Философия кошки - Евгений Елизаров

Принимая на себя повседневную заботу о кошке, мы становимся не только ее единственной опорой во Вселенной, но и некими (часто единственными) вратами в нее. Этот доверившийся нам зверек постигает действительность главным образом через нас, в сущности точно так же, как мы сами постигаем ее через наших воспитателей и все наши книги (или то, что их замещает). Человек и его дом, пользуясь аналогиями, привычными нашему двуногому роду, становятся для кошки одним большим свитком, хранящим заклинания обо всех тайнах бытия; постоянное изучение и философское переосмысление этих ключей оказывается основным, если не сказать единственным, условием успешной адаптации к окружающему ее миру.

Если трагическим раскладом жизненных обстоятельств, она вдруг окажется на улице, способность ориентироваться в окружающей действительности, конечно же, не исчезнет, как, наверное, не исчезла бы и наша способность к приспособлению, окажись мы внезапно на какой-то другой планете. Основополагающие законы великой науки выживания записаны уже в генетическом строе любого способного к страданию существа. Но это будет совсем другой, если угодно, во многом враждебный ей мир. И вот здесь-то нам важно понять, что для любой – успевшей привыкнуть к уюту человеческого жилья – кошки вдруг оказаться на улице означает в точности то же, что и для маленького ребенка быть выброшенным на это же грязное дно нашей цивилизации; в конечном счете выживают (если выживают) и он и кошка, но вся судьба – и не только она – оказывается искалеченной у обоих…

Словом, красивый миф о том, что это гордое свободолюбивое существо, снисходительно принимая нашу заботу о себе, всегда сохраняет полную независимость от нас, – только миф и не более того, в действительности все обстоит совершенно по-другому.

Мы уже говорили здесь о сильнейшей зависимости кошки от человека, но заметим: сводить эту зависимость только к пищевому рациону (даже при том условии, что он дополнительно сдабривается густым концентратом ярких впечатлений) крайне ошибочно. Она нуждается в гораздо большем, нежели этот кошачий аналог («хлеба и зрелищ») древнего убогого минимума капризных римских плебеев. Главенствующей потребностью всего ее отзывчивого на доброту существа отныне становится достижение какого-то высшего единства и с теми, кто населяет, и с тем, что наполняет (ставший и ее собственным) дом.

Но вместе с тем кошка и в самом деле не обделена ни чувством собственного достоинства, ни гордостью, и уже в силу одного этого она вовсе не скромная приживалка, которая готова терпеть постоянные напоминания о «своем месте». Нет, эта роль вовсе не по ней. Притязания этого доброго маленького смышленого зверька простираются куда как дальше: она должна породниться с нами, превратиться в одного из нас – стать членом нашей семьи, может быть, даже нашего единого большого племени людей. И, думается, самое привлекательное в ней – то, что во имя достижения этой цели она, как отважные сказочные герои с открытым чистым сердцем, готова истоптать «железные башмаки». Это ведь только интервент, колонизирующий чужие земли, не считается ни с чем, что свято их обитателям, у него на уме лишь какие-то свои корыстные интересы. Испанская Конкиста (отвоевание Америки у ее законных хозяев), в результате которой всего за какие-то двадцать лет на стыке XV—XVI веков было истреблено чуть ли не все коренное население порабощенных земель, – пример именно такому поведению. Наша же героиня соткана из совершенно иных материй, и ее пришествие вершится по-другому: все испытания она принимает в первую очередь на себя.

Скорее всего, она не разделила бы ни одно из тех людских мнений, которые моделируют ее возможный взгляд – на себя как на маленького еще не развившегося в полной мере человечка или на своего хозяина как на какого-то сверхбольшого кота. Но можно быть абсолютно уверенным в одном: она охотно согласилась бы с тем, что между нею и нами нет никакой непреодолимой пропасти, подобной тем, что пролегают между представителями других биологических родов. Некоторая же дистанция, разумеется, ощущаемая и ею, как раз и составляет предмет не прерывающейся ни на единое мгновение работы кошки и над самою собой, и над нами.

