Фонтан - Дэвид Скотт Хэй

На Кувалду накатывает волна меланхолии, и она сникает. Когда женщина проходит мимо уличного фонаря, тот гаснет. Кувалда поднимает голову. Звезды насмехаются над ней.

Ꝏ

Машину ведет Эмма. Поводок тянется к заднему сиденью, где, по ее настоянию, сидят Би и Кувалда, словно двое подростков на свидании под присмотром.

Кувалда наклоняется к Би, прижимаясь плечом к его плечу. Руки она сложила на коленях и поигрывает кожаным поводком, теребя его швы.

— Би, свою лучшую, по общему признанию, работу в колледже, — говорит Харриет Уокер по прозвищу Кувалда, — я придумала, когда сидела на унитазе. Думаешь, это могло произвести впечатление в галерее? Там предпочитали услышать, будто мне было видение, когда я поднималась на гору Худ, и я так и сказала. И хотя они говорили, что это всего лишь горная болезнь, я ответила: просто я стала ближе к Богу. Я уже тогда была мошенницей.

— Хм. А как насчет твоей любимой работы?

— На нее никто второй раз не взглянул. Я положила ее в проулке, чтобы сборщики металлолома забрали. С тех пор я — «гребаное искусство». Уже двадцать пять лет, Би. Я себя сдерживала. — Кувалда смотрит на свои колени. — Двадцать пять лет я держала себя на поводке.

Ꝏ

На переднем сиденье Эмма, ведущая машину, роется в сумочке. Находит пакетик из вощеной бумаги с маленькими черно-оранжевым марками внутри. Облизывает палец, как уже делала сегодня десяток раз в разных туалетах, аккуратно сует его в пакет, прикасается к одному из мраморных квадратиков и вытаскивает его. Квадратик, переливающееся крылышко монарха, прилипает к кончику ее пальца.

Эмма с благоговением произносит:

— Пока наша работа не закончена, мы бессмертны.

И кладет марку ЛСД на язык.

Вакханки

В нескольких кварталах отсюда виднеется МСИ. Видимо, они запускают новый проект, думает Би, поскольку здание выглядит так, словно усыпано тысячей звезд. По фасадам разбросан миллион световых точек. Би думает о том, что, если город погрузится во тьму, это здание растворится в звездной ночи, замаскированное во вселенной.

По бокам лестницы, ведущей ко входу в музей, стоят греческие боги. Странно для обители современного искусства, но до того, как МСИ стал таковым, он был классическим музеем. Когда город захватил здание, он вознамерился переместить статуи греческих богов в другой район, но это решение отменили: местному олдермену, греку, надоело считаться с прихотями итальянцев, ирландцев, поляков и русских, и он решил, что так можно добиться большого веса и небольшого политического влияния. Он добился, чтобы статуи оставили на месте, и позаботился, чтобы их снабдили табличкой с его именем и плохо написанным текстом о замечательной греческой культуре. А чтобы потрафить неоконсерваторам, неприличные статуйки каждый месяц переодевали — из соображений пристойности, а также для того, чтобы придать им уместный современный вид. Забавно, но до недавнего времени это не казалось проблемой. Тема текущего месяца навевала воспоминания о супергероях семидесятых. Яркие неоновые пластиковые ремни и ботинки. На одной из женских статуй, прямо между точеными грудями, красуется большая красная буква «Б» в шрифтовом оформлении, типичном для семидесятых. Разве что капля, свисающая с основания буквы, выдает, что это несанкционированная смена костюма и изображение нанесено поздней ночью, подпольно, из аэрозольного баллончика. У Би проносится мысль, глубоко личная, потаенная: «Это моя ИБ“».

Проносится и исчезает.

На пьедестале виднеется текст, частично закрытый свободно свисающим брезентом:

Бита. Она спасет

всех нас

Би считает, что следовало бы писать не «всех нас», а «каждого из нас». Он не знает, как войти. И думает, что в нужный момент Кувалда или Эмма просто последуют примеру Большого Тима и достанут из багажника / капота «фольксвагена» монтировку. Вломятся с парадного входа. Несмотря на тренировки на выносливость, практикуемые с Эммой, Би, просто поднимаясь по ступеням, чувствует жжение в ногах. Он начинает дышать ртом, и это к лучшему, так как с другой стороны здания доносится резкий запах тысячи дохлых рыб. В нескольких кварталах к востоку от озера выбросились на берег эти проклятые азиатские карпы, наконец-то взяв дело в свои руки.

Ꝏ

Эмма поднимается по лестнице, перепрыгивая через две ступени, неуклонно приближаясь ко входу. Би немного отстает от Кувалды, которая вышагивает так, будто на ней длинная черная вуаль. Би инстинктивно хочется подбежать и направить ее, однако он держится позади, хотя бы для того, чтобы подхватить, если она упадет назад. Кроме того, этот момент принадлежит ей, и только ей.

Внутри здания верхний свет по большей части выключен, оставлены лишь отдельные световые пятна. Одно пятно привлекает внимание Кувалды. Она достает из сумки маленький фонарик. Направляет луч на это пятно. Клюющая носом фигура за стойкой регистрации просыпается. Кувалда обводит ее лучом, освещая униформу охранника. Совершенно дезориентированного. Это Эктор. Кувалда машет ему фонариком.

Внезапно мимо них проносятся огоньки, похожие на медленно движущиеся трассирующие сна-рады. Раздается приглушенный шелест, и в луч фонарика попадают насекомые. А потом стеклянные двери. Светлячки, сотни, а затем тысячи этих камикадзе несутся к зданию. Некоторые наталкиваются на Би, Кувалду, но облетают Эмму и взрываются на стенах музея. До Би доходит, что здание покрыто не фосфорной краской, а намазано биолюминесценцией их призывных сигналов. Эктор быстро впускает троицу, и теперь они стоят внутри МСИ, наблюдая за этим недолговечным явлением. Эмма улыбается, в ее широко распахнутых остекленевших глазах отражаются зеленоватые отблески смерти. Кувалда складывает ладони, будто в молитве, и отводит взгляд, вздрагивая при каждом едва слышном шорохе. Би думает о бывшей жене, об их свиданиях и браке, продлившемся так же долго, как полет этих обреченных светлячков — олицетворений ошибочной любви, разбрызганной по жизни искусства.

Ꝏ

Пальцы Эктора испачканы цветными мелками. Открытый альбом отпечатал на его белой форменной рубашке зеркальные пастельные изображения. Галстук ослаблен — он ведь не при исполнении.

— Я был на выставке «Быть художником», — сообщает парень. Он показывает коллаж из даквор-товских заметок в «Шолдерс»; заметок, которые Эктор использовал при создании холста в качестве фона для своих эскизов. Эктор впервые замахнулся на постмодернизм. — Я думал, оно меня вдохновит.

Эктор имеет в виду место рождения Биты и «Миграции». Он показывает им свои наброски. Отчаянные, спонтанные и пугающе симметричные.

— Я должен отменить показ, — говорит он, и лицо его искажает гримаса стыда.

— У Эктора на следующей неделе первая выставка, — объявляет Кувалда с гордым и усталым видом.

Ꝏ

Шайка поднимается по влажным ступеням на второй этаж, проходит мимо выставки «Быть художником™»,