Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

В последней, под номером 215, и лежал прошлой зимой Иванов.

Старшую медсестру следователь застал в своей комнате. Она оформляла какие-то документы пожилому мужчине. Дождавшись его ухода, Олег Петрович сказал Носовой:

– Мне хотелось бы выяснить, кто из больных лежал в одной палате с Ивановым.

– А он, считай, в основном лежал один,– ответила Носова.

– Богато живете,– заметил следователь.– В палате-то на четырех человек…

– По распоряжению Жигалиной.

– За что же такие привилегии были Иванову? – спросил Олег Петрович.

– Чтобы не заразил других. У него был гепатит.– Пока Шляхов вспоминал, что это за болезнь, Носова пояснила: – Инфекционная желтуха. Еще называется болезнь Боткина.

– Знаю, знаю,– кивнул следователь.

Он вспомнил, какой переполох произошел в школе, когда узнали, что один из учеников заболел желтухой. Были прекращены занятия, объявлен карантин, и всех заставили обследоваться в поликлинике…

– Но почему Иванова не перевели в инфекционную больницу? – поинтересовался Шляхов.

Носова ничего толком объяснить не могла.

– Хорошо,– сказал Олег Петрович,– но вы, то есть медперсонал, который имел контакт с Ивановым, принимали какие-нибудь предохранительные меры, чтобы не заразиться?

Медсестра отрицательно покачала головой.

– Ну а больные как? – все больше удивлялся Шляхов.– Наконец, кушали в одной столовой…

– Не общался он,– сказала Носова.– Ел отдельно в палате…

– Подождите, подождите,– вдруг вспомнил следователь.– Мне ваша заво!делением говорила, что вместе с Ивановым лежал Алтаев. Вы, наверное, помните, его еще выписали за нарушение режима?

– Но я-то тут при чем? – вдруг взмолилась Носова.– Алтаева приказали положить в двести пятнадцатую палату врачи. У них и спрашивайте.

– Кто поместил?

– Убей меня Бог, не помню,– ответила Носова.

Вечером после работы Шляхов спросил у жены, можно ли держать в неврологическом отделении инфекционного больного.

– Ни в коем случае,– категорически ответила она.– Грубейшее нарушение. За такие вещи можно схлопотать выговор, а то и похуже…

Случай с Ивановым, таким образом, трудно было объяснить. Уж кто-кто, а Жигалина, как заместитель директора клиники, должна была понимать, что к чему. Зачем ей было брать на себя такую ответственность? Почему она подвергала риску заразить себя, работников отделения и при этом не думала о своем служебном положении?

И еще. В больнице и так не хватает мест, а Жигалина дала указание предоставить четырехкоечную палату одному человеку.

На следующий день Шляхов позвонил Жигалиной и попросил зайти к нему.

– Срочно? – спросила замдиректора клиники.

– Желательно сегодня,– сказал следователь.

Жигалина приехала после обеда.

– То, что Иванов лежал в палате один,– вынужденная мера,– объясняла она.– Видите ли, у Иванова подозревали гепатит.

– Подозревали или он действительно болел желтухой?

– Болел,– коротко ответила Жигалина.

Вела она себя несколько начальственно и на все вопросы отвечала самым категорическим тоном.

– Вы вызывали инфекционного врача?

– Я сама врач,– усмехнулась Жигалина.– И достаточно опытный, уверяю вас.

– Но держать заразного больного…– начал было Олег Петрович.

– Поэтому мы изолировали его от остальных,– перебила следователя Жигалина.– Даже кормили в палате, чтобы исключить контакт с другими больными.

– Но это нарушение,– не удержавшись, резко сказал Шляхов.

– В какой-то степени, да,– согласилась замдиректора.– Но попробуйте встать на мое место. Человека кладут в больницу с заболеванием нервной системы. Подчеркиваю, нервной! И вдруг я обнаруживаю у него гепатит. Сразу оговорюсь: форма не острая… Так что же прикажете делать? Переводить его в другую больницу? Дополнительно травмировать? – Она посмотрела на Шляхова долгим взглядом и, не дождавшись ответа, продолжила: – Я приняла, на мой взгляд, самое правильное решение: оставить Иванова в неврологическом отделении… Хорошо, пусть меня за это накажут. Но моя совесть врача спокойна.– Жигалина помолчала и добавила: – Для вас он – преступник, а для нас просто больной. Мы должны прежде всего думать о его здоровье, как его вылечить… Между прочим, на войне даже врагу я была бы обязана оказать врачебную помощь. Понимаете, получая диплом после окончания института, я давала клятву Гиппократа! – уже с пафосом закончила Жигалина.

