Подвиг живет вечно (сборник) - Иван Василевич

Вечером Андрианов получил заказ на полдесятка аккумуляторных батареек, желательно самых малых размеров, но с достаточной емкостью. Кроме того, Алексенцев попросил Георгия подумать, как превратить обычные детонаторы для взрыва толовых шашек в электродетонаторы.

Фельдфебель, которому предназначалась чудо-лампа, любил на досуге половить рыбу, а точнее, поглушить ее. Знакомые саперы снабжали его толом, запальными трубками. Все это браконьерское хозяйство фельдфебель хранил в той самой каморке, где мастерил Алексенцев. Александру нетрудно было убедиться, что толовые шашки в зеленом ящике никем не считаны, что и начальник охраны, и его друзья берут их оттуда сколько вздумается.

Когда лампа наконец загорелась, фельдфебель долго любовался ею, щелкая кнопкой выключателя. Потом он сказал, что точно такую же надо обязательно сделать для господина обер-лейтенанта.

— Подарите ему эту, — посоветовал Алексенцев, — а я вам сделаю еще лучше. Ваша лампа будет сама зажигаться, когда стемнеет или в назначенное вами время. Только надо раздобыть механизм небольшого будильника.

Так под боком у начальника охраны удалось Алексенцеву организовать изготовление мин замедленного действия.

Были дни, когда строительную команду посылали на железнодорожную станцию крепить к платформам танки. В один из таких дней перед самой отправкой воинского эшелона на платформе взорвался и запылал танк.

Начальник охраны нервничал. Зеленый ящик с толовыми шашками куда-то исчез. Возможно, кое о чем стал догадываться фельдфебель, но поди доложи, что у тебя под носом, из твоих же материалов была изготовлена партизанская мина!

А что же Алексенцев?

Вскоре он из команды бежал. Скрывался в доме № 30/59 по 14-й линии, где жила Надежда Черкасская. Заблаговременно туда была переправлена партизанская радиостанция. В этом доме и находился подпольный штаб до дня освобождения Макеевки.

Невольно возникают вопросы: почему много лет оставались неизвестными славные имена организаторов макеевского подполья? Почему исследователи партизанской борьбы против гитлеровских оккупантов с годами не возвратились к тому немногому, что появилось об Алексенцеве и его товарищах в печати еще в годы войны?

Непросто ответить на эти «почему».

В декабре 1944 года, когда Александр Сазонович Алексенцев был уже заместителем председателя Макеевского горисполкома, на него пала тень подлой клеветы. Недруги честного, принципиального человека сделали все, чтобы опорочить его доброе имя, поставить под сомнение самоотверженную борьбу Алексенцева в оккупированной Макеевке. Чего стоит лишь одна их выдумка о том, что переданные партизанской радиостанцией «общие сведения о противнике» для 301-й дивизии «никакой ценности не имели». Как же так? Ведь содержание радиопереговоров с Алексенцевым было записано дивизионным радистом старшим сержантом Куриным, записано в присутствии начальника политотдела дивизии подполковника Кошкина. Те записи, переданные сразу после боев за Макеевку военным журналистам, свидетельствуют, что отнюдь не «общие сведения» сообщал о противнике подпольный штаб. Не за «общие сведения», не имевшие «никакой ценности», а за точные целеуказания благодарил Алексенцева начподив подполковник Кошкин, который 7 сентября 1943 года приехал к подпольщикам вместе с корреспондентами «Красной звезды» Денисовым и Лоскутовым.

Доброе имя Александра Сазоновича Алексенцева было восстановлено (увы, уже после его смерти). Многое для этого сделали комсомольцы-следопыты, помог им и И. X. Аганин.

Третью неделю словно наэлектризован зал заседаний военного трибунала Московского военного округа. Третью неделю идет здесь судебный процесс над изменником родины Потеминым — пособником фашистских оккупантов в массовом истреблении советских людей. Председательствующий вызывает последнего из многочисленных свидетелей обвинения. И вот подвижный седеющий человек с цепким взглядом дает суду показания. Да, он хорошо знает сидящего за деревянным барьером гражданина Потемина: познакомились весной 1943 года. Вот как состоялось их знакомство.

В первой декаде марта гитлеровцы отмечали день памяти солдат, отдавших жизнь «за фюрера и великую Германию». По этому поводу с речью о «близкой и окончательной победе над большевистской Россией» перед строем подчиненных выступил фельдполицей-комиссар Майснер.

