Мера бытия - Ирина Анатольевна Богданова

Чередой тянулись гружёные подводы, их огибали грузовики, которые вынужденно подчинялись общему ритму и поэтому ехали на низкой скорости, с остановками. Группа усталых пастухов в резиновых сапогах гнала вперёд стадо ко-ров. Шли женщины с детьми, старики, старухи, подростки. Те, кто возвращался с оборонных работ, шагали налегке, а остальные волокли на себе домашний скарб в виде мешков, коробок и даже кастрюлек. Девчонка лет десяти ухитрилась приспособить себе на голову эмалированный таз, делавший её похожей на чудовищную синюю поганку на двух тонких ножках.

— Поберегись! — расчищая дорогу скоту, щёлкали кнутами пастухи.

Катя шарахнулась в сторону.

Совсем не таким прежде представлялся ей путь в Ленинград. В людской круговерти она чувствовала себя маленькой и потерянной. Это никуда не годилось.

— Не смей раскисать, Ясина! — строго приказал она сама себе и сама себе ответила: — Слушаюсь, товарищ командир!

Бодрость духа давалась с усилием. Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, Катя стала думать о посылке, надёжно упрятанной в саквояж, и о том, как ей называть новоявленную тётю — тётя Люда или Людмила Степановна? Фамилия у тёти была такая же, как у них с мамой — Ясина, из чего Катя сделала вывод, что тётя не замужем, хотя мама носила девичью фамилию, а про папу говорила, что он умер от тифа.

Заколоченная гвоздями посылка с тётиным адресом представляла собой небольшой, но тяжёлый — килограмма на три — деревянный ящичек, жирно подписанный химическим карандашом.

Интересно, что в нём лежит?

Отойдя к обочине, Катя повязала платок и перебросила саквояж на другое плечо, скользнув ладонью по разогретому солнцем шагреневому боку. Саквояж был малинового цвета с никелированным ободком, явно иностранного происхождения.

В детстве она назвала мамин саквояж волшебным сундучком, смутно догадываясь, что он прибыл в деревню Новинка из какой-то другой, совсем недеревенской жизни. Заглядывать в саквояж ей не позволялось. Мама запирала маленький замочек на ключ, который хранился в ящике письменного стола. Катя много раз выспрашивала у мамы о содержимом волшебного сундучка, но мама неизменно отвечала, что там лежат старые документы, которые давно вышли из употребления. На деле оказалось, что кожаное нутро, выстланное чёрным шёлком, хранит всего две вещи — посылку и фото.

«Папа!» — сразу угадала Катя, едва взглянув на маленькую карточку молодого мужчины в шляпе.

Строгое выражение лица с широко распахнутыми глазами показалось до боли знакомым. Эти глаза она каждый день видела в зеркале, огорчаясь, что они не похожи на мамины, с прелестным миндалевидным разрезом и пушистыми ресницами. Чтобы удостовериться в идентичности, она положила рядом с папиным фото свою фотографию и сравнила: точно, папа. Хотя, может статься, дядя. Раз оказалось, что у мамы есть сестра, то почему бы не быть и брату?

Она так задумалась, что не сразу обратила внимание, как люди с дороги прыснули к обочине и стали разбегаться по кустам.

— Воздух! Воздух! Ложись! — приставив руки ко рту рупором, закричал в толпу водитель одного из грузовиков. Взмахом руки он показывал, что надо лечь, но Катя осталась стоять на месте, как заворожённая глядя на приближающиеся самолёты.

Пять, шесть, десять тёмных обтекаемых машин летели уверенно, не торопясь, словно утверждая своё превосходство над синим небом со стоячими белыми облаками. Ненависть захлестнула её с головы до пят.

Бессознательным движением Катя напрягла мышцы и вдруг увидела, как из дальнего облака выскочил маленький юркий самолётик, за ним другой.

— Наши, наши летят!

Люди на дороге замерли, напряжённо глядя, как два отчаянных пилота смело ринулась на сближение с вражеской армадой. Катя перестала дышать.

Самолёты шли навстречу друг другу, покачиваясь с крыла на крыло.

— Улетайте — вас собьют! — закричала она ястребкам, не осознавая, что те её не слышат.

Когда расстояние между машинами стало критическим, из каждого самолёта почти одновременно грянули пулемётные очереди. Самолёты то поднимались вверх, то камнем падали вниз, пересекаясь и расходясь по сторонам. По небу усами мотались огненные нити трассирующих выстрелов.

Было видно, что вражеские лётчики растерялись. Один немецкий самолёт, круто развернувшись, ушёл в сторону леса, и из его брюха дождём посыпались бомбы, предназначенные Ленинграду. Вереница взрывов волной прокатилась над верхушками сосен.

— Держитесь! Мы с вами! — срывая голос, орала нашим самолётам Катя. — Бейте врага!

Люди рядом с ней кричали и размахивали руками.

Немецкие самолёты стали перестраиваться, а наши им не давали, стреляя безостановочно. Под напором неожиданной атаки к лесу полетел ещё один фашист. Не долетев, завалился набок, и из него повалил густой чёрный дым.

Натужно гудя, фашистские самолёты рванули вверх и быстро скрылись из виду.

Катя вытянулась в струнку:

— Ура, победа!

От гордости за наших лётчиков она едва не расплакалась.

Гнавшая коров колхозница перекрестилась:

— Господи, благослови наше воинство.

До Ленинграда Катя добралась к полуночи. Нашла первую попавшуюся скамейку в зелёном скверике, подложила под голову саквояж и заснула мертвецким сном.

* * *

Одним из истребителей нового поколения, принятых на вооружение СССР перед самой войной, являлся ЛаГГ-3. (Самолёт назван по фамилиям руководителя проекта Горбунова В.П. и его ближайших сотрудников: Лавочкина С.А. и Гудкова М.И. — ЛаГГ).

К числу его главных достоинств относилось минимальное использование в конструкции самолёта дефицитных материалов: ЛаГГ-3 в основном состоял из сосны и дельта-древесины (фанеры, пропитанной смолой).

Советский штурмовик Ил-2 (конструктор С.В.Ильюшин) стал самым массовым боевым самолётом в истории.

Он принимал участие в боях на всех театрах военных действий Великой Отечественной войны. Конструкторы называли разработанный ими самолёт «летающим танком», а немецкие пилоты за живучесть прозвали его Betonflugzeug — «бетонный самолёт».

Ил-16 является первым в мире серийным высокоскоростным низкопланом с убирающимся шасси.

К началу Великой Отечественной войны самолёт устарел, однако именно он составлял основу истребительной авиации СССР. Советские лётчики называли его «ишак», испанские — «моска» (муха), а немецкие — «рата» (крыса)[2].

* * *

Спящую Катю встряхнуло с такой силой, что голова с размаху стукнулась о скамейку.

Бомбят? Напружинившись всем телом, она вскочила и увидела, что по тропинке между деревьями удирает невысокий парень с её саквояжем. Она успела рассмотреть коричневую вельветовую куртку, серые школьные брюки и стриженый затылок с чёрными волосами.

Он бежал быстро, но неумело, вихляя спиной из стороны в сторону.

— Ах, ты гад! Отдай сейчас же! Всё равно догоню!

Катя рванулась вдогонку с такой скоростью, как если бы сдавала нормы ГТО по бегу.

В школе она завоевала высокую — третью ступень и очень гордилась тем, что пришла к финишу первой.