Белая орчанка и оборотень (СИ) - "Li Litvinenko"

Дюму приснился сон. Он стоит на поляне, перекинувшись волком. На траве лежит волчица, молода, бурая оборотница. Она беспомощно водит мордой и как новорожденный щенок пытается встать на лапы. «Моя» где-то в нутрии отозвалось у него. Волк подошел и помог бурой подняться, поддерживая её головой под брюхо. Она смешно ступала, путаясь в лапах, удивленно махала хвостом. «Пойдем со мной» позвал волк пару, «Я научу тебя петь волчьи песни». Она доверчиво пошла, с каждым шагом все увереннее ступая в высокой траве. И вот они уже мчатся наперегонки, она игриво прыгает на него, кусает, играясь за холку. Волки поднялись на вершину холма, здесь ясное сегодня небо не загораживали деревья. Полная луна освещает все вокруг, весь лес виден отсюда как на ладони. Оборотень поднимает голову к небу и воет. Волчица наблюдает, потом, подойдя к нему вплотную, тоже начинает подвывать. Они касаются поднятыми вверх мордами и поют свою песню вместе. Глаза волчицы прикрыты от удовольствия — ей нравиться. Он счастлив.

Лали вынырнула из сонного царства, бурля распиравшей её изнутри энергией. Давно не чувствовала она себя так хорошо. Девушка повернула голову и увидела мужчину, который обнимал её во сне. Они лежали в центре поляны заросшей густой порослью, прямо на траве, тесно прижавшись. Оба полностью обнаженные. Аккуратно выскользнув из его рук, она села, чтобы можно было получше его рассмотреть. Никогда раньше она не видела обнаженного мужчину. Щеки её стыдливо зарумянились, но это быстро прошло, когда она вспомнила что он её муж. Пока Дюморт спал, Евлалие без лишнего стеснения, решила разглядеть его во всех подробностях. Оборотень был красив как бог! Когда она вставала, он развернулся и лежал сейчас, откинувшись на спину, подставив восходящему солнцу своё тело во всей красе. Его каштановые волосы были одного оттенка с волосами Лали и были длинной ниже плеч. Густые, чуть вьющиеся, красиво оттененные ярко-зеленой травой, они разметались по земле в беспорядке. Лицо спокойное с крупными, немного резкими, чертами. Губы тонкие, но не слишком, а нижняя пухлее верхней, что придало ему капризный вид. Нос прямой. Высокие скулы были сильно выражены, это было бы необычно для человека, но оборотню придавали только больше мужественности. Её взгляд скользнул ниже, на мощное тело, которое все казалось, состояло из мышц. Они бугрились под ровной, оливкового оттенка кожей, успевшей загореть за эти весенние месяцы. На широкую грудь, покрытую не большим количеством коротких волос. Темная дорожка спускалась по плоскому животу, поделенному на кубики, к курчавому треугольнику. Взгляд Лали замер в нерешительности, она слабо представляла, как выглядит мужской детородный орган. Просто знала, что мужчина и женщина отличаются. Волчица, которой она теперь на половину была, любопытно облизнулась.

Дюморт потянулся и проснулся. После сна осталось чудесное ощущение абсолютного счастья. Как будто что-то грандиозное произошло в его жизни, она изменилась и не будет теперь прежней. Он открыл глаза. Рядом с ним сидела голая оборотница и рассматривала его. Как покрывало её прикрывали густые, длинные волосы. Лицо прекрасное как у эльфийки с бледной, чистой кожей, нежной, полупрозрачной как листья лунной лилии. Она наклонилась к нему, опираясь на правую руку, волосы скользнули за спину, обнажая маленькие остренькие груди, украшенные торчащими коричневыми сосками. Дюморт глотнул.

— Тебе не стыдно? — Не подумав, сказал первое, что пришло в голову.

— Нет. А тебе? — Она любопытно смотрела большими, такими подозрительно знакомыми глазами.

— Ну… Как-то не привычно. — До него только сейчас дошло, что он тоже, абсолютно голый. Руками он поспешно прикрыл пах. И тут его осенило. — Лали?!

— Да, моя пара.

Когда они пришли в обитель, был уже полдень, (перед этим они сильно помяли траву на той поляне — искали свою одежду). И там их ждал сюрприз, в виде прекрасной Оливии и… Зои! Сардер спасая её от голода, заодно спас и от одиночества, уговорив на сеновале стать его парой.

Оли сидела за кухонным столом она стала настоящей красоткой. Ровная, фарфоровая кожа, будто подсвеченная изнутри делала её невероятно аппетитной. С растрёпанными, словно у прекрасной ведьмы, волосами, вдруг ставшими после переворота очень густыми, она вызвала бы зависть у любой городской красавицы. Амич сидел через стол напротив. Его, сейчас желтые глаза, неотрывно смотрели на не пришедшую еще в себя девушку. Весь вид обороняя, говорил о том, что он сдерживается из последних сил, чтоб не накинутся на неё прямо здесь и сейчас.

Остальные девушки причитали, охали и спешно собирали вещи для переезда на новое, постоянное место жительства — в замок. На слабые возражения Амичита, обалдевшего от красоты Оливии, поднялся настоящий, женский бунт. Дюморт не стал повторять его ошибку и просто молча, помог загрузить в повозки вещи девушек.

P.S.

Созданное против оборотней, гоблинское проклятье, попало на нёсших его людей. В теле человека оно подверглось каким-то немыслимым метаморфозам. Это дало шанс оборотням выжить. Организм переболевшей Красным мором женщины, становился способным к преобразованию. Гены человека как глина, легко менялись и принимали форму чужих, более сильных. Слюна и (обязательно, как потом выяснилось) кровь оборотня, в полнолуние, когда сущность волка сильнее всего, запускала в человечке переворот. Перекинувшись, девушки становились полноценными оборотнями, не восприимчивым потом к заразе и очень даже плодовитым.

Когда Бёрк, Гелиодор, и все остальные вернулись в замок, девушки уже закончили переезд. Они расселились по отдельным домам, образовав пары. А на зиму без половины остался лишь Ксинит. За лето в обитель свезли еще пять проклятых, к огромной радости одиноких оборотней. Бёрк выходила к повозке и встречала новеньких. Она при каждом приезде объявляла возчику о новых смертях среди проклятых. К последнему осеннему явлению проверяющего, на дорогу вышли лишь шесть девушек с умело нарисованными шрамами на лицах.

Ранней весной, когда с юга только потянулись караваны перелетных птиц, в пограничном замке на свет появились первые малыши: «Новые зверерожденные»!

Только Варди был не рад. Эту зиму он прожил в своей лавке один. Ему было тоскливо и одиноко. Он запил, и пил, не просыхая несколько недель. На своей темной, запушенной и такой не уютной, без девушек кухне, он сидел за стаканом горького рома и, вытирая пьяные слезы пушистым кончиком хвоста, ругался.

— Ух, оборотни… — Грозил он в пустоту кулаком. — Ух, вы заплатите мне! Где я возьму себе таких мышаток… — Всхлипнул он и замер. — Где я ещё, возьму…? — Его лицо озарила дьявольская улыбка. — Ещё себе возьму… И оборотни, мне заплатят…

К следующему лету он открыл в старом, оставленном за ненадобностью, но крепком еще, городском монастыре золотошвейную мастерскую, а при ней сиротский приют. В него, договорившись с властями и потратив на взятки крупную сумму денег, он стал свозить собранных на другом берегу проклятых. Зачем? Это уже совсем другая история…