Джесси - Валерий Козырев

– Ты помнишь воскресную проповедь пастора о том, что христиане всегда должны быть готовы к испытаниям? – прервал её размышления Гена.

– Остается только уточнить, какие именно христиане… Ведь таковых, оказывается, не так-то уж и мало! – сама не зная почему, съязвила она.

Гена же словно не заметил этого.

– Испытания рано или поздно всё равно приходят в жизнь верующего. И, несомненно, в этом есть высшее провидение – иначе это никак не объяснить. Ибо только падая, человек познает свою слабость и безграничность Божьей милости к себе!

«Мне кажется, он сегодня бесчувственен и черств, – думала Вика, слушая его. – И это тогда, когда я так нуждаюсь в его поддержке, а не в сухих нравоучениях! О Боже, как до этого все было прекрасно и предельно ясно… Ладно, хватит ныть! – осудила она себя. – Нужно взять себя в руки! В конце концов, у меня всегда есть выбор, я – свободный человек свободной страны, и по конституции имею свободу вероисповедования», – пришла смешливая мысль.

Вскоре они подошли к общежитию и распрощались. Но хорошие впечатления, с которых, в общем-то, и начался этот вечер, для Вики были безнадежно испорчены.

– Ты что, заболела? – спросила Надя, лишь только подруга вошла в комнату.

– Да нет, здорова.

– С Генкой поругались? – Надя глядела выжидающе участливо.

– С Геной поругаться невозможно. Он – воплощение совершенства!

– Поругаться можно с кем угодно! – отозвалась из-за стола Наташа, до этого, казалось, самозабвенно конспектирующая что-то из учебника в толстую общую тетрадь.

– Это только ты с кем угодно поругаться можешь, а я вот с Геной тоже бы не смогла поссориться! – ответила ей Надя с детским прямодушием, на которое невозможно было обижаться.

Наташа промолчала, лишь чуть нахмурила брови и еще быстрее задвигала по тетради шариковой ручкой.

– Нет, с тобой и впрямь что-то не так! Ты же сама не своя! – не оставляла в покое Вику Надя. – Хочешь, я заварю тебе чаю?..

– Нет, спасибо! Со мной, девчонки, все в порядке. Просто, хандра какая-то навалилась… Говорят, весной так бывает.

Вика решила, что не стоит выплескивать на девчат всё, что сейчас кипело у неё в душе. Ведь вполне возможно, что это действительно банальная хандра, сиюминутная слабость. «Каждый сам проходит свой путь падений и разочарований», – вновь вспомнила она.

Ночью, уже в постели, Вика до мельчайших подробностей вспомнила события вечера, и на душе стало горько и неуютно. Она почувствовала себя маленькой и беспомощной. Её ощущения были подобны тому, как если бы она стояла на узенькой тропинке над самым краем бездны, на дне которой в белых пенных шапках бьется шумный горный поток. И из-за боязни упасть она прижимается спиной к отвесной, уходящей ввысь, скале. Ей кажется, что она вот-вот сорвётся с узкой тропинки и в шлейфе камнепада рухнет на дно ущелья. Вика укрылась с головой одеялом и тихонько заплакала. Захотелось домой, как это было в самом начале, когда она лишь только приехала в город. Хотя, если бы кто-то спросил причину её слез, наверное, не смогла бы ответить… У неё было ощущение, что она теряет что-то ценное, очень ей дорогое. С этим Вика и уснула.

