Мир нашему дому - Жомарт Ертаев

Оказалось, приговорили к пожизненному заключению. Больше мы его не видели. После

приговора его сразу перевели в «бункер», в одиночную камеру, и на прогулку его водили, по

рассказам, с мешком на голове. И еще до нас доходили слухи, что этот пятидесятилетний

мужчина постоянно плачет.

Я это все к тому, что пожизненный срок Челаха – это очень много.

12.12.12

О грустном и веселом одновременно. Короче, о жизни.

Когда стало совсем жутко и очевидно, что арест неизбежен, меня всеми правдами и

неправдами, зная мое исключительно скептическое отношение к оккультным наукам, затащили

к шаману/ведьмаку/колдуну.

Куда и зачем я попал, понял слишком поздно. Биться в истерике и вырываться было не с руки,

и я решил принять правила игры. К тому же все выглядело пристойно и соответствовало моему

представлению о повелителе судеб людских.

Удобно устроившись напротив, я некоторое время подвергался различным манипуляциям с

моим астральным телом, то есть на меня периодически кричали, махали и шлепали по голове.

В конце сеанса, когда обессиленный шаман слабеющим голосом произнес: «Все, теперь

можешь загадать желание», – и собрался уже уйти в астрал, я не удержался и задал вопрос: «А

если завтра к вам придет прокурор и загадает желание, прямо противоположное моему, чье

желание победит?»

Он не ответил, а я на всякий случай загадал с запасом.

Совсем скоро будет на часах 12.12. И сегодня 12.12.12. Спешите загадать желание!

02.01.13

Загремели засовы. Голоса постовых приближаются к нашей камере. Через пару минут будут

здесь. Пора вставать.

Я рывком поднялся со шконки, натянул ботинки и стал ждать.

Дверь резко открылась, и показался охранник. Помятый, небритый, склеры желтые, с

печенью явные проблемы. Я подумал, что выгляжу, наверное, ненамного лучше. Шесть месяцев

без солнца и свежего воздуха уже дают о себе знать.

– Ертаев, на выход! – эти слова он прокричал мне практически в лицо. Быстрым шагом я

вышел на продол и вместе с другими заключенными двинулся по длинным коридорам.

Через полчаса нас погрузили в автозак. Сегодня едет десять человек. Внутри тесно. Транспорт

не рассчитан на такое количество людей, тем более в зимней одежде. Стоять невозможно,

потолок низкий. Сидеть негде. Кое-как уместились. На коленях друг у друга. Где мужчины, а где

женщины разобрать сложно. Темно.

– Надо будет в следующий раз финполу новые автозаки подарить, в качестве

благотворительной помощи, – попытался я пошутить.

В ответ – редкие звуки, отдаленно напоминающие смех.

Двадцать минут тряски – и мы на месте.

– Выходим по одному, не задерживаемся, вперед! – конвой делает свою работу.

Выбегаю на улицу. Идет снег. Останавливаюсь. Начальник конвоя зло смотрит на меня.

– Сейчас, бастык, сейчас. Полгода неба не видел, – пытаюсь подражать опытным сидельцам.

– Быстрее, быстрее, не задерживайся. – В принципе, ответ был очевиден. Это такая игра. Ты

вроде как качаешь права, а конвой не поддается.

Захожу внутрь. В «стаканчике» просторно. Две шконки. Одна над другой. Три человека сразу

залезли наверх. Четверо разместились на нижней. Я остался стоять возле решетчатой двери.

Женщин увели в соседнее помещение. Нам их не видно.

Разговорились. Каждый о своем. Оказалось, что с нами привезли семейную пару. Дети

маленькие одни дома остались. Мужик сокрушается. Уже неделя прошла, в первый раз привезли

на допрос. Что с детьми – пока не знает. Надеется поговорить с адвокатом.

Молодой парень радостно рассказывает, что его по телевизору показывали. Правда, он сам

себя не видел.

– Что за передача? – интересуюсь у него.

– Рэйдер! – гордо отвечает он.

Выясняется, что торговал пиратскими дисками в переходе на «арбате». Там его и взяли.

Показательно. Ему срок светит, а он счастливый – как же, две недели в городе, а уже в телевизор

попал. В ауле будет что рассказать через пару лет.

– Сынок, помоги, – кто-то трогает меня за плечо. Оборачиваюсь, старик. Узбек. Просит

помочь расстелить полотенце в углу. Я сдвигаюсь, попутно помогая ему.

