Тузы Майкла Паркеса - Константин Аршин

– Сволочь!

Он плюнул ему в лицо и спешно вытер слюну, накормив малолетнего мерзавца снегом.

– Простите… – давился Леон. – Простите меня…

Он не знал, за что конкретно он извинялся.

От холода мурашки побежали по его коже, а зубы и дёсна заиндевели. Он не видел лица нападающего. Он мог видеть только глаза. Красные… Красные глаза…

Красные, как адово пламя.

– Не надо… Я умоляю, не на…

Человек вырубил Леона ударом его затылка об асфальт и улыбнулся:

– Ты следующий.

Выбор его пал на Чичу.

Чича не удивился. Чича ждал этого. Чича готовился. Правой рукой он нащупал камень, поднял его с мёрзлой земли и кинул в сторону человека. Камень разминулся с виском в паре десятков сантиметров.

Человек разозлился. Он не говорил, он шипел. Шипел, как змея под колодой:

– Выродки, – рта, щёк и овала лица не было видно. Борода изменила лицо. Борода его наглухо скрыла. Волосы были под шляпой. Цвета их Чича не замечал. Ему было не до того. Он зажмурил глаза. Он представил, что спит и вот-вот проснётся…

– Вы не убьёте меня! – заревел он. – Я несовершеннолетний!

– Не убью, – повторил за ним человек и улыбнулся ещё раз, – но я сделаю так, что ты сам не захочешь жить.

Он пугал его. Он не собирался ломать им их судьбы. Не собирался брать на душу грех. Он наказывал их… за что-то наказывал…

Хлёсткие удары приходились по незащищённым Чичей местам. Чича уклонялся и закрывался, но закрывался неловко. Человек знал его, как себя. Человек чувствовал его кожей, читал, как открытую книгу, и предугадывал каждое его следующее движение. Чича сипел. Изо рта у него выплёскивалась кровавая жижа. Он прикусил язык. Его дёсна были разбиты.

Тамази утирал шапкой кровь с лица. Он решил убежать. Бежать быстро и без оглядки. Он вскочил на ноги, поравнялся с Леоном, но поскользнулся на льду и растянулся всем телом на свежем снегу. Он разбил себе нос. Голова закружилась. Он услышал, как Чича рыдает и зовёт свою… «мамку»…

«От смеха Чича сложился пополам:

– Ты это понял, толстяк? К мамке… К мамке…»

…но весело не было никому. Тамази отключился.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Он не был красавцем. Он не был уродом. Он был обычным среднестатистическим советским мальчиком. Худые руки и узкая грудная клетка мешали ему отстаивать себя и свои интересы в школе, но он к этому и не стремился. Он не лез на рожон, не задирал старшеклассников и всячески избегал случайных конфликтов. Он был мальчиком с обидной приставкой «пай». Он был послушнее девочки.

«Тайны человеческой жизни велики,

а любовь – самая недоступная из этих тайн.»

(с) И. С. Тургенев.

СССР. Москва.

Ноябрь. 1985г. 12:15.

Но это не отменяло того, что они ему нравились. Ему нравились девочки, только не все. Ему нравилась только одна девочка – Белла.

Белла была самой красивой девочкой в классе. Для него Белла была самой красивой девочкой в школе. Да что там в школе, для него Белла была самой красивой девочкой в мире! У Беллы были роскошные, длинные, каштановые волосы, заплетённые в тугую косу, карие, немного раскосые глаза, подведённые чёрной тушью, тонкий вздёрнутый кверху носик, узкое аристократическое лицо, изящный женственный подбородок и пухлые губки, подкрашенные неяркой помадой. Белле было четырнадцать полных лет. Ему было так же.

– Привет.

Наконец Глеб набрался смелости и приблизился к ней на большой перемене. Соседка по парте Беллы, противная зубрила Наташка, прыснула, демонстративно собрала учебники в свой портфель и оставила их наедине.

– Привет, – подняла глаза мечтательная девочка.

– Ты… Что ты делаешь сегодня вечером? – перешёл в неуверенное наступление Глеб.

– Я? – Белла вскинула тонкие брови. – Ничего… Дома скучаю, уроки учу. А ты?

– И я ничего… – он осторожно присел на стул рядом, словно бы стул мог обжёчь его тощую попу.

Он не знал, что сказать. Он не знал, как начать… как решиться… Он собирался пригласить её в кино. Во всех кинотеатрах шла романтическая комедия «Самая обаятельная и привлекательная» с Ириной Муравьёвой и Татьяной Васильевой в главных ролях. Глебу очень нравилась Ирина Муравьёва. Но Белла нравилась Глебу больше.

Мечтательная девочка молчала.

– Ты любишь кино?

Он начал издалека.

– Очень, – оживилась она. – А ты?

– Очень… – закивал он в ответ. – Ты смотрела «Самую обаятельную и привлекательную»?

– Нет ещё, – она недовольно надула губки. – Не успела. А ты?

