Золотой век - Дмитрий Дмитриев

— Что же, говорите, рада вас слушать…

— Я еду в армию, на Дунай.

— Как! Вы едете? — меняясь в лице, быстро переспросила Наташа у молодого гвардейца.

— Да, я получил назначение… и приехал к вам в Москву больше затем, чтобы с вами проститься.

— Разве необходимо вам ехать? Ведь война прекращена.

— Но все же, княжна, мне ехать необходимо… Того требует мой долг… Наши войска еще находятся на Дунае.

— Если необходимо, поезжайте, — тихо проговорила княжна, печально опуская свою чудную головку.

— Княжна, мне не хотелось бы уехать от вас так, чужим, посторонним… Вы, вы, княжна, понимаете, что я говорю.

— Нет, Сергей Дмитриевич, к сожалению, не понимаю!..

— Видите ли, княжна… я… я, право не знаю, как сказать?.. Я… я опасаюсь…

— Чего вы опасаетесь? — поднимая на офицера Серебрякова свои красивые лучистые глаза, спросила у него Наташа.

— Опасаюсь отказа, княжна…

— Вы хотите у меня что-то просить?

— Да, княжна, хочу…

— Что же?

— Взаимности…

— Какой, я не понимаю…

— Я… я вас люблю, княжна, люблю сердечно, горячо, — тихо, с волнением проговорил Серебряков.

— Вот что… Я… я не знала…

— О княжна, я был безмерно счастлив, если бы мог или бы смел рассчитывать хоть на малейшую взаимность…

Наташа задумчиво молчала.

— Вы молчите, княжна, вы не хотите удостоить меня ответом?

— Мой ответ, Сергей Дмитриевич, вам готов… Не стану скрывать, я тоже люблю вас, — твердым голосом и нисколько не смущаясь, проговорила Наташа.

— Возможно ли, княжна, вы… вы меня любите? — не сказал, а воскликнул молодой офицер голосом, полным счастья.

— Да, люблю…

— О, какое счастье! Какое блаженство!..

— Постойте радоваться, Сергей Дмитрич, мы любим друг друга — это правда, но о свадьбе нашей теперь не может быть и речи… папа никогда не согласиться назвать вас своим зятем.

— Почему же? Я… я хоть и не богат, но имею положение…

— Этого недостаточно.

— Что же еще нужно, княжна? — меняясь в лице, упавшим голосом спросил бедняга Серебряков.

— Разве вам незнакомы предрассудки моего отца?.. Чтобы быть моим мужем, надо быть титулованным… Графом, князем или иметь старинный барский род…

— Вот что… я… я не знал.

— Как это ни печально, но я должна была вам сказать, предупредить вас.

— Княжна Наталья Платоновна, я безмерно счастлив тем, что вы меня любите. Я молод, буду служить, поеду на Дунай, отличусь там… Благодаря мужеству и храбрости, которые у меня есть, я заставлю о себе говорить, получу награду и тогда… и тогда, наверное, князь Платон Алексеевич не пойдет против нашего счастья, — уже голосом совершенно спокойным проговорил Серебряков.

— Я буду вас ждать… Даю слово, что с другим под венец я не пойду, в том вот вам моя рука-порука, — проговорив эти слова, княжна-красавица протянула счастливому Серебрякову свою маленькую, как бы изваянную из мрамора, ручку, которую он стал страстно целовать. Влюбленные не заметили, как вошла старая княжна Ирина Алексеевна.

— Что это значит? — строго спросила она, увидя офицера, с таким жаром целовавшего руку у ее племянницы.

— Ах, тетя, милая, рекомендую: это мой жених, — счастливым голосом ответила ей Наташа, показывая на Серебрякова.

— Сергей Дмитрич твой жених? Что ты говоришь, Натали?

— Да, да, тетя, он мой жених… я дала ему слово…

— Возможно ли?… И мой брат, князь Платон Алексеевич, дал на то свое согласие?

— Нет, тетя… С папой мы еще про то ничего не говорили.

— Натали, что с тобой? Я тебя не узнаю… Как же ты решилась на такое дело без согласия отца? Я просто ушам своим не верю!.. Всему вы виной, милостивый государь… Это ваше влияние! — строго проговорила Ирина Алексеевна, обращаясь к Серебрякову.

— Тетя, выслушай меня…

— Нечего мне слушать, я пойду к брату и все ему расскажу…

— Тетя, да выслушай же меня, — со слезами проговорила Наташа.

— Ну, хорошо… Я готова тебя выслушать. Только, Наташа, успокойся, пожалуйста. Ты знаешь, я не могу видеть твоих слез.

Теперь в голосе старой княжны слышался не гнев, а просьба.