Он опускается на колени и начинает молиться. Нараспев. Моментально все замирают.

Становится необычайно тихо, только голос старика. Молитва проникает глубоко внутрь. Щемит.

Чувствую, что могут побежать слезы. Вспоминаю дом, семью. Нестерпимо захотелось их увидеть

и обнять. В это же самое время на душе очень спокойно.

Открываю глаза. Вижу, что молятся все. Каждый – своему Богу. Каждый – о своем. Кто-то, так

же как и я, с закрытыми глазами, а кто-то – с открытыми. Взгляды глубокие. Обращены вовнутрь.

Молитва длится недолго, но за это время мы все сближаемся. Мы чувствуем себя людьми. И я

подумал: наверное, вот так выглядит настоящая вера, которая объединяет, а не разъединяет по

религиозным или каким-либо другим признакам.

19.03.13

К 36 годам я страдал двумя серьезными пороками. Страстью к спиртным напиткам и

гордыней.

Оба они прекрасно между собой сочетались и не давали мне видеть мир в реальном свете.

Свет преломлялся через призму стакана и чудовищной рефлексии. Я сам себе казался

человеком крайне искушенным, которого уже ничем нельзя удивить. Но, как говорится, «никогда

не говори никогда».

В первый день пребывания в СИЗО нас всех, новоприбывших, поместили в карантин. Где -то

через час пришло, так скажем, сообщение, чтобы мы «отписали курсовку».

С лицом бывалого я обвел взглядом своих сокамерников, чтобы выяснить для себя, что и как

следует делать. Все сидели с такими же лицами, «бывалыми» и растерянными.

Только один молча вытащил из баула ручку и начал писать на клочке бумаги. Закончив, он

передал его мне и сказал что-то вроде: «На, держи образец».

Я прочитал и впервые за 36 лет по-настоящему удивился, точнее – я просто охренел!

Текст был следующий:

исх. 04 д/т

вх. 28 п/х

Ф.И.О. з/к ст. 176 ч 3.

Меня поразило, что в тюрьме существует полноценный документооборот и функционирует

канцелярия.

В действительность вернули слова:

– Ну, чё сидишь? Пиши – где родился, где крестился, и, главно, укажи: из хаты «04 дальний

транзит» в хату «два восемь первоход», ясно?

Нет, конечно, мне много что было не ясно, но то, что это все-таки не канцелярско-

бюрократическая нумерация исходящих и входящих документов, а всего лишь обозначение

номеров камер, несколько меня успокоило.

Вот так вот. Век живи, век учись или век воли не видать?!

Тьфу, запутался. )))

29.03.13

На сон грядущий

Alisher Yelikbayev не даст соврать.

В ночь с 21 на 22 августа 2009 года мне приснился замечательный сон. Я проснулся с

приятным послевкусием/послесонием. Даже не успев позавтракать, включил компьютер (кстати,

вы не поверите, но айпадов тогда еще не было, и 3G тоже) и быстренько набросал текст на

«Аффтор КЗ» (был такой проект), спеша поделиться с виртуальными друзьями своим ощущением

скорого счастья.

Прошел на кухню, перекусил и отправился на допрос.

Комментарии к своему посту я смог прочитать только через девять месяцев.

И первым комментатором как раз-таки был Алишер, который написал, что если снится старый

дом, то это не к добру, ему об этом поведала мама.

И как после этого не верить в сны? А вы в них верите?

16.04.13

Я подошел к стене, вытянул вверх руки, ухватился за прутья и, подтянувшись, выглянул на

улицу. За двойным рядом решеток из арматуры виднелось низкое осеннее небо. Целый день

моросил дождь, было прохладно и сыро. Вдоль забора тянулся вольер, в котором сейчас,

свернувшись калачиком, лежали две овчарки. Шерсть у них намокла, слиплась и местами к ней

пристали комья глины. Собаки были неподвижны, лишь изредка вскидывали морды, если

раздавался посторонний шум, нарушавший монотонный стук дождя по земле, по козырькам, по

фонарным столбам и крыше, если у этого мрачного здания была таковая. Мне из полуподвала

казалось, что тюрьма тянется на много километров вверх, и у нее нет ни конца, ни края. Так же

как и у моего заточения.

Было заметно, что к вечеру лужи превратят почву в грязь, которая будет прилипать к сапогам

постовых, и они, чертыхаясь во тьме, будут ее счищать о невидимый для нас порог. Порог, за