— В тот строй, — рассказывал свидетель, — меня, только что прибывшего в гэ-эф-пэ семьсот двадцать один, поставили рядом с Потеминым, поскольку мы примерно одного роста. В связи с торжественным построением на нас была новенькая, с иголочки, военная форма…

Свидетель говорит далее: от друзей Потемина зондерфюреров Вилли и Квеста, а также из документов, хранившихся в сейфах полевого гестапо, он узнал, что Потемин на отличном счету у обер-палача Майснера. Активен и усерден. «Заслуживает благодарности и отпуска с правом поездки в империю». Так было сказано в приказе фельдполицей-комиссара.

— В командах гэ-эф-пэ семьсот двадцать один, — продолжает свидетель, — началась кровавая деятельность Потемина.

Верно, то, чем занимался переметнувшийся на сторону врага военный переводчик Потемин, иначе как кровавой деятельностью не назовешь. Но с каким искренним гневом говорит о ней человек, который, как он сам только что сообщил суду, тоже служил в тайной полевой полиции, знался с зондерфюрерами, имел доступ к секретным гестаповским документам. И почему, откуда у него ряд орденских планок на левом лацкане пиджака? Советские боевые награды.

Читатель, надеемся, догадался, свидетелем был Аганин. А подсудимым? Помните, офицер государственной безопасности говорил следопытам: «Мы знаем одного человека. Придет время, и он многое расскажет о донецких и макеевских подпольщиках. Неохотно, но расскажет». Так вот, перед судом — тот человек. Сотни и сотни километров прошли чекисты по мерзкому, с лисьей хитростью запутанному следу предателя и изменника. Прошли и очень многое узнали о подручном карателей и палачей. Теперь добытые ими сведения дополнил свидетель Аганин.

Потемин пытается разжалобить суд. «Моя трагедия в том, — сокрушается он, — что я попал в переводчики к жестоким следователям — Шайдту, Рунцхаймеру. Вот если бы меня определили к Штрелитцу, не сидел бы я сегодня на скамье подсудимых». По словам Потемина, сущим ангелом во плоти был гестаповский следователь Вернер Штрелитц. Этакий добряк, гордившийся тем, что его прадед служил стрельцом у русского царя, отсюда и фамилия такая — Штрелитц. «Хороший был человек, — вздыхает Потемин, — мы с ним дружили». А несколько минут спустя подтверждает, что каждого второго из побывавших на допросе у любого следователя ГФП, в том числе и у Штрелитца, отправляли на расстрел…

Тяжко все это слушать. Зал облегченно вздыхает всякий раз, когда председательствующий объявляет короткий перерыв.

В перерыве подходим к Аганину. Судебная этика такова, что до выступления свидетеля журналисты общаться с ним не должны. Теперь же, когда суд выслушал Аганина, можно подойти, поздороваться, порасспросить. Кстати, и претензию-обиду высказать. Как же так, ходит в друзьях «Красной звезды», бывал у нас неоднократно, не один час провели вместе за интересными беседами и ни разу словом не обмолвился о том, как изловил и доставил в расположение 37-й армии фашистского генерала.

— А вы откуда узнали об этом? — смутился бывший разведчик.

— Теперь об этом знают все, кто присутствовал на процессе: председательствующий рассказал, характеризуя свидетеля Аганина.

— Тот случай с генералом не самый трудный…

— А какой был самым трудным?

Задумался, брови нахмурил:

— О самом трудном еще никому и никогда не рассказывал. Первыми узнаете. Самый трудный — это когда позвали меня под каким-то предлогом в комнату пыток. Чтобы проверить, как реагировать буду. А там человека избивали. Глянул на него — и едва на ногах устоял. Показалось, что это мой брат. Очень похож. И на меня, одетого в гитлеровскую форму, вроде бы удивленно посмотрел. Но уверять не могу, что брат: видел-то мельком. И лицо у него — маска кровавая… Потом много страшного повидать довелось, но это было самое страшное; постепенно разубедил себя в том, что это был брат. А когда вернулся с войны, узнал: последняя весточка от брата как раз из тех мест, из Донбасса, пришла. Вот как получилось. И если это действительно был брат, то что он думал обо мне в ночь перед расстрелом?..

Показания свидетелей и подсудимых еще и еще раз возвращают нас в то страшное время.

Вот арестован боец Варвинского истребительного батальона Михаил Прихода, у которого, как подозревали гестаповцы, хранился пулемет. Прихода начисто отрицал, что имеет оружие, но к нему в камеру и день и два — по нескольку раз — ходит переводчик и палач в одном лице — Потемин. «Отдай пулемет, — уговаривает вкрадчиво, — и выйдешь на свободу!» Отдай! Но ведь кто-кто, а уж Потемин-то отлично знал, что по неоднократно подтвержденному приказу Гитлера советских граждан, сдавших оружие, в обязательном порядке расстреливали.