Она так любила свою хорошенькую племянницу, что ни в чем не могла ей отказать. Когда княжна Наташа была еще маленькой, стоит ей бывало только заплакать, как все ее желания, капризы моментально исполнялись теткой.

— Тетя, милая, я не стану от вас скрывать, Сергей Дмитриевич объяснился со мною. Мы, тетя, любим друг друга, и дали слово принадлежать друг другу. Просить папу о нашей свадьбе теперь нечего, он ни за что не согласится, мы решили выждать время. Мой милый жених едет на Дунай, он храбрый, отважный и скоро дослужится до большого чина, тогда он приедет к нам, прославленный своим геройством и верной службой, и тогда…

— Наташа, ты и твой жених, какие еще вы дети, право!.. Мечтатели… На вас нельзя сердиться. Милые, вы далеко загадываете. Мечтайте, мечтайте и будьте счастливы, — снисходительно проговорила княжна Ирина Алексеевна.

— Я твердо уверена, тетя, что наши мечты сбудутся и Сергей Дмитриевич приедет полковником.

— Вот как, даже уверена… Это мило… Но ты забыла, милая крошка, что твой папа никогда не согласится на этот неравный брак. Вы не обижайтесь, пожалуйста, молодой человек, на мои слова.

— Тетя, и вы! — с упреком воскликнула княжна Наташа, слова тетки ее обидели.

— Да, да, Наташа, я говорю правду. Если бы даже и осуществились ваши мечты, то я и тогда назову этот брак неравным.

— Что вы говорите?

— Что чувствую, мой друг. Хотите сердитесь на меня, хотите нет, ваша воля.

— Тетя, по крайней мере вы ничего не скажете папе?..

— Ни рассказчицей, а тем более сплетницей я никогда не была, — сухо проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна села к столу на кресло, вынула из ридикюля свое вязанье и принялась за работу.

Она решила не оставлять одних влюбленных.

Старая княжна мешала беседе Наташе и ее возлюбленному.

Скоро княжеский камердинер, старик Григорий Наумович, показался в дверях и почтительно проговорил, обращаясь к княжнам и Сергею Дмитриевичу.

— Его сиятельство, князь Платон Алексеевич, изволил встать и просят вас чай кушать.

VI

Князь Платон Алексеевич Полянский служил раньше в военной службе, отличался храбростью и скоро дослужился до больших чинов. Начал он свою службу еще при Петре Великом; участвовал во многих походах. Государь-труженик любил и ценил верную службу князя Полянского и жаловал его чинами, орденами и вотчинами.

В начале своей службы князь Платон Алексеевич подружился с одним небогатым офицером — дворянином Дмитрием Ивановичем Серебряковым.

Дружба между ними была самая тесная, чуть не родственная.

На службе князю Полянскому, как говорится, «повезло», он уж был полковником, а приятель его Дмитрий Серебряков находился в то время только в офицерских чинах и очутился в подчиненных у князя Полянского, своего приятеля.

Сделавшись начальником, князь не переменил своего отношения к Серебрякову; во фронте он был его начальник, подчас даже требовательный, а в частной жизни опять становился искренним его приятелем.

Князь Полянский, дослужившись до полного генеральского чина, стал заботиться о своем приятеле, представлял его к чинам; с помощью князя Дмитрий Серебряков произведен был в полковники; ему дали полк, но недолго Серебрякову пришлось служить в этом чине; он как-то зимой, на смотру сильно простудился и, прохворав недели две, скончался, оставив жену и десятилетнего сына Сергея на волю Божию и на милость царскую.

По смерти Серебрякова князь не оставлял своим вниманием и его семью; выхлопотал вдове Серебряковой солидное пособие, а маленького Сережу, сына своего приятеля, определил в корпус.

Вдова Серебрякова уехала в свою подмосковную усадьбу и стала хозяйствовать.

Несмотря на свои молодые годы, замуж она не пошла вторично, а занялась воспитанием сына.

Сергей Серебряков, окончив с успехом образование, выпущен из корпуса подпрапорщиком и, прослужив некоторое время в полку, был произведен в офицеры и, благодаря своей молодцеватости и росту, скоро был переведен в Петербург в гвардию.

Взяв продолжительный отпуск, Сергей Серебряков поспешил к своей матери порадовать ее.

Но недолго бедной вдове пришлось пожить с любимым сыном: как-то осенью, заготовляя на зиму разные овощи и соленья, оступилась с лестницы и упала в погреб, получила сотрясение мозга, отчего и умерла, не приходя в сознание.

Только что произведенный гвардейский офицер Серебряков остался теперь на белом свете одиноким; оплакав непритворными слезами свою мать и сдав управление усадьбой старику приказчику, своему бывшему крепостному, Сергей Дмитриевич уехал в Москву — в то время его полк находился в Москве.