Седое золото - Андрей Бондаренко

Решил вниз спуститься. Опасно, конечно, но надо, как в таких делах без оружия? Необходимо трофейным разжиться, раз своего нет.

Тихонечко спускался, от камушка к камушку перекатываясь, нож держа наготове.

Вот уже метров семь осталось до неподвижных тел. Ещё чуть-чуть…

Неожиданно один из лежавших резко приподнял голову, вскинул винтовку.

Прогремел выстрел, Ник метнул нож…

Глава одиннадцатая

Миттельшпиль — середина игры

Промазал «пятнистый», ушла пуля в белый свет — как в копеечку, сантиметрах в трёх от головы Ника. Зато его нож точно в цель попал: прямо в горло противника, перерубив сонную артерию. Молодец, Епифанцев, хорошо учил!

Кровь тоненькими струйками брызнула во все стороны, захрипел «пятнистый», набок завалился.

"Надо будет, когда в Ленинград вернусь, — пронеслось где-то на уровне подсознания, — ещё с Епифанцевым позаниматься. Пусть научит с пращой работать, из лука стрелять, звёздочки метать японские…"

Со стороны входа в распадок раздались выстрелы — ага, значит, и вторая группа подошла. Не могут, бедняги, понять, что за взрыв такой был, вот и нервничают, выстрелами условные сигналы своим подают. Только вот некому им ответить, все, что называется, на фронт ушли…

Ник подобрал винтовку, что валялась около ближайшего тела, оглядел внимательно.

Хорошая машинка, похоже — винчестер, но переделанный под многозарядную винтовку. Ага, вот сюда магазин на пять патронов вставляется. Пошарил по карманам трупа, в нагрудном ещё пять магазинов нашёл. Пятью пять — двадцать пять! Совсем неплохо, ещё повоюем, граждане дорогие!

Ник заглянул покойнику в лицо, вот и ещё одна загадка образовалась: у усопшего в роду явно негры были — кожа цвета крем-брюле, нос характерный. Да, ещё один факт, ставящий «немецкую» версию под сомнение.

Подмывало опять засаду устроить, да нельзя. "В одну реку дважды не войти, снаряд в ту же воронку дважды не падает" — мымра очкастая на базе учила, психологиня хренова. Правильно всё, вторая группа в распадок теперь осторожно будет входить, обходя по сопкам с двух сторон. Если бой принимать, то слабые шансы совсем рисуются, нулевые.

Одно остаётся — прятаться тщательно и отходить скрытно.

Легко сказать — прятаться! Где, собственно? Тундра для этого дела — не самое лучшее место на планете, всё пространство просматривается на многие километры. Труба — дело. Пишите письма мелким почерком, непосредственно — на небеса…

Ник полз куруманником. Хотя этот термин вряд ли приемлем для описания природных ландшафтов Чукотки. Куруманник, как услужливо подсказывала память, это где-то там, в Сибири: ракита, ива, вереск, багульник, прочие симпатичные растения.

Славный такой кустарник, главное, что высокий, до полутора метров бывает, прятаться в таком — одно удовольствие.

А здесь? Карликовые берёзки, такие же осинки, хилые ёлочки. Причём высотой всё это — сантиметров тридцать-сорок, не больше. Поэтому ползти приходилось не то что по-пластунски — по-змеиному, ужом натуральным вертеться.

Поднимешь голову или какую-нибудь другую полезную часть тела — вмиг засекут.

Хорошо ещё если просто «засекут», так ведь, сгоряча, и отстрелить чего нужное могут.

Он полз уже часов пятнадцать: вниз по склону сопки, слизывая время от времени капельки воды с листьев и цветков морошки. Вода была сладковатой, с лёгким привкусом мёда.

Рядом, в широкой ложбине, начиналось обширное болото, покрытое относительно высоким сосняком, там спрятаться можно было уже по-настоящему. Спрятаться, отсидеться, поразмыслить над случившимся.

Вот и край куруманника, до спасительного леска оставалось всего метров двести — двести пятьдесят.

Ник осторожно приподнял голову над кустами.

Визуально всё было спокойно, солнышко скупо освещало каменистое плато, вокруг — ни души. Вот только те большие, густо поросшие рыжим мхом валуны, беспорядочно разбросанные в отдалении, внушали некоторое опасение. С одной стороны, далековато до них, метров четыреста будет, а с другой, именно там снайпера опытного, с нарезным карабином, он сам и расположил бы.

Полежал Ник в берёзках-осинках ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами — где наша не пропадала?

Метров двадцать и пробежал всего — выстрел щёлкнул сухо и как-то очень уж печально.

Правое плечо тут же занемело.

Больно-то как! А главное, обидно — так лохануться: всё вдаль смотрел, камушки всякие, мхом поросшие, осматривая тщательно, а дозорный, видимо, в куруманнике и засел, совсем где-то рядом. Ник упал на левый бок, пытаясь сорвать винчестер с раненого плеча, — не получилось. В сторону перекатился, нож выхватил из ножен: поздно, припечатало по затылку чем-то тяжёлым, дальше — темнота, круги фиолетовые заплясали неистово…

Сознание вернулось как-то сразу — внезапно и прочно.

Но Ник не спешил сразу открывать глаза, решил для начала прислушаться к ощущениям организма. Правая сторона тела не ощущалась совсем, будто и не было её никогда, шевелились пальцы левой руки — уже хорошо.

Пахло тундровым разнотравьем, родниковой водой и, как это ни странно, аптекой. То ли йодом, то ли мазью Вишневского, сразу не разобрать.

— Спокойно лежи, друг, — протяжно произнёс кто-то, пока невидимый. Голос, похоже, принадлежал подростку. — Всё хорошо. Живым будешь. Рана простая у тебя. После порошка голубой травы быстро заживёт. За три дня. Не сомневайся.

Ладно, поверим. Ник открыл глаза. Оказалось, что он голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, ноги у щиколоток крепко перехвачены тонким кожаным ремешком.

Ну, и кто же здесь такой хваткий?

Господи, Отец мой небесный, стыдно-то как!

Напротив него, метрах в пяти, сидела на корточках чукчанка, зажав между худенькими коленями какое-то древнее ружьишко.

Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у чукчей этот возраст считается уже весьма почётным — как у русских сороковник.

Симпатичная даже: пикантный разрез глаз, чувственные губы, фигурка гибкая, точёная. Во всем облике сила звериная ощущается, грация дикая.

Про такую Саня Бушков обязательно бы что-нибудь эдакое выдал: "Прекрасная охотница, восхитительная в своей дикости, чувственная и опасная…"

Ладно, Санёк далековато нынче, не докричишься, не дозовешься. Если правильно формулировать и в корень вещей зрить, то он и не родился ещё вовсе…

Девчонка невозмутимо смотрела на Ника своими чёрными глазами и молчала.

"Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть не впервой", — подумал Ник, стараясь сохранять на лице маску невозмутимости и полного покоя.