Тени прошлого — тени будущего - Стас Северский

— Уберите «спутника» из медчасти.

— Уберу! И если вы дадите мне еще один день, сделаю это быстро.

— Айнер, вы получите еще сутки, только не появляйтесь здесь больше.

— Надеюсь, вы мне не смерти желаете?

— Нет, Айнер… Наоборот.

— А что, неплохо было бы. Но, боюсь, скоро увидимся.

Они улыбнулись друг другу, пожали руки… Улыбка доктора похожа на улыбку, а Айнер, видимо, куда более ядовитый, чем наш сержант…

— Удачи, Айнер.

— Отдайте мне бойца — мне человек нужен, помогать будет.

Я не при оружии — сдал излучатель андроиду на входе, так что отдал лейтенанту честь, как только скинул незримые путы — непривычно как-то…

— Рядовой N2-8090…

— Твои данные уже у меня, Герфрид. Пошли, и не отставай.

Иду за лейтенантом — не ожидал от него такой прыти — почти бежим… Вопросов не задаю, по совету медбрата, лучше не нарываться, пока не соображу, как в Хантэрхайме с субординацией… Четкую закономерность мне еще вывести не удалось, но она есть: чем ближе к штабам, тем все точнее и правильнее по мелочам, а в самом коловороте — упрощено до предела. Мы да бойцы службы безопасности — элита вооруженных сил. У нас с правилами жестко, просто, когда совсем тяжко — условностей меньше. А вообще о нашей элитарности разговоров много… Кому еще выпадает такая сложная, тяжелая, грязная и опасная работа? Настоящая элита вооруженных сил — штурмовые отряды А1. Это люди S12 да защитники-D40 — мы их не видим и не слышим — таких берегут на самый крайний случай…

Запись № 9

0000 000 00:00

10.04.205 год Новой Техно-Эры 17:55

Патрули службы внутренней безопасности тормозили нас на каждом переходе… Дошли, наконец, до стоянки транспортов. Лейтенант, не подключив меня к линии, продиктовал машине маршрут и откинулся в кресле… правда, только с третьей попытки… Что-то с ним не в порядке — он и в транспорт вошел с трудом. Боль, видно, сильно его движения ограничивает… И его такого в бой…

— Черт, спину клинит… Что смотришь? С тобой скоро и не такое сделают. Надо будет, будешь делать, что надо, и без огрех, что бы с тобой ни было. Понял?

— Так точно.

— Тебе еще не успели позвоночник перешибить?

— Никак нет, командир, — только пару осколков под лопатку поймал.

— Делай все, чтобы этого избежать. И голову береги. Если тебе мозги плохо починят — и мне, и тебе от твоей головы проблем будет больше, чем проку. Руки тоже — штуки нужные, хоть одну сберечь обязан.

У него либо ненормальные шутки, либо все остальное ненормальное… Скорей тут и то, и другое… Подвернулся же я ему под руку…

— Я понял, командир.

— По твоему виду видно, что понял. Ну что, Герф?..

— Готов.

Транспорт резко тронулся…

— Если ты серьезно насчет героической смерти, боец, — это хорошо. Нам такие пригодятся, только не торопись. Запомни, что мне виднее, когда твоя смерть принесет больше пользы.

— Так точно. Запомню.

— Теперь все будет не так…

— Я уже понял.

— Редко кто понимает, но раз ты такой сообразительный — мне же легче. Вопросы?

— Есть, лейтенант.

— Это и был вопрос?

— Куда летим?

— Сейчас на склады заглянем — и спать. Потом времени не будет.

— Да, лейтенант.

— Айнер.

— Что?

— Это я — Фридрих Айнер. Айнер — короче, чем по званию. А по рангу — S9 — обращаться дозволено одной технике. Нет времени — нет никаких «командир», есть только «Айнер». А времени не будет. Сразу предупреждаю, Герф, завтра будет хреново. Но сегодня еще выспаться можно.

Денек… Хороший темп Стикк утречком задал…

— Так точно.

— Знаю, что тебе про наши привилегии Говорухин наговорил, — они действительно есть, но пользоваться ими некогда. По глазам вижу — тебя продовольственный вопрос волнует. Он не тебя одного волнует, и это пожизненно. А вообще — хорошо, когда тебя еще что-то волнует, — верный признак того, что ты жив. Привык, что AVRG тебя и кормит, и поит, и думает за тебя — мы тоже привыкли. Но твое выживание зависит не только от системы. Законы на севере жесткие при серьезных нарушениях и гибкие — при мелких. Разбираться просто некогда. Первая штрафная единица — выговор, вторая — строгий выговор с лишением привилегий, третья — первый разговор с карателями, а вот четвертая — последний разговор с карателями. Видишь, как просто?.. Да, есть еще одна вещь, которую ты должен усвоить, — у нас все на пределе. Избегай провокаций, не наводи смуты — в Хантэрхайме это статья ликвидации, и никаких смягчающих или чего-то подобного. Порядок наводить труднее, чем поддерживать, — не нарушай его.

