Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своей же обычной, ежедневной реальности он звался вовсе не Иваном, а Вассо, и купить пирожки на улице не мог, но не положено секс-символу российского кинематографа Вассо Баринову покупать сомнительные пирожки, ходить небритым, в старой майке, и все тут.
Стать актером Иван совсем не мечтал, напротив, он думал, что ему, как и многим поколениям мужчин в их семье положено быть ботаником. В детстве Иван проводил все лето у деда на Байкале, и тот рассказывал внуку разные интересные истории о своей бурной юности ботаника, как он путешествовал, открывая новые виды растений, как любовался на диковинные цветы. Но больше всего маленького Ивана волновала история про таинственный цветок с поэтичным названием «Эдельвейс». Дед рассказывал какие необычайные трудности пришлось преодолеть его команде, чтобы увидеть чудо-цветок своими глазами. А потом дед читал изумительную балладу Эдуарда Асадова «Эдельвейс» наизусть, и маленький Иван думал, что обязательно тоже станет ботаником, и откроет новое чудо природы. А эдельвейс так и остался мечтой о прекрасном.
Отец Ивана великим исследователем так и не стал, а получился из него хороший учитель самой простой московской школы. Ботаник. Иван гордился отцом, и помнил, как приходили к ним в большую профессорскую квартиру юные мальчики и девочки, как поправляли на своих маленьких носиках круглые очки и, с замиранием сердца, слушали рассказы своего учителя, и пили чай с покупным печеньем, потому что готовить домашнее было некому. Нет, мама у Ивана, конечно, была, но как-то незаметно, недолго сопровождала она его до восьми лет. А потом вдруг исчезла, и отец с покрасневшими глазами сообщил маленькому Ивану, что теперь они будут жить вдвоем, что у мамы новая интересная работа в другом городе, и видеться теперь они будут не часто. Сначала Иван отчаянно скучал по маме, постоянно спрашивал отца, когда она приедет, просил отправить его к ней, отец что-то бормотал, а потом целовал сына в макушку и запирался в своем кабинете на целый день. Постепенно Иван перестал спрашивать, потом ждать, а в пятнадцать лет он случайно узнал, что у мамы уже много лет другая семья и живет она всего в паре часов езды от них. Отец тогда предоставил юному Ивану полную свободу выбора. Иван думал всю ночь, а на утро заявил отцу, что он не будет навязываться той, кто о нем не желала знать последние семь лет. И эту тему закрыли раз и навсегда.
Правда несколько лет назад, когда Иван перестал быть просто Иваном, а стал называться Вассо, мать появилась в его жизни. Она обратилась на какую-то передачу, где смазливый ведущий с большим наслаждением огласил Ивана неблагодарным сыном. Иван на передачу не пошел, и на просьбы родительницы о встрече ответил категоричным отказом, и тема как-то сама собой закрылась за отсутствием главного героя.
Впервые в этом году у Ивана выдалось сразу несколько выходных в перерыве между тяжелыми съемками, и он решил махнуть в Сочи. Ивану так и не удалось побывать на легендарной сочинской олимпиаде из-за плотного гастрольного графика, и он пообещал себе, что при первой же возможности отправится на «Роза Хутор» и в сочинский олимпийский парк. Первая возможность появилась только через несколько лет, и Иван предвкушал свое увлекательное путешествие в полном одиночестве. Но в первый же день его спокойствие нарушила странная девчонка с копной огненно-рыжих волос, нелепым шарфом, сломанным чемоданом и большими зелеными глазами, которые она немного прищуривала, когда, уперев руки в боки, отвоевывала свое место в купе. Сначала она ужасно не понравилась Ивану, такая нелепая, нескладная, совсем не соответствующая тем дамам, которые окружали его последние десять лет. Он испугался, что девица в конце концов узнает его и все испортит и не получится путешествие, так сказать, инкогнито, но она, эта странная девица, приняла его за бандита! Засомневалась, что он мог позволить себе выкупить все СВ, удивилась, что нет грязи под ногтями и пристально вглядывалась в его лицо, и Ивану вдруг показалось, что в ее глазах мелькнула жалость. Жалеть его? Его, кажется, не жалели никогда, просто не кому было. Не знаменитому же деду-ботанику было утирать слезы и сопли внука или вечно занятому своими учениками отцу. А она, эта нелепая девчонка жалела его, и даже кормила необыкновенными котлетками и пирожками, и он ел, ел и думал, что ему так хорошо сидеть в этом купе с этой странной спутницей и есть ее необыкновенную еду, приготовленную мамой. Какое же это счастье, когда у тебя есть мама, которая печет по выходным печенье, вяжет тебе носки и спрашивает: «Ты не заболел, сынок?». А если тебя все-таки подкосила нелегкая, она сварит тебе сладкий клюквенный морс, уложит в постель, засунет под мышку стеклянный градусник и поцелует в лоб.
Боже мой, какая глупость! И с чего вдруг его одолела эта сладко-сентиментальная чушь?
Когда Мила открыла глаза, поезд стоял. На улице слышалось: «купите яблочки, сладкие, вкусные, таких яблочек нигде не найдете!», «молодой человек, купите цветочки, порадуйте свою девушку», «курочку берите, еще с утра бегала…», «не проходите мимо, берите рябинку, облепишку…».
Мила сладко потянулась и подумала, что не отказалась бы сейчас от яблока или арбуза. Ах, какие папа покупает вкусные арбузы! Умеет выбирать, теперь она с родителями, по крайней мере, месяц не увидится. Одна… Стоп! Дикарь!
Мила резко села и оглядела купе. Пусто.
Вышел? Насовсем?
Она вскочила, приподняла полку.
– Вот блин! – выругалась девушка.
Большая спортивная сумка лежала себе целехонька, никуда он не вышел. Но почему-то вместо ожидаемого расстройства Мила почувствовала облегчение. Странно.
Поезд тронулся, постепенно набирая скорость. Мила отдернула шторку и увидела, уплывающую небольшую грязно-серую платформу, на которой все еще толпились беспокойные торговки. В центре платформы стояла небольшая тележка, доверху загруженная арбузами. А дикаря не было.
– Человек отстал от поезда!
Мила с криком, как была босая, не расчесанная выскочила в коридор и побежала к проводникам.
– Он отстал от поезда, – Мила схватила испуганную проводницу за руку, – дикарь отстал от поезда!
– Дикарь? – не поняла Катерина.
– Ну, в смысле, мой сосед по купе. Понимаете, у него все вещи остались, а его нет.
Катерина посмотрела на горящие глаза,