– И я нет, – Глеб едва не терял сознание. Ему не хватало воздуха. – Может быть…

Слово «сходим» сипом вырвалось у него изо рта. Он зашёлся утробным кашлем.

– Что, прости? – подалась вперёд Белла.

– Может быть, ты… хочешь…

– …сходить в кино? – удивилась она.

– Ну… Да… Если…

– Хорошо. А во сколько сеанс?

– Хочешь? – Глеб ожил. – В шесть пятнадцать. Я зайду за тобой в… в… в полшестого.

– Хорошо, – Белла назвала ему свой домашний адрес.

– Я буду ждать тебя у подъезда, – Глеб попытался подняться, но ватные ноги не слушались его.

– Хорошо, – в третий раз повторила она и рассмеялась. – Договорились.

Прозвенел долгожданный звонок.

– Мне пора, – Глеб подскочил, как ужаленный. – До… До свидания, Белла.

Первый раз ни к чему не обязывающая фраза «до свидания» обрела в жизни Глеба конкретное значение. На свиданиях Глеб не был ещё никогда.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Привет. Ты слышал новость?

«Если голоден твой враг, накорми его хлебом;

и если жаждет он, напои его водою: ибо, делая сие,

ты собираешь горящие угли на голову его.»

(с) царь Соломон.

СССР. Цхинвал.

Ноябрь. 1985г. 11:35.

Або вздрогнул и поднял глаза. Они встретились робкими взглядами.

– Привет. Какую?

– Не занято?

Гела указала на соседнее место за партой Або.

– Н… Нет. Сейчас, – он сбросил свой старый портфель на грязный школьный пол. – Садись.

– Спасибо, – Гела присела.

Гела Ломидзе была самой красивой, самой яркой, самой обаятельной девочкой в классе. Она понравилась Або с первой улыбки на их первой линейке и нравилась ему вот уже девять лет.

– Ты слышал новость? – повторила она.

Або не смотрел ей в глаза. Он стеснялся. Учебник по геометрии вдруг стал для него и щитом, и мечом, и лучшим другом.

– Нет. А какую?

– Леона и Чичу побили. И Тамази.

Гела мило надула губки.

– Д… Да ладно?! – Або еле дышал. – Ты не шутишь? А к… кто?

– Они сами не знают… и никто не знает.

Гела вытащила из сумки красный пенал, тетрадь в клеточку и положила их на парту Або:

– Я останусь? – она околдовала его своими ресницами.

– Что? – Або побледнел.

– Я с тобой посижу? – улыбнулась она.

– Д… Да… если хочешь. А как же… Маринэ?

– Ой, да ну её, – Гела покрутила указательным пальчиком у своего виска. – Не бери в голову, – и зашептала, – она хочет сидеть с Отаром.

– Хорошо, – Або был несказанно рад такой перестановке. – Так что там с Леоном и Чичей?

Эта новость никак не давала ему покоя.

– И Тамази. Их… – Гела опасливо оглянулась, – их сильно побил… – и поправила волосы, – человек с красными глазами! Леон в больнице.

– Человек с красными г… г… глазами?! Это как?! А Тамази и Чича? – Або сыпал вопросами.

– Чича отделался лёгким испугом, – рассмеялась она.

– А Тамази?

Або весь вспотел.

– И Тамази. Им всем досталось. Но Леону чуть больше.

– Они тоже в больнице?

– Нет. В больнице один Леон. Остальные зализывают раны дома.

Гела неожиданно пристально посмотрела на Або:

– А чего это тебя так волнует?

– М… Меня? – Або замотал головой. – Меня не волнует. Ты же сама это мне р… р… рассказала.

– Точно, – подмигнула она. – Я уже и забыла.

Она улыбнулась:

– Сейчас у нас что?

– Геометрия, – прошептал Або и раскрыл библиотечный учебник.

Он дрожал, как осиновый лист. В этот момент ему было не до уроков.

– Как дела в школе?

Утром на кухне отец Або всегда читал свежую «Комсомольскую правду».

– Хорошо, – Або проглотил ложку холодной овсяной каши. – А что?

– Ничего, барбос. Держи выше нос! – Арчил похлопал сонного мальчика по спине. – Больше не обижают?

У него было приподнятое настроение.

– Нет, – руки Або затряслись.

Он выронил ложку:

– Б… Б… Больше некому. Леон в больнице. Прошлой ночью его сильно избили.

– Серьёзно? – отец не оторвался от чтения. – И чего? Жить будет?

– С… Серьёзно, – Або колотило. – Ты разве не слышал?

– Я?! – отец пренебрежительно цокнул языком о дальнее нёбо. – Я за ними не слежу.

– За н… н… ними?! – Або отодвинул тарелку с опостылевшей кашей в сторону. – За н… н… ними?!

– Ну да, за ними. За Леоном, за Тамази, за Чичей… кто там ещё? Бандиты с большой дороги.