Немезида - James Swallow

Йота кивнула собственным мыслям.

– Я поняла, – сказала она, – нас посылают, потому что нет полной уверенности. Империум не может себе позволить отправлять боевые флотилии во тьму, основываясь просто на "вероятности".

– Нас только шестеро, – произнёс Келл, – но вместе мы можем сделать то, что не смогли тысячи боевых кораблей. Одному судну гораздо проще проскользнуть к Дагонету через варп, чем целому флоту. Шесть ассасинов... лучшие в своих кланах... могут принести смерть, – он сделал паузу. – Помните слова клятвы, которую мы все дали, независимо от клана. Ни один враг не избегнет гнева Императора.

– Вы поведёте "Ультио" в Тэйбианский сектор, – продолжил Вальдор. – Вы внедритесь на Дагонет и подготовите множественные направления атаки. Когда там появится Хорус, вы его ликвидируете[18] .

– Милорд, – Эфрид низко поклонился и замер в ожидании.

Низкий рокот голоса его примарха напоминал раскаты далёкого грома над гималайскими хребтами:

– Говори, капитан Третьей.

Астартес поднял глаза и обнаружил Рогала Дорна стоящим на высоком балконе и неотрывно смотрящим на заходящее солнце. Золотой свет струился над каждой башней и каждым зубцом Дворца Императора, превращая сверкающий металл и белый мрамор в янтарь необыкновенного медового цвета. От зрелища перехватывало дух, но его портили огромные кубические туши встроенных редутов и орудийных башен, торчащие вверх как тупые серые клыки в злобно оскаленной пасти. Дворец до – пышное, блистательное сооружение, бросающее вызов запретам и неудачам, – стоял бок о бок с дворцом сейчас – брутальной твердыней, воздвигнутой против самого смертоносного врага. Врага, которому ещё только предстояло показаться под небесами Терры.

Эфрид знал, что его повелителю было больно смотреть на защитные стены и укрепления, которые Император поручил ему построить поверх красоты дворца. И хотя, на взгляд капитана, и дворец, и крепость были одинаково величественны, он был в курсе, что Великий Дорн почему-то считал, что принижает это место, делая него зону, пригодную лишь для ведения войны. Примарх Имперских Кулаков часто приходил на этот высокий балкон, чтобы наблюдать за стенами, и, как полагал Эфрид, ждать появления своего брата-изменника.

Он прочистил горло:

– Сир, у меня новости от серфов нашего ордена. Рапорты о приготовлениях подтверждены, так же как и доклады о происшествиях в блоке Индениск и на станции Сарос.

– Продолжай.

– Вы были правы, приказав следить за кустодиями. Генерал-капитана Вальдора ещё раз видели входящим на закрытую сессию в Завесах, на которой собирались Директора Примус кланов Ассасинорум.

– Когда это было? – Дорн не смотрел на него, продолжая разглядывать дворец.

– Сегодня, – пояснил Эфрид. – По завершении собрания в пространство низких околоземных орбит было послано сообщение, скорее всего – на корабль. Шифр  имеет очень высокий уровень защиты. Мои технодесантники с сожалением сообщают, что его взлом лежит за пределами их умений.

– Не нужно и пытаться, – сказал примарх, – и, на самом деле, сделать это означало бы нарушить протоколы. Это черта, которую Имперские Кулаки не пересекут. Пока что.

Рука Эфрида потянулась к его коротко подстриженной бородке.

– Как пожелаете, милорд.

Дорн надолго погрузился в молчание, и Эфрид начал сомневаться, не должен ли он уйти. Но затем его командующий заговорил снова:

– С этого всё начинается, капитан. Понимаешь? Это из-за таких вот действий укореняется  гниль. Войны, ведущиеся в тенях, а не на свету. Бои, в которых нет правил. Нет черт, которые нельзя бы было переступить, – он наконец перевёл взгляд на своего офицера. – Нет чести.

За его спиной, солнце погружалось за горизонт, и тени, пересекающие балкон, росли.

– Что надлежит делать? – спросил Эфрид. Для какого бы приказа у его примарха не возникли основания, он подчинился бы ему без вопросов или колебаний. 

Но Дорн не дал ему прямого ответа.

– Только одна мишень может быть достойна такой секретности, такого сбора сил. Официо Ассасинорум намеревается убить моего заблудшего брата Хоруса.

Эфрид обдумал это.

– Разве это не послужит нашему делу?

