"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты уж прости меня, княже, на серчай на старого, Игорь Святославович, – раздался рядом скрипучий голос Рагуила. – Сам не понимаю, что со мною сделалось, с моей головою! Будто тетиву натягивал, а она вдруг соскочила.
– Да я сам виноват, что не заставил тебя выспаться, – ответил, продолжая думать о своем, Игорь. И вдруг встрепенулся. – Так ты уже не станешь твердить, что сегодня Пасха?
– Неужто я тебе такое говорил? – и со всхлипом даже каким-то втянул воздух. – А ведь сыростью потянуло, княже.
Игорь глубоко вдохнул, но его пересохшее горло не ощутило присутствия в воздухе водных испарений. Далеко впереди мелькнул красный проблеск костра и тут же на мгновение удвоился. Теперь и вправду вода! Что там, у озера, половцы, это несомненно, а вот сколько их там?
– Стой! Тренка, передай по цепи: «Стой! Ольстина ко князю наперёд. С ним двух ковуев!»
Пока повторялись, угасая постепенно, за спиной его слова, пока пробирался Ярославов боярин в голову полка, красный огонёк снова появился, но уже в другом месте.
Игорь понял, что это не костёр, а факел: кто-то ездит глухой ночью по дальнему берегу с огнём.
Позади частый топот. Голос, до того охрипший от жажды, что не узнать:
– Я здесь, княже.
– Ольстин, ты? Что прячешься от меня, боярин?
– Просто боюсь я, княже, от ковуев надолго отъезжать. Альпар поведал мне, что они замыслили убежать, спрятав свои высокие шапки. А свежих коней по дороге купят либо отберут. Тогда кто-нибудь, говорят, и спасётся, а гнев твой или князя Ярослава, говорят, всё же не пуще смерти от половецких рук.
– Леший с ними и с Ярославом твоим. Понакрутили вы с Кончаком на мою голову! А теперь, боярин, езжай на разведку. Пусть ковуи подползут к огню поближе, прислушаются и присмотрятся, сколько напереди у озера половцев.
– Понял, княже. Ей, Темирчук, ей, Гибай! Слышали? Айда!
Вернулся Ярославов боярин быстро. Слишком быстро. Даже пугающе быстро.
– Что там?
– Темирчук и Гибай даже подползать не стали. Там много половцев. Стоят вокруг озера, в несколько рядов. Впереди у них конные, в доспехах, копья к седлам приторочены.
– Ага. А чего ж было ждать? Твое слово, Рагуил.
– Я бы дал людям передохнуть. Скоро рассветет. Вот тогда и увидим, как поступить.
– Быть по-твоему. Вон уже и звёзды блекнут.
Игорь встряхнул головою. То ли задремал, сам того не заметив, то ли рассвело мгновенно. Увиденное вокруг его не обрадовало. Словно повторяющийся еженощно страшный сон, стояли со всех стороны живые стены из половецких войск.
Он окликнул Тренку, дремлющего рядом в седле, и велел ему растолкать тысяцкого. Тот долго протирал глаза, потом огляделся.
– Однако… Что будем делать, княже?
– Я уже решил. Отправим к ним посла, а пока снова построимся. Эй, Беловода Просовича ко мне!
Беловод Просович, черниговский боярин, помогавший Ольстину Олексичу управляться с ковуями, выпучил глаза, когда выслушал порученные ему слова: «От Игоря Святославовича Северского к великим ханам Кончаку Отраковичу, Башкорту Кобяковичу, Козе Бурновичу и прочим великим ханам, мне по именам не знаемым. Выпустите моё войско с оружием и наших мёртвых возьмём. А сколько за то хотите гривен серебра?».
– Что ещё сказать, княже?
– И сего довольно! Возьми посольский знак для оруженосца – и скачи! Видишь стягКончака?
Ускакали, наконец. Тем временем войско худо-бедно построилось.
Князь Игорь проехал вдоль передних рядов. С копьями стало ещё сквернее, чем вчера. Другая беда: надёжных новгород-северцев осталось слишком мало, и все они, оставшиеся в строю, ему известные по именам (а у некоторых и детей крестил, у многолетних знакомцев), – все как один не смотрели в глаза своему князю. Обижены. Что ж, он на их месте тоже, пожалуй, обиделся бы.
Вернулся в голову боевого клина. Всмотрелся в ту сторону, куда направился Беловод-посол, – расплывалось всё там, вдали, а ведь не пил хмельного столько дней… Спросил отрывисто:
– Рагуил, что там делается?
