Последний день может стать первым - Стас Северский

Стас Северский

Последний день может стать первым

Книга I

Нельзя уйти от судьбы, — другими словами, нельзя уйти от последствий своих собственных действий.

Раньше мы боролись с природой, чтобы выжить — теперь она с нами, но нашими же руками.

…Нервы искрят. Пролетел по коридору сектора системных управлений так, что от меня крыса шарахнулась. Запустили объект! После штурма и здесь зачистку проведем! Перед глазами еще стоят схемы с корректировками полковника Ульвэра. На этот раз и он нас под удар подставил! Операция А1! Высший уровень сложности! И без поддержки! Будут большие потери… Хоть бы кто-то выжил… Но о наших жизнях сейчас и речи не идет…

Что ж, нам на такой скорости работать не впервой — и раньше прорывались, и сейчас линии постов преодолеем. Щиты активируем, а там… Смотрю в пол, чтобы не сбить сосредоточенность, — уперся взглядом в искаженное отражение на начищенных сапогах командира первого взвода…

— Стикк, готовь людей и технику! Через час выходим!

— Есть, лейтенант.

Он остался у меня за спиной — ждет сволочь! Я остановился так резко, что шинель по голенищам сапог хлопнула… Мало ему шрамов карателей, оставленных на вечную память! Еще один шаг — и такой карой он не обойдется! Будут доказательства, его даже Ульвэр больше не потерпит! Никто на свершенное преступление глаз не закроет!

— Сказал, готовь людей!

— Есть.

— Шаг против схемы, и расстрел на месте!

— Так точно.

Ларс Стикк растянул рот в тонкой усмешке мне вслед. Он — человек, изуродованный годами голодной войны, — надышался звенящего холодом воздуха Хантэрхайма чуть не до разрыва легких. Ледники не сломали его — они сковали трещину морозом, но теперь смерзшийся там надлом снова кровоточит. Его создали для Хантэрхайма! Нельзя ему было покидать север! Ни ему, ни мне, ни капитану — никому!

Объект разомкнул двери прямо передо мной. Я стукнул кулаком тяжелые створы, которые так и не успели полностью разойтись, влетел в центр управления с порывом ветра, разогнал сигаретный дым, но он затянулся за мной — вместе с мертвой тишиной затянул и меня.

— Густая у вас дымовая завеса, капитан!

— А, Айнер… Задымление первой степени.

— Пора отдать приказ о боевой готовности первой степени.

Обращаюсь к капитану по выделенной линии — не дублирую передачу для сержанта и техники…

— Рано, Айнер, рано…

— Четыре часа — и штурм.

Норвальд затушил очередной окурок… наклонил голову, будто на него тоже давит это подземелье и которая по счету бессонная ночь. Он прикрыл глаза ладонью, но дым не ест их, а засвеченные панели не бьют по ним белой слепотой.

— Айнер, да сядьте вы, наконец!

Положил фуражку на стол и опустился в кресло… Капитан протянул мне пачку — я подумал и, после его утвердительного кивка, взял сигарету. Да что ему эта отрава? Техноклоны не курят. Это у него по старой памяти…

Снова развернул схемы… Осталось только маршрут проверить и растяжки поставить. Графики мы еще не один раз править будем, но уже по предварительным данным понятно, что патрули мы обойдем. Переходы заблокируем лучевыми растяжками — перекроем подходы врагу… и наши отходные пути тоже будут отрезаны… Затянулся — на выдохе дым застрял в горле хрипом…

— Унхай, да подключи ты фильтры!

— Есть, лейтенант.

Сержант не спал давно, вымотался — узкие глаза сощурились и потемнели пуще прежнего…

— Унхай, как выйдем, из связи не выпадай — всех держи.

— Так точно.

— У тебя двадцать минут на сон!

— Есть…

Унхай откинулся в кресле, и чертежи закрыли его сложными крестами лучей. Хорошая работа — дальше эту растяжку командир взвода разрабатывать будет. А вот и Стикк заявился… осторожно вступил в синее сигаретное марево — так, чтобы не потревожить его, — не хочет мне с резкими движениями лишний раз на глаза попадаться. Он только рот кривит — знает, что сейчас нужен позарез… Но ядовитые зубы еще прячет…

На востоке Шаттенберга спад активности — послали туда «разведчиков». Ночь гнетет — проползает в бункер с поверхности земли через шлюзовые врата, через глухие экраны… Дымный сумрак занял углы, стянулся прочнее. Остались считанные часы… Разведвылазка — и снова на смерть…