После допроса Шляхов зашел к Папахину.

– Значит, говоришь, защищалась, как лев? – сказал тот, выслушав Олега Петровича.

– Не пойму только, кого она защищала,– поправил Шляхов.– Что были допущены грубые нарушения – ясно. Но меня смущает еще одно обстоятельство. Выяснилось, что Жигалина лечила в клинике только Иванова. Понимаешь? Только один подопечный.

– Чем она это объясняет? – спросил Папахин.

– Говорит, лечила Иванова с первого раза его поступления в клинику. А теперь якобы ее нагрузили столькими административными делами, что на других больных, нет времени.

– Что же получается,– подытожил Александр Владимирович.– У Иванова персональный врач, персональная четырехместная палата, и даже еду ему приносят отдельно…

– Прямо номер люкс в гостинице,– кивнул Шляхов.

– А почему она допустила, что некоторое время с ним лежал Алтаев?

– По ее словам, она была категорически против, но настоял врач Алтаева.

– И это несмотря на то, что Алтаев мог заразиться?– покачал головой Папахин.

– Вот я и хочу выяснить. Насчет гепатита, насчет Алтаева и другого-прочего… Правда, Алтаева выписали из клиники девятого декабря. За два дня до одиннадцатого числа.– Олег Петрович посмотрел на часы – Я пошел. Жду Алтаева на допрос.

– Когда закончишь, дай знать,– попросил Папахин.– Проведем опознание. Может, кое-кто из соучастников Иванова навещал его в больнице…

Вадиму Алтаеву шел двадцать первый год. Невысокого роста, смуглый, с монгольским разрезом глаз, он был явно напуган вызовом в милицию.

Шляхов постарался успокоить его и спросил:

– Чем болеете?

– Рука иногда отнимается,– как-то по-детски пожаловался парень.– А я работаю маляром…

– Когда поступили в клинику нервных заболеваний?– задал вопрос следователь.

– В прошлом году, первого декабря…

– В какой палате лежали?

– В двести пятнадцатой. Очень хорошая палата, большая, два стола, цветной телевизор… И еще только один человек.

– Как звали вашего соседа?

– Владимир Кириллович,– с нескрываемым уважением произнес Алтаев.– Мастер спорта по борьбе, выступал на международных соревнованиях. И вообще– мужчина в порядке.

– В каком смысле?

– Да стоит на один только костюмчик посмотреть! «Адидас»! Красного цвета, здесь белые полоски,– показал вдоль рукава опрашиваемый.– Рублей триста стоит, не меньше.

Он постепенно успокоился и разговорился. По его словам, Иванов жил в больнице, словно у Христа за пазухой. Готовили ему отдельно – бифштексы, цыплят табака и другую снедь. Друзья приносили шампанское и коньяк.

– Он даже курил в палате,– сказал Алтаев.– «Мальборо»…

Про цветной телевизор, изысканную кухню и курение в палате Шляхову раньше никто не говорил. И все, что сообщил Алтаев, сильно насторожило следователя.

«По мановению чьей же волшебной палочки был создан такой комфорт? Можно сказать, роскошь?» – думал Олег Петрович.

Когда он коснулся вопроса, за что Алтаев был выписан из клиники, тот запальчиво произнес:

– Иванову можно, а мне нельзя, да?!

– Что именно можно? – уточнил Шляхов.

– Так он в любое время уезжал из больницы! На своих «Жигулях»! Машина все время у корпуса стояла…

– И часто он отлучался? – спросил следователь, с волнением поняв, что наконец-то приближается к тому, что безуспешно пытался выяснить столько времени.

– За восемь дней, которые я лежал в больнице, он раза четыре уезжал. На всю ночь. А мы с приятелем всего один раз – и нас тут же турнули… Конечно, Владимир Кириллович с Жигалиной вась-вась. Я его просил, чтобы он поговорил с ней. Он пообещал, но так ничего и не сделал… Я звонил ему в больницу несколько дней подряд, но его там не было… Ни утром, ни днем, ни поздно вечером…

– Постойте, постойте,– сказал Шляхов,-уточните, когда именно вы звонили ему.

– Меня выписали девятого,– стал загибать пальцы Алтаев.– Я названивал десятого, одиннадцатого, двенадцатого. И все впустую. Даже попросил медсестру записать номер моего телефона, чтобы Иванов обязательно позвонил ко мне домой…

– Вы не помните, кто именно записывал ваш телефон?

– Тамара. Я ее по голосу узнал…

Тамара Проценко – это та самая медсестра, которая находилась в отпуске…

– И Владимир Кириллович звонил вам?