– Подъехали… Они под стягом Кончака… С самим Кончаком, так его доспех золотом и сияет… Пьют оба, и боярин и парубок, бурдюк над головою по очереди задирают… Не видно уже их… И знак наш посольский исчез среди конников!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Игорь крякнул. Неужели и ответа не дадут? Конечно, половцы в двух шагах от победы, однако нельзя же так пренебрегать правилами войны! Игорь повернул коня, чтобы сказать речь перед войском.
– Повремени, княже! Скачет сюда кто-то из них! И с твоим значком, – остановил его Рагуил.
Князь натянул поводья. А подумав, махнул здоровой рукою Тренке и решительно выехал навстречу половецкому гонцу. В мирном предложении ханам нет ничего позорного, пусть бы и его дружинники услыхали, однако кто может знать, что повелел сказать ему Кончак?
Черно-белое пятно впереди сгустилось в нарядного половца в красивом и чистом белом кожухе, расшитом красными и золотыми нитями, на вороном коне. Доспеха не было на нем, только поножи на ногах поблескивали, в руке держал он древко с Игоревым посольским значком.
– Живи вечно, великий князь Игорь Святославович, – поклонившись, заговорил половец на таком хорошем русском, что князь забыл на мгновение, что перед ним степняк. – Говорит тебе великий князь Кончак Отракович таковы слова: «От Кончака свату Игореви. Брось стяги на ковыль. За тебя поручусь, понеже ранен еси. Больше немогу ничего обещать».
Игорь помолчал. Что ж, спасибо и на этом. Присмотрелся к половцу. Загорелое до черноты лицо того показалось ему сперва молодым, однако теперь понял он, что гонцу уже порядочно лет. И какое ему, Игорю, до этого кыпчака дело? Только бы подольше не возвращаться мыслями к словам Кончака…
Половец снова поклонился:
– Я Овлур Менгуевич, толмач великого хана Кончака Отраковича. Рад служить великому князю северскому.
– Да не великий я князь, – думая о своём, отмахнулся князь Игорь. – А ты где научился столь расторопно русскому языку? Уж не крещён ли ты?
– Крещён, княже. Я служил великому князю Изяславу Мстиславичу в толмачах же, а уж когда выбили его, господина моего, из Киева, вернулся к степной жизни.
– Ладно… Скажи от меня Кончаку: «Свату Кончаку от Игоря. Не вышло мириться – будем биться».
– Держи, хоробр! – это половец бросил Тренке посольский знак, снова поклонился Игорю и повернул коня.
– Эй, Лавор! – остановил его князь. – А куда вы подевали посла моего, черниговского боярина?
– Прости, что не поведал тебе сразу, княже. Кончак оставил его при себе в посольском его чину, чтобы после… ну, когда всё закончится, отпустить в Чернигов ко князю Ярославу как самовидца здесь бывшего. Прощай, княже.
– Прощай, Лавор.
Скользнул взглядом по белой спине толмача Игорь и снова вперился в тёмную, копьями ощетинившуюся стену, преградившую русичам путь. Теперь ему самому уже не верилось, что мог понадеяться на мирный исход переговоров. И хотя, окажись Кончак в окружении русских дружин, Игорь поступил бы точно так же, как коварный союзник и приятель, душу его полонила тупая злоба, и он готов был сейчас зубами рвать этих провонявших кумысом, желтолицых и раскосых нелюдей. И захотелось ему нестерпимо всадить стрелу в белую спину Лавора, потому что из проклятых половцев оказался толмач к нему ближе всех. И потянулся Игорь, не глядя, туда, где, как выезжал он дома на княжескую свою охоту, висел колчан со злачеными стрелами. Не оказалось там колчана, разумеется, и он вылил свою злобу в речи, которую прокричал, вернувшись к строю дружинников.
Глава 9
Соленый вкус поражения, горечь плена
Теперь уже стаи воронов, круживших в небе над ратными, не раздражали, а вызывали тёмный страх. Северское войско пробилось-таки к воде, однако это только позволило людям напиться. Людям, но не лошадям – четвероногие отказались пить и вовсе не солоноватую, как говорил Рагуил, а добре солёную воду. Толстокожий Буй-Тур Всеволод предположил даже, что половецкое полчище нарочно напрудило в озеро своей и конской мочи – и сам попробовал захохотать, что завершилось глухим кашлем. И над чем тут смеяться? Юного князя Владимира чуть не вырвало.