Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

"Мне Боратынский мрачный близок..."

Мне Боратынский мрачный близок,И Тютчев голубой, и Блок,И Гумилева гордый призракПорою бродит между строк.

Я приобщаюсь к их страницам,И в том же ветровом краю,Что вековым поэтам снится,Брожу я нынче и пою.

Я так же пьян, и не опомнясьЯ воздух пью далеких стран,Я многих солнц, быть может, помесь,Но хаос ими не попран.

Он зло дымится в звездных сонмах…Да ведайте, земли сыны,Что я один из тех огромных,Кто в мир взглянул из глубины.

Пространства черная порфираНа мне звездится с давних лет,Не для безграмотного мираМоя поэзия планет.

Нетова земля

"В той стране, которой нет..."

В той стране, которой нет,Где поэты мрут от жажды,В пестром сумраке планетТы мне встретился однажды.

Ты букеты те же рвал,Сын эфира, друг стеклянный,Для хулы как для похвалТы небес топтал поляны.

Под ногами в муравеЗвезды прыгали пугливо,Не одна луна, а двеНам светили в час прилива.

В той стране, где жгут мечты,Где моря зажгла синица,В той стране, что песням снится,Тихо встретился мне ты.

"Чтоб огонь земной сберечь..."

Чтоб огонь земной сберечь,Я упорно дрессируюНепокорную, сыруюЧеловеческую речь.

Вы, слова, слова как львы,Полно вам гулять вразвалку.Я беру перо как палку,Чтоб послушны были вы.

Вы умеете манить,Говорить с пустынным ветром,Так ступайте строгим метромПо снегам моих страниц.

В шкурах крапчатых ночейВы к очам моим причальте,Буду холить вас в асфальтеГородов земли ничьей.

Там, хоть камень возопи,Не поймут пустынь горенье,Там по голубой аренеВодят солнце на цепи.

АНТОНИЙ

Надо мной кривите рожи!Я – влюбленный триумвир.Египтянка мне дорожеРима, славы и порфир.

Это я при АкциумеПроиграл позорно бой,Чтоб рабом я с нею умерНа постели голубой.

Флот империи великойЯ в волнах похоронилРади солнечного лика,Озаряющего Нил.

И бессмертьем обеспеченЯ на долгие века,И поэтам в смуглый вечерЯ кричу издалека:

Я – Антоний, я тот самый,Чья любовь была вино,Стройте мне стихи как храмы,Я живу и жил давно.

18/VII 1925

ЗИГФРИД

Пусть ржут и пляшут вражьи кони,Как Зигфрид я неуязвим,Я в крови выкупан драконьей,И я кичусь мечом своим.

Он рубит всё, и пух, и камень,Острей чем пламень он и лед,И золотыми языкамиВ пространстве звон стальной плывет.

Дубы шипят, лепечут клены,И бор трубит во все стволы...Веселой влагой утоленный,Ужель паду я от стрелы?

Меня внесут в бургундский замок,Положат на квадраты плит,С печальной страстью вдовьих самокМне грудь Кримгильда оголит.

Но в миг, когда войдет убийца,В усах усмешку затая, –Из раны свежей зазмеится,Взывая к мщению, струя.

ТУДА И ОБРАТНО

Атом буйствовал вначале,Громом дрогло естество,Жгли зубцы, игру кончалиЛедохода моего.

Никуда он плыл разумно,Снег тревожный унося, –Формой хаос цвел, чтоб шумноЩупал эхом юность я.

Яд юродивых эфира,Щедрость широчайших чаш,Церемонный храм факира,Ум твой смелый – робкий паж.

Он не нужен музе ласки,Красоты и звонких жаб, –Египтянки дремлют глазки,Веет бархатом арап.

"Изольды лик суровый..."

Изольды лик суровый,По нем бы я не чах,И косы как оковыНа девичьих плечах.

И Тора молот яркийНа своде голубом.Как молнии подаркиВ твой тихий, тихий дом.

Белеют занавески,В их крепкой пене ты,И подбородок резкий,И свежих глаз цветы.

ЯД

На запад мчались каравеллыЗа индианкой золотой,Качался месяц осовелыйНад океанской темнотой.

Бросались крепкие матросыНа медных жен и дочерей,Испуг и трепет плосконосыйИх раскалял еще острей.

И белый мед Европы выливИ выжав с болью капли все,В пернатых шалях смятых крыльевОни по чуждой шли росе.

Грузили золотом и хинойКоралловые корабли,Пьянели музыкой стихийнойИ в трюмах крови яд везли.

Он был спиралями завинчен,Нежнейшими из спирохет.Его не вылечил да-ВинчиУ Борджиа во цвете лет.

Цари, и папы, и поэты...Как в смертных он вонзил кинжал.И величайший сын планетыЕго конца не избежал.

"Хаос, хаос, это ты когда-то..."

Хаос, хаос, это ты когда-тоКирпичи вселенной обжигал.Я храню твой пепел розоватыйВ черепе, граненом как бокал.

Нежен пепел, точно пена нежен,Но под ним огнистая волна,Та волна зеленой бритвой режет,Лезвиями глаз горит она.

А на дне клокочет камень алый, –Сердце, раскаленное тобой,От него растут во все концы кораллыЖилами в стихии голубой.

"Пусть гнется неба звездный бубен..."

Пусть гнется неба звездный бубен,Пусть липнет лунная рука, –Земля, танцуй, мы нынче любим,И наша гибель далека.

Пляши, душа, как Саломея,Бокалы бедер наливай,Я подаю тебе, немея,Главу свою, как каравай.

Она лежит на хладном блюде,И соль земли ее дерет,И обезумевшие людиВизжат в блевотине: вперед.

И солнце рыжее как ИродНа ложе растянулось там.Властитель пьян и правит миромПо книжным каменным листам.

У золотых гниют прибрежийОграбленные корабли,Веселой стала, непроезжейДорога дымная земли.

Пляши, душа, мы любим нынче,И в жилах там любовь бежит,Багряная, как у да-Винчи,И каждый шарик – Вечный Жид.

"В облаках туманностей белесых..."

В облаках туманностей белесыхРасцветают радуги миров.Где-то там на золотых колесахСкачет гром и спины бьет ветров.

Там великий мрак не кончен блеском,Там космический поет норд-ост,И шипят миры на дне вселенском,Не всплывая пузырями звезд.

Но и там, где мрак еще не кончен,Останавливает бег поэт,На брегу ночном он рвет бутончик,Не лизнувший лепестками свет.

И в холодном саване страницыОн засушен, не посмевший цвесть,И в сердца далекие струитсяНеизведанного мира весть.

"О, мать моя, земля сырая..."