Белая орчанка и оборотень (СИ) - "Li Litvinenko"

По закону им запрещено было жить среди людей, подальше от обжитых мест, несчастным строили бараки и огораживали их заборами, так проявилось человеческое милосердие. Проклятых не убивали сразу, а позволяли тихо зачахнуть подальше от себя, там они обязаны были влачить свое жалкое существование. Если покидали они места своего вечного заключения, разрешалось бить их камнями, чтоб не совались к здоровым людям и не разносили заразу.

Дома заболевших людей сжигали, иногда с не умершими еще, обитателями. Так случилось и с семьей девочки, которую подобрал Сфенос. Сначала, не стало отца семейства. Он был охотником, добывал зайцев, лис, если везло, то приносил оленей. Продавать битого зверя ходил в соседнюю деревню, которая была побогаче от их небольшой деревеньки. В ней охотно скупали свежую дичь, там мужчина и подхватил видно страшную хворь. Потом, почти одновременно, заболели трое детей и их матушка. Младший годовалый мальчик умер вторым, потом старшая девочка. На четвертый день, заболевшая позже всех мать, увидела, что вторая дочка поправляется. Женщина была уже очень слаба. Накануне ее сил едва хватило, чтоб вытащить закоченевшее тело мужа в холодные сенцы. Тела детей она не трогала, просто накрывала их одеялами. В доме было уже холодно, печь топить сил не осталось. Несчастная догадывалась, что ее малышку никто не повезет в убежище проклятых: побоятся заразиться. Дом спалят с живым ребенком. Тогда мать решила отнести девочку сама, пока еще могла идти. Прямой путь на болота, где располагалось обиталище бедных женщин, шел через лес и занял бы, у здорового человека день.

Двери в домах и дворах заболевших, снаружи подпирали палками или даже заколачивали, чтобы они не выходили и не разносили болезнь. Привычный путь во двор для них был закрыт. Женщина потеплее одела ребенка и, пока на улице еще не совсем расцвело, вышла с ней в холодный коридор. Там был небольшой чулан и в нем лестница на чердак. Обычно в деревенских домах лестницы стояли на улице, со стороны чердачного хода на крышу, но в их доме в потолке коридора был сделан дополнительный люк, для удобства. На чердаке хранили сушеные фрукты, сезонные вещи, которые подвешивали к балкам крыши, чтобы не погрызли мыши, а также там зимовал урожай лука. Луковицы, сплетенные за стебли в тяжелые косы, перекидывали через жерди, укрепленные между скатов крыши, а сверху накрывали старыми одеялами — от мороза. Через этот люк, с частыми остановками из-за сильного, разрывающего легкие кашля, женщина с ребенком поднялись на чердак, а потом и на крышу. Дом стоял, одной стороной упираясь в огораживающий его забор.

— Прыгай. — Скомандовала женщина, и сама, оттолкнувшись от края, потянула за собой дочь.

К их счастью под забором намело большой сугроб снега, и приземление оказалось мягким. Их никто не остановил, только когда они уже вышли за околицу села, донеслось злое:

— Проклятая! Охотникова дочка, проклятая теперь!

Сфенос добежал до леса, сипло дыша, словно загнанная лошадь, давненько он не бегал! Оглядевшись вокруг, он нашел высокий пень, на который тяжко уселся и задумался.

— И что мне с тобой делать? — Спросил он, скорее самого себя, чем девочку.

Из-за ворота, в узкую щель между краев шкуры, на орка смотрели заплаканные синие глазенки. Она поняла, что произошло, и ей было страшно, люди знакомые все жизнь вдруг стали врагами, желавшими её смерти. Она доверчиво прижималась к зеленому великану и незаметно вытирала о грязную рубаху мокрые от слез щеки. Сфенос снова тяжело вздохнул, ему тоже стало страшно. Он боялся не прошедшего уже нападения, а безрадостного будущего, что их ожидает. Он не сразу разобрался со своими ощущениями, ведь страх, вообще, чувство оркам несвойственное. По своей натуре они были тугодумами, частые, но короткие вспышки агрессии приводили к ранней смерти большую часть орочьего племени, а оставшиеся не особо были склонны задумываться вообще о чем-то. Сфеноса думать заставила долгая, однообразная жизнь в плену. Он научился просчитывать варианты и предугадывать последствия, каких либо действий. Сейчас он размышлял, как изменится его жизнь, если с ним останется человеческий ребенок, девчонка слабая, маленькая, её нужно кормить и греть, чтоб не замерзла, наверное, и других хлопот с ней будет предостаточно. Он мог бы не брать девочку и оставить здесь, но это означало её гибель, от этой мысли в нутрии орка что-то бурно протеставало, и Сфен сразу отбросил этот вариант.

