Разбитое сердце королевы Марго - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ведьма…
Он трогал голову и на руки смотрел, которые в темноте казались черными, и Саломея не сразу сообразила, что это – из-за крови.
– Ты меня убил…
– Еще нет. – Далматов разжал руки. – Но в перспективе – возможно. Сможешь стоять?
Саломея кивнула: постарается. И все равно на всякий случай вцепилась в его кожанку: так оно надежней.
– Ты меня убил. – Он не пытался встать, держался за голову и раскачивался из стороны в сторону. Кровь капала на снег и как-то много ее было. – Убил… она виновата…
– В чем?
– Во всем… – Он отнял руки от головы, уставился на них и заскулил. – В крови… все в крови… всюду кровь… ведьмы пляшут… ведьма смеется!
Совершенно безумные глаза уставились на Саломею.
– Эта ведьма некоторое время смеяться не сможет, – ответил Далматов и, схватив безумца за шиворот, дернул. – Вставай давай, горе-праведник. И в дом… полиция скоро подъедет.
– Ведьма…
Он шел, спотыкаясь, покачиваясь, будто пьяный, а кровь все текла и текла.
– Ты его не слишком сильно? – сиплым шепотом поинтересовалась Саломея.
– На коже головы множество мелких сосудов, которые очень легко рвутся и кровят сильно. – Далматов не выглядел обеспокоенным. – Царапина. Но вид жутковатый.
– А полиция…
Он вздохнул:
– Опоздали.
– Ольга…
…Ольга сидела в гостиной.
Новогодняя елка, украшенная белой мишурой и красными шарами. Огоньки переливаются, дразнят. И отсветы их скользят по белому лицу.
Она нарядилась.
Белое платье с меховым жилетом. Платье длинное, неуловимо похожее на свадебное. Волосы уложены. На руках – маникюр. А вместо лица – темное месиво.
– Самоубийство, – с убежденностью произнес полный полицейский. – Явное самоубийство.
– Нет. – Далматов покачал головой. – Мы разговаривали незадолго до… ее смерти. И планировали встретиться завтра. Она сказала, что ждет гостей.
– Соврала.
Похоже, что версия самоубийства полицию более чем устраивала, и об иных она думать не хотела.
– Сами ж сказали, что дамочка в депрессии была. – Полицейский был настроен миролюбиво. – Вот и решилась…
– Душу сгубила, – мрачно произнес отец Варвары, который сидел на узеньком диванчике и взгляда с Саломеи не сводил. – Ведьма ее с пути истинного свела.
– Она нарядилась, – заметила Саломея. Под взглядом фанатика и борца с ведьмами она чувствовала себя на редкость неуютно.
– И явно готовилась…
– К самоубийству и готовилась. Решила небось, что в том мире с покойным муженьком встретится. Вот и навела марафет… дамочки, они вообще самоубиваются так, чтоб в гробу лежать красиво.
– Тогда зачем в лицо стрелять?
– Чтоб быстро. Самоубийство, – жестче произнес полицейский. – И лучше бы вам, господа хорошие, без самоуправства, а то ж… ежели убийство, то кто убил, когда окромя вас тут никого? Понятно?
Далматов кивнул: понятно.
Никого.
И кто бы ни был в доме, а в доме явно кто-то был, он нашел способ покинуть его… или не нашел?
– Спасибо. – Далматов взял Саломею за руку и руку эту тихонько сжал. – Мы если вам не нужны, то поедем, ладно? А то устали… ночь на дворе.
– Езжайте, – вернувшись к прежнему, равнодушно-отстраненному тону, разрешил полицейский. – Только в городе подзадержитеся на денек-другой, пока формальности уладим…
– Конечно. А…
– А гражданина мы сами до города доставим.
Далматов потянул Саломею за собой. И шел быстро, она едва успевала. Голова еще кружилась, а горло драло и сильно.
– Мы и вправду уедем?
Он покачал головой и палец к губам приложил.
Помог забраться в машину.
Вывел ее со двора.
И свернул в ближайший переулок.
– Посидишь или со мной?
– Куда?
– Туда. – Он усмехнулся. – Следить за домом.
– Ты думаешь…
– Смотри, она действительно гостей ждала. Или гости уже приехали. Тогда понятно, почему не было других следов – занесло снегом. Но вот уйти незаметно у них бы не получилось.
Далматов протянул руку, и Саломея выбралась, глотнула холодный воздух и закашлялась.
– Зато получилось бы спрятаться в доме. Он большой. Плюс подвал… дом, конечно, должны обыскать, но сама видишь, людей не хватает, да и те, кто приехал, не горят желанием перерабатывать. Новый год скоро, праздники… у людей иные планы, настроение нерабочее. Хороший расчет. Правильный.
Он поднял воротник куртки Саломеи и шарф набросил, замотал.