Автор берет на себя смелость почтительно возразить освященным авторитетом бессмертного Киплинга представлениям о кошке, как о животном, которому нет решительно никакого дела до своих хозяев, ибо на его (автора) взгляд во всей живой природе нет никакого другого существа, которое бы столь верно и преданно служило и человеку, и всему тому, что создается его трудами. Да, эталоном преданности и верности ему во все времена была только собака, но на самом деле кошка может с успехом оспорить первенство этой вечной своей соперницы в борьбе за сердце человека. Все дело в умении видеть, в том, какими глазами взглянуть на обеих. В собаке воплощено что-то мужское, это верный своему сюзерену рыцарь, готовый по первому его знаку немедленно перевернуть все вокруг вверх дном и подчинить ему весь мир. Кошка же предстает как нечто противоположное, это создание олицетворяет собой мягкую женственность; ее служение тихо и незаметно, оно опирается на врожденную готовность подчинять и переделывать в первую очередь самое себя (и, подобно женщине, именно благодаря этому дару она подчиняет себе и переделывает нас)…

Долгое, длящееся на протяжении многих тысячелетий, общение с человеком аккумулирует в генной памяти кошки огромную «базу данных» обо всех человеческих привычках и пристрастиях; она читает, как открытую книгу, всю нашу мимику и жесты, различает микроскопические перепады энергии и тональности всех произносимых нами слов; при этом она отчетливо распознает здесь многое из того, что никогда не фиксируется нами, ибо тонкому ее слуху доступен совершенно иной спектр частот. Не только прямое действие человека становится сигналом к ответной реакции этого смышленого и находчивого зверька, – она отчетливо видит переливы той окружающей человека ауры, которая формируется нашими сиюминутными настроениями, какими-то скрытыми и не вполне осознаваемыми даже нами самими намерениями и с головой выдает нас ей еще до того, как все это выливается в какие-то реальные поступки. Благодаря такому природному дару, многое – не только в доступном внешнему наблюдателю поведении, но и в тайных движениях нашей души – открыто этому древнему четвероногому племени. Глубокое же проникновение в особенности людских характеров, в неизвестные и нам самим тайны человеческой природы значительно облегчает каждому из его четвероногих миссионеров добиваться чего-то своего.

В какой-то степени общение человека и кошки – это общение высокого профессионала и откровенного дилетанта, проще сказать «лоха» или «чайника»; и то обстоятельство, что «чайник» нередко аккумулирует в своей памяти неисчислимые богатства многих очень толстых и умных книг, решительно ничего не меняет в этом извечном раскладе талантов. Не пораженный гордыней, самый род кошки оказывается куда лучше «настроен» на человека, нежели больной высокомерием наш – на кошку.

Но никакие преимущества рода не избавляют ни одну из отдельных его представительниц от необходимости тяжелой работы над самою собой, от постоянного, не прекращаемого ни на день труда самосовершенствования.

Конечно, в силу особенности ее природы, кошке недоступны многие формы единения с человеком; одни из них не вполне понятны ей, как, например, и нам самим далеко не всегда понятны императивы присущего ей языка, другие – не вполне приемлемы, как неприемлемо нам становиться на четвереньки для принятия пищи, но несмотря ни на что она всею своей душой стремится к тому, чтобы сродниться с нами. Стать членом нашей семьи, частью большого человеческого рода – это заветная мечта каждой домашней кошки. Впрочем, правильней, наверное, было бы сказать – минимально необходимое условие ее нормального, здорового развития.

Между тем стать одной из нас, съединиться с нами – означает подружиться не только с нами, но и со всем тем – весьма специфическим – миром, который мы создаем вокруг себя, ведь человек, как уже говорилось здесь, – это не только то, что ограничено пределами его кожного покрова. Сложное неодномерное образование, обнимаемое этим расплывчатым именем, охватывает собой очень многое из того, что внешне по отношению к нему, и те конечные пределы, которыми можно было бы ограничить его определение, недоступны ни разумению кошки, ни, наверное, даже нам самим. Поэтому соединить свою жизнь с жизнью человека означает слиться не только с его повседневными привычками и ритмикой его настроений, но и со всем тем материальным окружением, что обрамляет ее.

К слову сказать, эта добросовестность, заставляющая не просто вживаться в то, что составляет цель их устремлений, но и всею своей душой полюбить ее, может быть прослежена в действиях младших членов наших фамилий не только по отношению к нам.