— Еда. — Почти беззвучно прошептал орк, им нужна была еда.

Между деревьев от деревеньки шли в разные стороны две просеки. Сейчас они были заметены снегом, но это точно были дороги, одна широкая, вторая узенькая. Какую выбрать?

— «В маленьком селе и людей меньше. — Решил орк. — А меньше людей — меньше нападающих». Сделав такой вывод, Сфенос поднялся и потопал по узкой дороге, уходившей вглубь леса.

В просеке, по которой пошел орк, снег на солнце спрессовался и стал плотней, что сильно облегчало его путь. Ближе к вечеру он увидел между деревьями темные пятна строений, хутор вынырнул на их пути неожиданно. Заборов здесь не было, и он почти вклинился в заросли леса. На небольшой поляне стояло только две избы и несколько низких сараев, место было похоже на дом лесника или охотничью стоянку. Наученный горьким опытом орк не пошел к домам сразу, а стал по кругу обходить хутор, не приближаясь близко к хатам. На улицу никто не выходил, в спустившихся сумерках очертания домов поплыли и стали таять в темноте, но в окнах свет не зажигался, дым из труб не шел. Еще Сфенос рассмотрел нетронутый возле домов снег, последний снегопад был сутки назад и, белое покрывало застилавшее двор, оставалось ровным и нехоженым.

— Значит, никто тут не живет. — Решил орк и храбро пошел вперед.

Протопав по запорошенному порогу и открыв незапертую дверь, Сфенос прислушался — тишина… Он храбро вошел внутрь.

— Фу воняет! — Поморщилась девочка.

Все это время она с напряжением, как и орк, оглядывала место, высунувшись в ворот накидки.

— Да, воняет. — Согласился орк.

Сладкий запах смерти известил их о том, что хозяева не покидали свое жилье и находятся все еще здесь, только бояться их уже не стоит, никто теперь не сможет разбудить тех от вечного сна. Усадив девочку на стул у двери, и натянув ей на голову платок, чтобы она не могла ничего видеть, орк пошел вглубь комнаты. Там на полу лежал труп старика, видимо он не сумел от бессилия добраться до кровати. Сфенос завернул его в коврик, на котором он лежал и вынес на улицу. Уходя, он открыл настежь дверь, чтобы комната проветрилась, обратно он вернулся с большой охапкой дров. Растопив печь, орк закрыл входную двери, воздух в помещении полностью обновился и посвежел, можно было спокойно дышать, вонь мертвечины до конца не выветрилась, но стала вполне терпимой. Сфенос методично обыскал сначала весь дом, а потом и хутор, в итоге они оказались несказанно богаты (по сравнению с утром того же дня).

Старик был видимо единственным обитателем хутора, потому что больше никого, ни живых ни мертвых, орк там не нашел, только две свиньи в сарае, чуть живые от голода. Во втором доме хуторка никто давно уже не жил и внутри он весь был покрыт толстым слоем пыли, ничего съестного в нем не оказалось. А вот в их домике обнаружился подпол, в нем были запас продуктов, как раз, чтобы прожить до тепла одному человеку. Для орка и девочки маловато, но и этому они были рады. Сфенос был уверен: во время вспышки Красного мора в гости сюда никто не поедет, и они спокойно остались ждать весну в домике лесника.

Сварив полную кастрюлю картошки, которую даже не стал чистить, орк водрузил её на стол. В погребе нашелся полный бочонок квашеной капусты и вдобавок к отваренным клубням Сфенос принес с горкой наполненную тарелку хрустящего лакомства. Он достал одну картофелину и положил перед собой.

— Это Сфеносу. — Провозгласил орк.

Уже не первый день он приучал упрямую человечку к новому имени.

— Это…? — Сфен достал клубень поменьше и замер.