– Так может показаться тем, у кого узкий взгляд на вещи, – ответил примарх. – Но я видел, какой ущерб оставляет после себя пуля ассасина. И вот что я тебе скажу, брат-капитан. Мы победим Хоруса... но если его смерть произойдёт так, как планирует Ассасинорум, последствия будут ужасными, и совладать с ними будет не в наших силах. Если Хорус падёт от руки ассасина, в сердце предательской флотилии возникнет зияющий вакуум, и мы не в состоянии предвидеть, что его заполнит, или какую ужасную месть они совершат. Пока мой брат жив, пока он скачет во главе предательских Легионов, мы можем предсказать, что он будет делать. Мы можем быть достойными противниками Хорусу, победить его при прочих равных условиях. Мы знаем его, – Дорн вздохнул. – Я знаю его, – он покачал головой. – Смерть Воителя не остановит войну.

Эфрид выслушал и кивнул:

– Мы можем вмешаться. Пойти на конфликт с Вальдором и магистрами кланов.

– На каких основаниях, капитан? – Дорн снова покачал головой. – Всё, что у меня есть – толки и подозрения. Будь я таким бесшабашным, как Русс или Хан, этого могло бы хватить... Но мы – Имперские Кулаки, и мы соблюдаем букву законов Империума. Нужны доказательства.

– В таком случае ваши приказы, сир?

– Пусть серфы продолжают слежку, – Дорн посмотрел вверх в темнеющее небо. – В настоящий момент мы наблюдаем и мы выжидаем.

ВОСЕМЬ

Уголья и Пепел

Игрушки

Маска Сброшена

Комната в комплексе, которую предоставили в распоряжение Перриг, имела приемлемые размеры и пропорции и была последней из четырёх, которые ей предложили. Три другие она незамедлительно отвергла из-за присущей им негативной энергетики или близости к скоплениям людей, занятых недисциплинированной умственной деятельностью. Вторая по счёту комната была местом, где около ста семи лет тому назад умерла женщина, покончив с собственной жизнью из-за незапланированной беременности. Сделав для себя это открытие, подручная, Горосп, посмотрела на Перриг шокированным взглядом и с немалым смятением. Складывалось впечатление, что ни один из местных сотрудников Консорциума Еврот и понятия не имел о столь постыдном прошлом истанского здания.

Но эта комната была тихой, жужжание, которое она ощущала в своём восприятии, стихало, и Перриг приблизилась к состоянию равновесия настолько, насколько она могла это сделать в месте, в такой степени наполненном гудящими эгоцентричными умами. Перриг мягко удаляла их из своего мысленного пространства в ходе настраивающих упражнений, уничтожая помеху при помощи тихой нуль-песни, подобно тому как атональный звук сглаживается инверсным сигналом.

Занимаясь этим, она рассеянно касалась ошейника на шее. Это был всего лишь металл, просто вещь, скреплённая одним болтом, который она сама могла открутить за один поворот. Хотя те, кто смотрел на него, кто мог прочесть слова Никейского Декрета, вытравленные кислотой на чернёном железе, видели в нём смысл. Это было, в некотором роде, рабское клеймо, но она носила его только ради удобства остальных. Ошейник не был компенсирующим устройством, он не мог сдержать её –  он присутствовал для того, чтобы те, кто страшился её способностей, могли находиться рядом с ней и всё еще спать спокойно, пребывая в ложной уверенности, что он защитит их от её сверхъестественной природы. Текстура холодного металла помогла ей сосредоточиться, и она погрузилась внутрь себя.

Последнее, на что она посмотрела перед тем, как закрыть глаза, был хронометр на соседнем столе. Хиссос и местные блюстители правопорядка вернулись с "Иубара" несколько часов назад, но она не видела никого из них с момента аудиенции у Пустотного Барона. Ей было интересно, чем занимался Хиссос, но она преодолела порыв поискать его, протянув вовне мысленное щупальце. Она обладала слабыми телепатическими способностями и могла более или менее уверенно чувствовать его лишь благодаря хорошему знакомству с его разумом. По правде говоря, желание Перриг быть рядом с Хиссосом всегда ввергало её в меланхолию. Однажды она заглянула в его разум, пока он спал и опустил свою защиту, и увидела, что он и не подозревал о странной преданности, которую псайкер питала к своему стражу. Он не имел никакого понятия об этой особенной привязанности, о которой нельзя было подумать, что это любовь, но которую нельзя было счесть и чем-то от неё отличным. Да это и к лучшему, решила она. Перриг не желала думать о том, что могло бы случиться, если бы он узнал. Скорее всего, её бы от него забрали. Может даже, вернули бы на Чёрные Корабли, куда Барон Еврот когда-то делал на неё заявку.