Языки Пао. (Сборник) - Джек Вэнс

— Относительно меркантильцев.

— Однако не исключено, что это осложнит торговлю с Меркантилем, — осторожно предположил Палафокс.

— Ха! Для меркантильцев богатство и выгода всегда были важнее жизни двух-трех своих сограждан

— Да, жизнь людей у них ценится дешево.

— Эти мерзавцы получили то, что заслужили.

— При этом и преступление, и казнь произошли так скоропалительно, что люди мало что успели понять.

— Я хотел, чтобы восторжествовал? — справедли вость, — жестко произнес Бустамонте.

— К тому же было необходимо раз и навсегда отбить у кого бы то ни было охоту повторять подобное, — кивнул Палафокс.

Бустамонте снова принялся мерить шагами террасу.

— Да, отчасти это было политическое решение.

Палафокс молчал.

— Скажу больше: есть неопровержимые доказательства, что преступление совершили не меркантильцы. Какое решение мне принять в отношении наследника Берана?

Палафокс почесал подбородок:

— В этом деле много неясного.

— А что именно?

— Главный и единственный вопрос: действительно ли Беран — убийца? Это мы должны выяснить.

Бустамонте от удивления так выпучил глаза, что стал похож на жабу.

— Что здесь выяснять? Это несомненно!

— А зачем, по-вашему, ему это понадобилось?

Бустамонте задумался.

— Аэлло никогда не питал к сыну ни любви, ни даже привязанности. К тому же есть основания думать, что он и не отец ему вовсе.

— Действительно? — задумчиво произнес Палафокс. — А есть предположения, кто является настоящим отцом мальчика?

Бустамонте пожал плечами:

— Божественная Петрайя не отличалась особой добродетелью и часто подчинялась минутной прихоти. Но от нее самой мы правды не узнаем, ибо год назад Панарх приказал ее утопить. Беран был убит горем. Может, с тех пор он и затаил ненависть и желание отомстить?

— Вы считаете, что я настолько глуп? — усмехнулся Палафокс.

Бустамонте удивленно на него уставился.

— Не понимаю, о чем вы?

— Поражает редкая четкость воплощения замысла. Навряд ли ребенок на это способен. Похоже, он действовал под гипнозом, его рукой двигал кто-то другой.

— Вы так считаете? — нахмурился Бустамонте. — Ну, и кто же этот другой?

— Да хотя бы вы.

Бустамонте замер, затем сухо рассмеялся:

— У вас не в меру богатая фантазия. Почему бы тогда не предположить, что это были вы?

— Уже потому, что я ничего не приобрел от смерти Аэлло. Он приглашал меня сюда с определенной целью. Теперь ваша политика будет другой, и я полагаю, что мало чем смогу быть вам полезен.

— Не делайте поспешных выводов, — остановил его Аюдор. — Сейчас все изменилось. С Меркантилем, как вы верно заметили, прежние отношения наладить будет трудно. Не согласитесь ли вы оказать мне ту помощь, которую намеревались предложить Аэлло?

Палафокс поднялся и перевел взгляд на закатное оранжевое солнце, которое садилось за океан. Звуки бриза походили то на шелест, то на легкий серебристый звон крохотных колокольчиков, временами переходящий в грустный напев флейты. Цикады монотонно и тоскливо стрекотали за окнами. Солнце наполовину погрузилось в океан, потом над горизонтом осталась лишь четверть.

— Смотрите, сейчас вспыхнет зеленый луч, — сказал Палафокс.

Верхний край солнца погрузился в океан, и вдруг из-за горизонта вырвалась яркая зеленая вспышка. Она погасла, и стало темно.

Бустамонте встал и произнес, будто продолжая начатый разговор:

— Беран — отцеубийца, он должен умереть.

— Вы слишком поспешны, — мягко возразил Палафокс. — Вы признаете только сильнодействующие средства.

— Я поступаю в соответствии с ситуацией, — раздраженно ответил Бустамонте.

— Я могу избавить вас от мальчика, — неожиданно сказал Палафокс. — Он отправится вместе со мной на Брейкнесс.

— И какой же вам прок в мальчишке? — не скрывая издевки, поинтересовался Бустамонте. — Если возвращение с пустыми руками повредит вашему престижу, я готов одарить вас множеством женщин. Но судьбу Берана решать буду я.

Палафокс с улыбкой вглядывался в темноту.

— Я прекрасно понимаю, что существование еще одного претендента на престол будет держать вас в постоянном страхе.

— А я и не пытаюсь это отрицать.

Палафокс задумчиво перевел взгляд на звездное небо.

— Но вам не надо беспокоиться. Беран не сможет быть вам опасен, он ничего не будет помнить.

— Но все-таки зачем он вам? — настаивал Бустамонте.

— Имею я право на маленькую прихоть? — отшутился Палафокс.

Бустамонте больше не скрывал раздражения:

— Вы вынуждаете меня быть резким.

— Те, кто знает меня получше, предпочитают со мной дружить, нежели ссориться, — с мягкой улыбкой ответил Палафокс.

Бустамонте вдруг остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду, и заговорил неожиданно дружелюбно:

— Наверное, мне действительно стоит подумать над вашим предложением. В конце концов, какие беды может принести этот мальчик? Пойдемте к Берану и спросим, что он сам думает о вашей идее.

Бустамонте вразвалку направился к выходу. Палафокс, по-прежнему улыбаясь, последовал за ним. У выхода Бустамонте заговорил о чем-то с капитаном мамаронов, а Палафокс, воспользовавшись тем, что его не слышат, обратился к одному из охранников-нейтралоидов:

— Если я верну тебе то, чем наделила тебя природа, сделаю тебя мужчиной, смогу ли я рассчитывать на твою помощь?

На щеках стража вздулись желваки, глаза сверкнули. Но голос прозвучал неожиданно дружелюбно:

— На мою помощь? Ты можешь рассчитывать, что я переломаю тебе кости и размозжу череп, если ты возвратишь мне мои прежние слабости. На что мне это, если сейчас я сильнее четверых человек?

— О! — усмехнулся Палафокс, — так у тебя совсем нет слабостей?

— Есть одна, если считать это слабостью, — нейтралоид жутко ухмыльнулся. — Я люблю убивать, я испытываю высшее наслаждение от хруста ломающихся костей.

Палафокс молча повернулся и вошел в павильон, двери за ним закрылись. Он заметил, что у всех выходов стояли мамароны.

Бустамонте по-хозяйски расположился в кресле Аэлло и накинул на плечи черную мантию Панарха.

— Я не перестаю удивляться: смелость людей Брейкнесса порой граничит с безрассудством. Это восхитительно!

— Наше безрассудство — лишь видимость. Магистры никогда не расстаются со своим оружием за пределами Брейкнесса.

— И это оружие, конечно, ваша прославленная магия?