Во сне ей привиделся огромный зал, даже не зал, а скорее – ощущение некоего пространства, у которого не было ни стен, ни потолка. На самой середине этого пространства возвышалась рулетка. Вокруг рулетки – гул голосов и с непостижимой быстротой меняющийся калейдоскоп человеческих лиц, за ними, до боли режущая глаза, чернь ночной бездны. Рядом с рулеткой не было крупье, и никто не следил за её игрой. Но, несмотря на это, её колесо вдруг начинало стремительно раскручиваться и шарик, черной молнией прочертив множество оборотов по спирали, падал в одно из гнезд с нанесенным сверху номером, едва колесо само по себе начинало замедлять ход. Рулетка останавливалось, но уже в следующее мгновенье, колесо раскручиваясь с невероятной силой, вновь посылало шарик к ещё неведомому, выигрышному номеру. «Жизнь – одна большая игра, и все живущие – игроки, независимо от того, знают они это или нет», – вдруг неожиданно зазвучал над её ухом чей-то вкрадчивый голос. Она в страхе огляделась, но рядом никого не было, а голос тем временем продолжал: «Одни – удачливы, другие менее, третьи, – а их большинство, – неудачники и всегда в проигрыше, но сами не осознают этого. Выигрыш? Кто на что ставит! Игра – рулетка. Каждый свою игру делает сам. Одни играют скрупулезно, обдуманно. Другие – легко, весело и, даже проиграв, не сильно огорчаются. А есть те, которые играют много и азартно, иногда выигрывают, иногда много, но не могут удержать выигрыш при себе, и игра забирает свое назад. Есть те, кто играет с неохотой и, если бы было возможно, они и вовсе не делали бы своих ставок. Но тот, кто не играет, умирает! Умирает глупо, бессмысленно… Ибо только в игре, лишенной всякого смысла, есть смысл. Впрочем, умирают и те, кто играет с охотой, безо всякого принуждения… Умирают все – и проигравшие и выигравшие! В этом смысл игры и в этом – её безумие. Игра эта всеобщая, в ней нет наблюдателей и праздных зевак. И никто не оставляет игру сам, смерть – единственный выход из нее. Попытки изменить игру тщетны, и делающие это покидают её первыми. Незримая рука направляет колесо фортуны. И судьба человека – не в его руках. Всё определяют время и случай…»

Вика проснулась с тем же чувством тревоги, с которым и заснула. Она хорошо помнила сон и каждое слово, сказанное тихим, словно убаюкивающим голосом. Сон не укрепил её, она чувствовала себя скверно: разбитой и по-прежнему раздраженной.

– Долго спала! Наверное, во сне что-то хорошее привиделось, – сказала Наташа, стоящая у кухонного стола и что-то полушепотом доказывающая невозмутимой Наде, едва заметив, что Вика открыла глаза.

– Может, и хороший, да только, вот, не совсем для меня понятный… – преодолев дурное настроение, улыбнулась Вика.

– А ты расскажи, я истолкую.

– В другой раз.

– Ну, не хочешь, так и не надо! – в шутку обиделась Наташа и с ехидцей добавила: – Про любовь, небось!

– У кого что, а у нашей Натали, – назвала её Надя на французский лад, – все только любовь на уме!

– Ой, ну кто бы говорил! – стрельнула в неё ироничным взглядом Наташа.

Надя дипломатично промолчала.

Они позавтракали и после чашки чая, в который Наташа всегда добавляла немного мяты, Вика почувствовала себя намного лучше.

В субботний день занятий было меньше. Прямо из института Вика позвонила Гене и попросила о встрече. Раньше в подобной просьбе она не усмотрела бы ничего предосудительного, но тут почему-то подумала, что излишне навязчива, и вполне возможно, что на этот вечер у него есть свои планы. Но его голос был как всегда приветлив, и это успокоило Вику.

Гена ждал её внизу, у ступеней.

– Ну, и куда мы идем в этот раз? – подал он ей руку, когда она спускалась со ступеней общежития.

– Пока никуда. Просто, мне надо тебя кое о чем спросить…

– Так мы будем стоять прямо здесь?

– Нет, давай прогуляемся.

День клонился к вечеру, и предзакатное солнце ласково пригревало лица. На небе огромными белоснежными айсбергами неподвижно застыли редкие облака, высоко, казалось, под самыми облаками, купалась в прозрачной небесной глубине стая голубей. Навстречу, со стороны реки, шли люди, утомленные жарким днем, проведенным на пляже. Светлые широкополые шляпы, белые кепи со слюдяными цветными козырьками, покрасневшая от жара дневного солнца кожа… На мужчинах – шорты, светлые брюки, футболки и майки; на женщинах и девушках – короткие юбки, свободные блузки, легкие, полупрозрачные платья. Субботний вечер знойного дня. На проезжей части – шум автотранспорта, повизгивание тормозов, разреженный синеватый дым и запах выхлопных газов; с другой стороны улицы от трамвайных путей – лязг перегруженных трамваев.

