Трансформация демократии (сборник) - Вильфредо Парето

Впрочем, можно было предвидеть, что вследствие хитрости ряда деятелей, обмана со стороны некоторых из них, невежества многих людей и подверженности сознания масс эмоциям подобные меры будут применяться вновь, как это уже бывало не раз в истории.

Одной из причин войны было соперничество плутократий при потворстве буржуазии, разум которой затмевался алчностью, и при активном или пассивном сочувствии трудящихся, которые рассчитывали на огромные заработки. Чтобы удержать массы в таком благоприятном расположении духа и заманить птичек в клетку, пока идет война и до мира далеко, нужно было убедить всех, что после войны наступят времена неслыханного процветания.

Подобные утверждения противоречат эмпиризму и логическим выводам, они не подтверждаются ни историей, ни известными нам социально-экономическими закономерностями. Поэтому в июле-августе 1918 г. мы писали[152]: «(p. 157) В целом, после больших войн и заключения мира наступает период кратковременного экономического благосостояния, высоких цен, а затем промежуточный период (р. 158) длительной экономической депрессии и низких цен. Эти обстоятельства, впрочем, широко известные, естественно, находятся в полном забвении или замалчиваются теми, кто желает внушить почтенной публике, что война приведет после своего окончания к эпохе вечного процветания».

Теперь все это получает всестороннее фактическое подтверждение.

Другой тезис, на который мы можем опереться, предоставляет нам экономика, которая утверждает, что продукты обмениваются на продукты; имеется в виду общий принцип, распространяющийся на довольно длительные периоды времени, а не на периоды краткосрочных или кратчайших колебаний. В данном случае эмпирический метод и логика совместно повышают доступный нам уровень вероятности прогнозов.

Соответственно, можно было и следует теперь предвидеть, что надежда получить от Германии огромную контрибуцию золотом, отказываясь от ее продукции, несбыточна; это задача равнозначна сотворению из ничего. Беспочвенность таких притязаний становится очевидной, поэтому Франция только что заключила соглашение с Германией о закупке ее товаров при определенных условиях.

В целом война обострила неприязнь к чужеземцам, отдельные народы разделились как в материальном, так и в интеллектуальном отношении. Они закрыли свой рынок для иностранной продукции, а теперь замечают, что тем самым помешали экспорту собственных товаров.

Отдельные производители несут убытки и призывают принять меры, которые могут дать временное облегчение, но в конечном счете обернутся во вред. Правительства выделяют премии за экспорт, но это лишь косвенный способ перераспределения богатств от рантье и держателей вкладов к плутократам и обслуживающим их рабочим. Это очередное кровопускание, устроенное сбережениям и капиталу. Чтобы предвидеть будущее, необходимо иметь представление о том, сколько сбережений останется в нашем распоряжении для восстановления и наращивания капиталов.

Единый характер человеческих обществ виден также на примере кривой распределения доходов, которая, как мы показывали, до 1896 г. мало различалась для стран с совершенно разным экономическим положением. Многие факты указывают на то, что подобные законы управляют и проявлениями иных видов человеческой деятельности – физической, интеллектуальной, моральной[153]. В этих законах следует различать две вещи, а именно: 1) точность формы кривых; 2) их общий характер, показывающий, что число собственников резко уменьшается пропорционально увеличению объема собственности. Точную форму кривых получить невозможно, потому что на нее влияет множество факторов; чрезвычайно примечательно, что они так мало изменяют вид кривой доходов. Общий характер не вызывает сомнений, в этом можно убедиться без всякой статистики, видя, что в любой отрасли науки, искусства, полезной или преступной деятельности и т. д. занято множество малоспособных людей, немного способных и очень мало выдающихся. Если расположить их по уровню способностей, то мы получим не пирамиду с пологими ребрами, а пик с острой верхушкой.

Во всех странах, включая Россию, ныне облагодетельствованную божественным пролетариатом, правит узкое меньшинство, иногда успешно, иногда кое-как, очень часто плохо и очень плохо. Прекрасно сказал Джустино Фортунатто[154][155]: «Для таких слабых и бедных стран, как наша, характерно положение вещей, при котором подавляющее большинство населения вынуждено не только зарабатывать на жизнь, но и выбиваться из сил, чтобы содержать паразитическое меньшинство, на словах служащее народу, а на деле только формирующее привилегированный господствующий класс». Впрочем, это в той или иной степени справедливо по отношению ко всем странам и всем эпохам.

