Холодный счет - Владимир Григорьевич Колычев

– Ну, может, сболтнул.

– Да я Варю недели две уже не видел.

– Может, жена?

– Так я и жене не говорил… Хотя… – Милованов задумался. – Может, и говорил. Может, и Варе… Обычно я ни с кем о делах не говорю.

– Может, тоска накатила? Из-за безнадежного романа. – Севастьян кивком указал в сторону больницы.

– Может, и тоска. И роман безнадежный… Ладно, ты иди, а я еще постою. Может, она еще выйдет.

Последнюю фразу Милованов произнес едва слышно. И тяжко вздохнул. Имя своей женщины он так и не назвал, Севастьян прекрасно его понимал.

Вот и что ему делать? Домой? А если в ночной магазин занесет по пути? А там водка, вдруг не сможет устоять? А за рулем он пить точно не станет. И ехать есть куда. А вдруг Харитонов уже вернулся в свой дом? Убийство Гороховой, похоже, списано на ее ухажеров, розыск Харитонова не усиливали, может, и отправляли наряд на Моровое озеро, но вряд ли кто-то остался там на ночь. Может, сгонять туда-сюда? Бензин, моторесурс – все это, понятное дело, в минус. Но вдруг в награду за это удастся хотя бы выйти на Харитонова. Днем Севастьян хорошо выспался, так что в дороге не заснет.

Он собирался следить за Миловановым, как следует подготовился к ночному бдению, и рюкзак собран, и чай горячий в термосе. Травмат и парализатор также в машине. И бензина больше, чем полбака, хватит съездить туда и обратно. Всего-то нужно добраться до «Нивы», а это минут десять-пятнадцать пешком, немного, но и немало. Впрочем, Севастьяну и нужно прогуляться, чтобы пыл слегка остудить. Может, и передумает ехать черт знает куда.

Шел он быстро, торопился поскорее сесть в машину. Скоро уже рассвет, небо розовеет, прохладой от него веет. Больничный забор закончился, частные дома уже с двух сторон. Тротуар вдоль дороги, палисадники: деревья, кусты.

За одним таким кустом Севастьян заметил чьи-то ноги. Калоша, светлые колготки в темную полоску, полы домашнего халата. Тело лежало неподвижно, ни малейших признаков жизни. Севастьян остановился, как будто ноги в землю вросли. Но его тело продолжало движение по инерции, он едва не потерял равновесие.

Крюков осторожно заглянул за пышный куст жимолости. И сдавленно простонал сквозь зубы, глядя на мертвую женщину. Рыжая шапка кудрявых волос, круглое лицо с маленьким носиком, толстые щеки, маленький ротик, жирная шея с синяками на ней. Крупная женщина, толстая. Некрасивая. И мертвая. Севастьян точно знал это, хотя на всякий случай и попробовал нащупать пульс. Пульса не было, но тело еще теплое.

Севастьяна затрясло от сильного волнения. Крови не видно, зато синяки на шее просматриваются хорошо. Женщину явно задушили. Колготки в полоску вроде не тронуты, но полы халата разведены. В этот раз алиби не будет и близко. Еще и Милованов знает, откуда и куда Севастьян отправился. Его в гибели этой несчастной и обвинят.

Милованов остался у больницы, но вряд ли его ждет продолжение встречи. Возможно, он уже понял это и возвращается назад. Пешком. Если так, Севастьяну нужно бежать. Пока его не застали на месте преступления, еще есть возможность открутиться. Скажет, что забил на машину, отправился сразу домой. Но если Милованов застукает его здесь, уже не отвертеться.

Севастьян постарался взять себя в руки, попытался сосредоточиться. Место в этот час безлюдное, прохожих не видно. Да и женщина не из прохожих. Халат на ней домашний, ночнушка под ним в мелкий горошек, колготки, калоша только одна. Колготки старые, заношенные, на большом пальце дырка. Из дома женщина вышла, зачем, пока не ясно, может, маньяк позвал. Вышла и попала в западню. Женщина крупная, а задушили ее легко, как какую-то курицу. Задушили, затащили в кусты. Когда волокли по земле, она потеряла одну калошу.

Потерянную калошу Севастьян обнаружил сразу же, она лежала за тротуаром, едва не свалилась в канаву. Значит, душили женщину не возле дома, а на тротуаре, нарочно или случайно пнув сброшенную калошу. И все-таки Севастьян подошел к калитке ближайшего от места обнаружения трупа дома.

А калитка заперта. И свет в окнах не горит. На шум никто не выходит. Севастьян заглянул во двор, ни собаки у будки, ни машины под навесом. И кнопки звонка у калитки нет, вызвать хозяина можно только криком.

Звонок имелся в соседнем доме. Севастьян нажал на клавишу, вышел хозяин. Криво застегнутая рубаха, семейные трусы по колено. Сонный вид, благодушное выражение лица, добрый взгляд. А в руке топор.

– Чего надо?

– Выходи! Убийство у вас тут!

– А ты кто будешь?

– Соседку твою убили!

Севастьян еще только вынул удостоверение из кармана, а мужик уже открыл калитку. Если кого-то убили, это одно, а если соседку, совсем другое.

К трупу подходили с трех направлений. Севастьян и мужчина с топором от дома, Милованов шел от больницы, с противоположной стороны на тротуаре маячил еще кто-то. Мужчина какой-то шел, крупный, шаг тяжелый, мощный, но неуверенно медлительный.

Зато Милованов двигался быстро. Он еще не видел труп, но уже учуял запах добычи.

– Крюков, ты снова здесь? – спросил он, мельком глянув на мужчину.

Топор в руке почему-то совершенно не смутил его.

– Давай без комментариев!

Крюков указал на труп, Милованов увидел ноги, сошел с тротуара. А разглядев покойницу, резко повернулся к Севастьяну, как будто он мог ударить в спину топором.

Но Севастьян уже смотрел на Харитонова, который медленно подходил к нему. Узнал он его. Не сразу, но узнал.

И Харитонов его узнал. Остановился, попятился.

– Крюков, ты хоть понимаешь, что все это значит? – и возмущенно, и восторженно протянул Милованов.

– Стой, стрелять буду! – крикнул Севастьян.

Да так громко, что Милованов подпрыгнул на месте. А Севастьян, не обращая на него внимания, рванул за Харитоновым.

Тот бросился бежать, Севастьян за ним.

– Стой, говорю!

Оружия нет, стрелять не из чего, даже парализатор и тот остался в машине. А ведь Севастьян собирался взять и электрошокер, и травмат, когда шел за Миловановым. Собирался, но все оставил на сиденье. Забыл. Преступная халатность… А может, у него с головой не все в порядке? Может, с ним и не происходит сейчас ничего? Спит себе дома пьяный, снится всякая чертовщина. Может, и Харитонова он сейчас преследует во сне? Но тогда почему в руке сам по себе не появляется боевой пистолет с мягкими пластилиновыми патронами? Почему одышка самая что ни на есть настоящая?

Очень быстро одышка появилась,