успеха, а скорее те времена, когда уныние и отчаяние порождают в вашей душе желание бросить вызов жизни и предвкушение грядущих свершений». Би выписал эту цитату из книги. Ее было довольно легко найти в интернете, но Би хотелось процитировать именно из книги. Это казалось важным, а почему, он и сам в то время не понимал.
— Оно прекрасно, — говорит Кувалда. — Наше дитя.
Би снимает с нее кожаный фартук. Точно свадебное платье.
Она щиплет его за щеку, потом достает новый мобильник с оплатой по факту использования. Набирает номер «Хайэндерс». Би останавливает ее.
— Завтра. Давай доделаем.
Кувалда откладывает телефон.
— Какие идеи? — Би просматривает список так быстро, что если бы вы наблюдали за ним, то решили бы, что он актер, изучающий имена утвержденных на роли. — Так какие идеи?
Образы будущего кресла роятся в их головах.
Необработанное.
Прозрачное.
Атласное.
Глянцевое.
Полуглянцевое.
Матовое.
Окрашенное. Лакированное. Синий металлик.
— Каким оно тебе видится, Харриет?
Харриет Уокер по прозвищу Кувалда открывает желтый металлический шкаф, предназначенный для легковоспламеняющихся материалов. Достает два пейнтбольных пистолета.
— Пуантилизм.
— Хе.
Ему уже видится то же самое.
Ты пила воду.
— Мне нравится твой стиль. — Он заряжает пистолет.
— Наш с тобой, малыш, — уточняет Кувалда.
По радио звучит робардсовский рекламный мотивчик из трех нот, но погодите, там ведь четыре ноты. Его изменили!
«Да, смо-же-те»[33].
Кувалда видит, как Би стискивает челюсти. Она подходит, чтобы поцеловать его в щеку, в этот момент он поворачивается к ней, чтобы что-то сказать. И она случайно целует его в губы.
Снова звучит рекламный мотивчик.
«Да, сможете, вы еще сможете! Специальный выпуск программы Росса Робардса — сегодня вечером!»
Би оборачивается и стреляет. Приемник, забрызганный жженой сиеной, падает со стола. По корпусу пробегает трещина, превращая одно работающее радио в два неработающих. Но Би все еще слышит этот мотив.
«Сможете, сможете!
Выпейте воды.
Сможете, сможете!
Выпейте воды».
Би подскакивает к сломанному радио, в воздухе, точно полицейский жетон, мелькает окованный тусклым металлом носок ботинка.
«Сможете, сможете!
Выпейте воды».
Он заносит ногу…
Интермеццо второе: КРЕСЛО
Белый русский
Новое кресло.
Слишком претенциозное. На вид не слишком удобное, не слишком уютное.
Владислав Владиславович Глинский насмешливо разглядывает кресло, стоящее в передней части фешенебельного мебельного салона «Хайэндерс». Рядом с коллекцией предметов мебели по проектам Хигби, выпущенных ограниченным тиражом. А что это за запах? Олифа? Лак?
— Ба, что за люди, — бормочет Влад. — И куда подевалось мастерство? Ручная работа, да?
В свое время Владислав соорудил бы прочное кресло, которое служило бы долго-долго. Стало бы семейной реликвией. А это, с его листиками, выглядит ненадежным, недоделанным или заброшенным, как дерево с радужными цветами, выросшее в гниющей винной бочке. Оно могло бы быть изысканным. Мягким, как у богатеньких или их сынков, которые никогда не знали нужды и забот, а думали лишь о том, как поесть, попить, поразвлечься. И потрахаться.
Он вздыхает.
Владислав всегда знал, как трахаться. Как ухаживать за женщинами. Их было много; более чем достаточно, чтобы не дать ему остыть. Чтобы создать ему репутацию. И время от времени отвешивать пощечины.
Владислав улыбается, вспоминая одну конкретную пощечину.
Наташину.
Сердитую пощечину юной Наташи. Владислав легонько похлопывает себя по щеке. Ладонь и щеку чуть покалывает. Наташа. Родинка, пухлые губы и этот пронзительный кошачий вопль в момент оргазма. Наташа была совсем молоденькая, лет пятнадцати-шестнадцати, но рослая, крупная. Очень молодая и очень крупная.
Он помнит вопль, который она издала, когда кончила в первый раз: «Давай, тигр».
О боже.
Эта сильная фигуристая юная женщина вопила как резаная.
Это потрясло его. Он сбился с ритма, но быстро восстановил его.
Затем Влад заткнул ей рот старым носком. Связал ее засаленной веревкой, сначала слабо, а потом туже, так что в ее глазах промелькнула паника. Испуг. Но по тому, как она поджала пальцы ног, он понял, что это в основном для вида. И оценил. Потом он щекотал большие Наташины ступни, которые всегда пахли апельсинами. Она смеялась, они трахались, и во второй и третий разы ее вопли оказались не такими уж громкими. Ведь у него в ушах была вата. И мысленно, про себя, он называл ее Мораной, богиней природы. И смерти.
Ꝏ
Влад переносит вес с одной ноги на другую. На ту ногу, что ближе к трости. И тут он чувствует… какое-то шевеление.
У него подергивается пенис. Подергивание — самая сильная реакция на тех равнинах, где Владислав Владиславович Глинский обитает последние годы.
Он снова представляет связанную Наташу, ее испуганный взгляд, ее смех. Ее тело, эротическая греза Р. Крамба{43}, занимающее так много места, огромные зад и грудь — пропорциональные, бросающие вызов земной гравитации. Запах апельсина, сексуального апельсина.
Все это давно исчезло. Он больше не возбуждается.
Никогда.
А разум до сих пор тоскует, до сих пор вожделеет.
Девушку, проходящую мимо по улице, женщину в поезде. Да что там, всех молодых деловых особ в пошитых на заказ костюмах и дешевых теннисных туфлях. С торчащими из сумок туфлями на шпильках. Влад часами стоит на железнодорожной платформе. Иногда он слышит русскую речь, обычно не от женщин в костюмах, но слышит. Вечерами, когда начинается вторая смена. От уборщиц. И он тоскует по своей юности, когда мог, улыбнувшись и подмигнув, растопить самое ледяное сердце.
Теперь они смотрят сквозь него. Он стар. И не способен как-то повлиять на их жизнь. Он призрак. Вроде незрячих людей в поезде. Когда они оказываются рядом, люди прекращают разговоры, умолкают. Не хотят к ним прикасаться. Раньше он тоже так делал: игнорировал их.
Ꝏ
Глинский не хочет быть призраком. У него затекает спина. Он снова переступает с ноги на ногу. Трость не помогает. Молодежи невдомек, что тело стареет и отказывает, но ум