Следует добавить два замечания. Во-первых, форма пика сохраняет стабильность и при всех возмущениях тяготеет к самовосстановлению. Надо иметь это в виду, чтобы предвидеть, что большевизм в России придет к тому же распределению доходов, которое существовало при царском режиме; доходы уменьшились, но пропорции сохранились.

Во-вторых, внутри упомянутого пика происходит постоянное движение, в котором смешиваются разные слои; в частности, осуществляется круговорот элит.

С течением времени высшие классы интенсивно утрачивают активные элементы, вдохновляющиеся почти религиозным чувством, но эти утраты компенсируются возвышением низших классов.

Малле дю Пан так описывает Париж эпохи Директории: «(р. 127) роялисты, люди вандемьера, собственники, умеренные усвоили самый простой стиль поведения, заключающийся в полном игнорировании настоящего, будущего и даже прошлого. Их не смущает несправедливость, лишь бы она сулила им какие-то выгоды; их не пугает никакая тирания, при условии что они смогут жить по-прежнему, болтать и ходить в Оперу[156]. Как и повсюду в Европе, в Париже некоторое присутствие духа сохранилось только в народе».

Эти соображения, подробно изложенные в «Социологии», воспроизводятся здесь лишь в той малой степени, в которой это необходимо для данной статьи.

Познакомившись с упомянутыми общими законами, мы можем объяснять многочисленные факты истории и с большой долей вероятности предвидеть многие другие.

Следует заметить, что обычно люди предпочитают идти по другому пути. Общие законы, которые применяются, иногда заимствуются из области метафизики или теологии; в этом случае они мало или никак не способствуют успеху прогнозов, причем эта малость связана с тем, что они худо-бедно в какой-то мере отражают реальный опыт. Иногда они хотя бы внешне опираются на опыт и срабатывают, когда внешность совпадает с опытом; иногда это чисто экспериментальные законы, но и они не обеспечивают высокой степени вероятности. Требуется, чтобы они еще были синтетичными, т. е. отражали синтетичность реальных явлений.

Часто общие законы лишь подразумеваются, этот случай наиболее коварен и опасен, ибо к ним прибегают без раздумий, без тщательного соотнесения их с действительностью.

Мы отмечали предвидение Малле дю Пана, которое сбылось; у него немало и других подобных, но есть много и таких, которые не оправдались. Как правило, первые основываются на опыте, а вторые – на чувствах или моральных оценках. Например, 11 августа 1796 г. он писал[157]: «Бонапарт, эта марионетка с растрепанными волосами, это отродье Мандрена[158], которое парламентские краснобаи называют юным героем и победителем Италии, скоро заплатит за свои площадные успехи, за свое беспутство, свои махинации, свои репрессии и свои дерзкие выпады».

Трудно найти пример менее удачного прогноза. Безусловно, он отчасти вытекает из молчаливого предположения о том, что великий полководец и великий политический деятель обязательно должен быть достойным и благонравным человеком. Было бы очень неплохо, если бы так и было, но, к сожалению, история полностью опровергает это предположение. Однако оно сквозит в большей или меньшей степени в суждениях Тэна о Революции и, по правде говоря, у множества историков, философов и социологов; оно также в большинстве случаев лежит в основе глупых обвинений в адрес Макиавелли.

Предположение, делающее ущербными массу рассуждений, заключается в том, что люди руководствуются исключительно разумом; автор строит прогнозы о том, что они должны были бы делать, а не о том, что они будут делать в реальности. Бытует и другое мнение, заключающееся в том, что люди больше заинтересованы в преследовании общего блага, чем своих корыстных интересов. Отсюда возникают многочисленные теории, такие как изложенная в «Государстве» Платона, всевозможные «Утопии», «Общественный договор» Руссо, утилитарная нравственность Бентама, «Нравственность интереса» Новикова[159] и тому подобные фантазии.

Излишне говорить, что прогнозы, основывающиеся преимущественно на таких принципах, не имеют почти никакого веса, но если эти соображения для них вторичны и дополняются экспериментальными данными, тогда они могут располагать большей или меньшей степенью вероятности.