– Я бы хотела продолжить наш вчерашний разговор, – сказала Вика.

– Будет лучше, если мы где-нибудь присядем.

– Давай лучше на другую улицу свернем…

Они свернули на менее оживленную тенистую улицу, всю в уютной зелени каштанов.

– Итак?.. – Искоса с улыбкой глянул на нее Гена.

– Ты сегодня неисправимо весел! – Не разделяя его шутливого настроения, поморщила носик Вика.

– Хорошо. Сейчас вспомню о чем-нибудь плохом…

– Ты, конечно же, помнишь наш вчерашний разговор?

– Да. За исключением, возможно, некоторых подробностей.

– Я не хотела тебя во все это посвящать… Думала – разберусь сама. Но у меня это не очень-то получается. Извини… И если позволишь, я начну с самого начала. Ты, только, пожалуйста, выслушай меня. – И после небольшой паузы Вика продолжила: – С детства мне казалось, что во мне живут два человека. Один – самонадеянный, высокомерный, другой – обуреваемый страхами, сомнениями, различными комплексами, а сама я была как бы третьим, и пыталась как-то жить между этими двумя. Но после покаяния в церкви вдруг почувствовала, что их больше нет. Они исчезли и я одна! И живу своей жизнью, естественно и без страха выглядеть смешной, не такой, как все; без желания казаться лучше, чем я есть на самом деле… Я поняла, что могу быть искренней, не прилагая к этому никаких усилий, и жить без оглядки на чужое мнение. Это была свобода, о которой, – наверное, даже не вполне осознавая этого, мечтает всякий человек. И в первую очередь – эта была свобода от самой себя, от своей предвзятости, от осознания своих комплексов и недостатков. Я ничего для этого не делала. Да и как я могла бы что-то делать, если даже не знала, что подобное вообще существует! Это было и вправду здорово!! Эйфория, чувство, будто я люблю весь мир и он мне необыкновенно мил и дорог… Я умилялась тому, как вокруг все прекрасно и было странно, что я не замечала этого прежде. И даже сломанная ветка, которую я раньше даже бы не заметила, вызывала во мне необыкновенную жалость. Умиление, восторг и жалость – вот эти чувства, которые владели мною в те дни. Потом это прошло… Да, наверное, это и правильно – нельзя же постоянно ходить с лицом, выражающим либо восторг, либо крайнюю скорбь. Подобное устойчивое состояние в психиатрии обусловливается определенным диагнозом… Но внутренняя гармония, душевная радость, чувство, что Бог всегда рядом и я не одна – это осталось. Но вчера вечером что-то изменилось. Вернее, не что-то – изменилась я сама… – Ей вдруг захотелось рассказать ему про свой странный сон, но она подумала, что он не поймет, и она только причинит ему лишние переживания. И Вика продолжила: – Будто бы я совершенно одна. Как будто Бог оставил меня, и порой мне кажется, что все, во что я ещё совсем недавно так свято верила – это самообман, мистика, иллюзия, призрачный сон… Даже Бог – и тот стал для меня, словно кем-то выдуманный… Бутафорским! Мне хочется вернуться к привычному мне восприятию мира без иллюзий и без прикрас, смотреть на вещи не через призму евангельского учения, а реально, называя белое белым, черное черным, а не как в сказке «Алиса в стране чудес» – приукрашивая всё призрачным цветом очков. Мне хочется обыкновенной жизни и, наверное, обыкновенного понятного счастья. То, что было со мной, это ошибка. Я – не тот человек, который может посвятить себя Богу… Я попросту не достойна этого! Настоящая «я» – сейчас; и то, что я сейчас чувствую и переживаю – это и есть моё настоящее «я»; и если это духовное падение – пусть будет так… Ведь в Библии написано, что званых много, но мало избранных. Хотя не скрою, что мне необыкновенно дорого все то, что я испытала и прочувствовала… Я противоречу сама себе! Я хочу и той, и этой жизни!! Не обращай на меня внимания – я сейчас словно соткана из противоречий…