Пришла новая корректировка… Сопоставил цифры с меркнущими в дыму схемами… Прочертил над картами графики воздушных патрулей — сердце подстроилось под эту «кардиограмму»… Снял перчатку, чтобы разодрать опухшие веки, — карты с разметкой плывут в глазах… Доработкам конца нет — вношу поправки по последним данным. Патрули перестроили — не нравится мне это — часто что-то… Они ищут… ждут. Ничего, пока еще наши «разведчики» не обнаружены… Их иначе, как по ментальному фону, и не засечешь. Правда, есть тут спорные случаи на грани пересечений, но вхождений в зону фона не было… Почти ослеп от свечения мониторов — закрыл глаза, и сразу холодом обдало… Кофе остыл, не парит больше, а фильтры нагнали сквозняки стылой ночи. Набрал в рот тяжелой черноты с густым осадком — горло дерет, будто снова мороз Хантэрхайма вдохнул без маски…

Капитан — машина, но при этом он, как и прежде, человек S7 — для проработки операции ему нужно столько же времени, сколько и раньше. Норвальд уже забыл, что это — усталость, сон, горячий кофе, сигаретный дым… Даже про дыхание он уже редко вспоминает — хотя, наверное, не чаще, чем при жизни: мы о таких вещах обычно не думаем. Но расчеты все еще требуют от него усилий. Он знает, что уже — другой, что прежний только его долг. Но ему сложно понять это. Поэтому стараюсь держать проработку под контролем, как и раньше. Что ж теперь… Столько лет с ним живым воевал… и с мертвым еще повоюем.

Зашел «защитник» — объект развернул мониторы перед застывшей в тусклом свечении машиной. Капитан передал расчеты технической единице первого порядка с облегчением. И мне спокойней стало — «защитник» схемы пропишет точно и четко. «Спутник» что-то не спешит развести непроглядный осадок на дне моей кружки. А черт с ним… Не до него… Стикк, похоже, решил до конца линию гнуть — теперь слежу за каждым его шагом. От Шаттенберга до Ясного рукой подать. А Ясный и сейчас — «убежище». Я не должен упустить ни один код, который вобьет Стикк… не должен упустить ни одного его действия, ни одного движения. Но я привык держать руку на пульсе подчиненных, не выпускать их из поля зрения. Ему операцию под угрозу срыва не поставить, и испортить ничего он не способен, но неувязки с ним определенно будут. И мне предстоит продумать ситуацию с учетом его точки зрения, чтобы этих неувязок избежать. Он постоянно ищет недочеты офицеров, чтобы применить их в личных целях, не смотря на способы. Стикк дает обреченным шанс на «загробную жизнь» — и убежден, что имеет на то право. Чтобы открыть бойцу «путь дезертира», ему достаточно уверенности в том, что смерть этого бойца обязательно последует бою и не будет значимой для системы. Да, наша вера в победу сломала не один костыль, но сегодня мы будем гибнуть за систему, за весь мир. Сегодня никто — не до, не после штурма — не уйдет.

Герфрид решительно переступил порог центра управления — подсвеченный картами едкий туман остановил его у двери. Просто, надломанные дымные дорожки спутали с нашим пространством графики, прочерченные — другим. На круговом мониторе Герф стоим прямо передо мной, но я повернулся к нему лицом…

— Стой, боец!

Герф только руку на плечо положил, как положено. Он уже закован в «доспех» — всегда готов… всегда, как на параде…

— Ты с Хорном на второй квадрат полетишь — переход проверите и растяжки поставите. Схемы дам позже. Врата второго тоннеля скорей всего намертво заблокированы. Не откроете — не задерживайтесь. Двери срезать не будем — они могут заметить. Растяжкой тоннель блокируйте — и все. Отзову — плюйте на все… на пределе скорости на базу возвращайтесь без остановок.

— Так точно. Лейтенант, они ищут?..

Надо же, понял, что я ему выделенную линию открыл…

— Да, Герф, — они нас ждут. Ничего, рассчитаем маршрут так, чтобы пересечений не было. Столкновений быть не должно.

— Так точно — проверим второй квадрат, поставим растяжки.

— Там, возле входа во второй тоннель, что-то есть. Определить, что — не вышло. Неопознанный объект. Сигнала нет, скан не стали делать. Панели, видно, еще при штурме Шаттенберга разворотило — за ними… Смотри…

Загрузил визуальную проекцию. Трудно разобрать, но есть сходство с очертаниями человека. Не известно, кто это, но мы всех встреч избегаем. Герф кивнул, будто хотел что-то сказать — что-то, что пресекли правила субординации. Он все-таки определил грань между моим другом и моим бойцом — Хантэрхайм с него спесь сбил.