– Если станут душить, мягче будет.
– Это ты так шутишь?
– Это я так переживаю. Рыжая, ты хоть понимаешь, что и вправду могла… умереть.
Нехорошее слово.
Не новогоднее.
– Понимаю.
– А мне кажется, что порой ты специально нарываешься…
– Будешь мораль читать?
Далматов покачал головой, тихо сказав:
– Поздно уже. И не поможет. Мне кажется, что не поможет… просто постарайся быть осторожней.
– А ты?
– И я постараюсь. И в результате мы будем жить долго и счастливо.
Он обнял, утянув в тень огромной ели, которая росла между двух заборов, почти перекрывая едва заметную тропу.
– Ты знаешь, что у нашей дорогой судьи здесь дача?
– Нет.
– А купила она ее аккурат после того, как Варвара с Олегом познакомилась?
– Откуда ты…
– Решил справки навести. Я ведь всегда собираю информацию про тех, с кем работаю… Ольга сказала, что Надежда давняя клиентка. Но насколько давняя? Полгода? Год? Два? Когда они познакомились? И кто именно это знакомство инициировал? Нет, дорогая, сдается мне, не все так просто…
Ждать пришлось долго.
Но ожидание это не тяготило. Далматов выбрал вполне удачный пункт наблюдения: видны были двор дачи и окрестные дома. Убранные к Новому году, они переливались разноцветными огоньками, гляделись ненастоящими.
Декорация.
Точно, огромная такая декорация, где дома – и не дома, но лишь размалеванные дощатые фасады, за которыми пустота. И небо рисованное. И снег из машины. Правда, валит, сыплет, с каждою минутой все сильней, того и гляди засыплет с головой.
– Не замерзла? – шепнул Далматов на ухо.
– Нет. Немного.
– Может, вернешься… ждать еще долго.
– Нет.
Не потому, что в машине ей будет одиноко. И не потому, что она боится оставаться одна, скорее потому, что вдвоем здесь спокойней.
– Скоро Новый год…
– Странный праздник, – отозвался Далматов, похоже, ему тоже было невмоготу просто стоять.
– Почему странный?
– Потому что искусственный… тебе ли не знать. Сначала отмечали Йоль… потом – Рождество… и это как-то привязано к вере, к обычаям, а Новый год – просто-напросто дата…
– Ты думаешь, он ее…
– Кто?
– Этот фанатик. Отец Варвары…
– Нет.
– Почему?
– А зачем?
– Не знаю. Он ведь ненормальный. Он потом уже увидел, что я – не она, но все равно продолжал считать меня ведьмой. И продолжает. Я по глазам его видела… почему?
– Ты рыжая.
– Это, безусловно, повод.
Далматов хмыкнул и потерся холодным носом о шею.
– Это идея фикс. Смотри, он был совершенно уверен, что супруга его – ведьма. Приворожила. А потом умерла. Свинство чистой воды. Жену он спасти не может, а вот дочь – другое дело. Только она от спасения всячески отбивается, потому как ведьма… а ты на нее похожа.
– И поэтому он меня едва не убил.
– Нет, не поэтому. Думаю, он пришел к Ольге и обнаружил ее вот в таком виде.
– И решил, что виновата ведьма?
– Именно. Он поспешил уйти, наткнулся на тебя…
– И решил убить.
– Спонтанно. Думаю, он надеялся, что так спасет невинных людей.
Саломея поежилась: все-таки стоять на одном месте было холодно. Да и мысли в голову лезли невеселые.
– Мы с ним поговорим. Глядишь, и выясним что-нибудь интересное. К примеру, как он здесь появился… и зачем? А ты знаешь, что от тебя мандаринами пахнет. Признавайся, ела втихаря?
– Неправда!
Саломея попыталась вывернуться, но держал он крепко и дышал в ухо, а потом за ухо и укусил, небольно, но…
– Далматов, прекрати!
– У меня, между прочим, имя имеется… и вообще, ты моя законная жена. Я имею полное конституционное право кусать свою жену за уши. И не только за уши.
– Далматов…
– Нет таких.
– Илья! Мы… мы серьезным делом заняты! А ты со своими глупостями… и вообще… брак фиктивный!
– Кто тебе такое сказал?
– Ты!
– Я?! Когда?
Наверное, она бы нашлась с ответом, едким и остроумным, или хотя бы достаточно злым, чтобы он отступил. Определенно нашлась бы.
Только времени не дали.
Полицейская машина, мигнув фарами, медленно выползла со двора. Следом уехала и вторая, неприметная, грязная. «Скорая» с телом Ольги убралась еще раньше.
– Вот и все, – произнес Далматов, сразу сменив тон.
Все.
Дом снова темен, замкнут.
На белом покрывале газона остались черные следы шин. И собственные Саломеи еще не занесло снегом, хотя с такого расстояния их не разглядеть.