— Так точно.

— Еще про Хантэрхайм… Здесь не ты откроешь свои потенциалы, а они — тебя. И в обязательном порядке, хоть бы и со смертельным исходом.

— Понял.

— При хороших условиях человек дуреет, с жиру бесится — искать начинает доказательств тому, что еще жив. А при запредельно плохих условиях ему уже не нужны ни доказательства того, что он еще жив, ни жизнь вообще. Чтоб ты всегда знал, жив ты или мертв, и не исходил дурью вдоль и поперек себя и других, — условия должны быть едва пригодными для жизни. Подчеркну — для жизни. Там, где нужно только выживать, не только человек перестает быть человеком, но и боец — бойцом. И тот, и другой становится — волком. Не в смысле — зверем, подохшим под тяжестью прошлых лет, — хищником. Иначе он просто — дохнет. Штрауб дает все, чтобы ты мог жить, Хантэрхайм — только то, чтобы ты мог выжить. И то — выжить с большим трудом… и не каждый раз. Он тебе и жизнь, и смерть кусками швырять будет — тогда и посмотрим, кто ты есть — боец армии AVRG или обычный голодный до добычи хищник. Но учти, что если полк со стаей спутаешь, — я тебя заставлю так хвост поджать, что не подымешь. А надо будет — все хвостовые позвонки перешибу.

— Ясно.

— Инструктаж завершен.

Айнер человек жесткий… И слова он выбирает пожестче… Если на них упадешь — кости об них переломаешь, как об острые камни. А если оттолкнешься от них с усилием — полетишь в далекий и высокий полет. Он не злой… Нет, не злой — и если жестокий, то по нужде. А Хантэрхайм?.. И он такой же?.. Не знаю, что и думать, — уставился на монитор: тоннели перекрыты (на север уже идут транспорты с боеприпасами и строительной техникой). Мы по земле поедем…

Транспорт поднялся по шахте подъемника и вышел на поверхность — лейтенант спит… Летим над городом. Уже весна, скоро снег здесь стает — с оконечности ледника потекут талые ручьи, зацветут мхи, скингеры будут пастись на прогалинах… А в Хантэрхайме… Там кое-где тоже есть лужайки этих лохматых тварей — они протапливают их на окраинах ледяных массивов этим жутким излучением, выращивают собственный корм. Не так давно мы еще катались на скингеровских упряжках, а теперь судьба этих мохнатых зверюг так же неопределенна, как и тварей Ульвэра…

Пролетели над белой башней Совета — в центре площади стоит монумент, который я не перестаю замечать каждый раз, хоть и стоит он здесь, сколько помню… На внешне активной проекции отображен состав Совета AVRG первого периода войны — командующие S12. Офицеры поднимаются по лестнице, уходящей вверх и в перспективу… Генерал Роттер — наш прежний верховный главнокомандующий — застыл в решительном шаге на самом острие, на оборванном пропастью пике этого подъема… И кажется, что он либо пойдет дальше по воздуху… либо сорвется в бездну… А остальные последуют за ним, куда бы он ни шагнул. Только генерала Снегова здесь на лестнице нет — он стоит в стороне. Тогда он входил в Совет как главнокомандующий союзной армией — и тут на нем одном его прежний черный мундир RSSR, в котором он, правда, был таким же безжизненным, как и в белой форме главы Совета AVRG теперь. Может, как раз из-за этого он и остался один из всего состава. Кто бы еще мог так быстро решить кинуть на наши территории армии востока еще до того, как Пересмотр Задач долетел до Ясного, как не тот, кто почти перестал быть человеком. Если бы Снегов не поднял те армии, мы бы не отбили ни Хантэрхайм, ни Альвэнхайм… ни Штрауб. Да и вообще никого из нас давно бы не было. Он заслуженно возглавляет Совет, но в последнее время… Похоже, все на грани того, что высший состав объявит ему «недоверие»… Только сменить его некому. И Снегов молчаливо подтверждает это, взирая на нас застывшими глазами проекции с площади Центрального штаба и сжимая в одной руке «пространство», а в другой — «время»…

Не хочется об этом думать, но я прощаюсь со Штраубом. У всех нас есть город, который становится домом, и думаешь о нем, вспоминаешь его, где бы ты ни был… Хорошо, когда можешь защитить дом за его стенами, — Штрауб не будет падать осколками у меня на глазах. Правда, Стикк не раз говорил, что человек, которому есть что терять, сильнее рядом с тем, что он потерять боится, — только человек, которому терять нечего, одинаково силен всегда и везде. Но уверен, что таких не много — нечего и некого терять лишь мертвецам среди мертвецов… Правда, Хантэрхайм с его бойцами не так далеко от этого…