Пленники старой Москвы - Анна Князева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем?
– Хотел проверить себя.
– Проверил?
– Проверил и больше не хочу тебя потерять.
– Это странно…
– Почему?
– Нельзя потерять то, чего у тебя нет.
– Ты была моей. Это невозможно забыть.
– Когда вы с Мариной вернулись в Новосибирск, мы оба с тобой знали, что все закончилось.
– Нам показалось. Если хочешь знать, я не верю, что ты больше не любишь меня.
Катерина ничего не ответила.
– Скажи, это так? – спросил у нее Борис.
– Ты не знаешь одной очень важной вещи. – Катерина сгруппировалась, словно перед прыжком в холодную воду. – Когда ты уехал в Норильск, я была от тебя беременна.
Борис Картавин застыл, глядя перед собой в темноту. Через минуту он тихо спросил:
– Где ребенок?
– Его нет.
– То есть как?
– Я убила его.
Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Не говори глупостей.
– Я убила его, – глухо повторила она. – Сделала аборт.
– Зачем?
– Из страха. А может быть, от обиды.
– Почему ты не рассказала мне?
– Ты хотел ехать в Норильск. И я не захотела останавливать тебя таким способом. Когда ты уехал, я дала себе время. Все думала: если ты позвонишь или пришлешь мне письмо, в тот же день уеду к тебе. Но ты не звонил и не писал. И я назначила последний срок. Хорошо помню, это был понедельник…
– В тот день ты пошла на аборт?
– Тогда я успокаивала себя: ну что в этом такого? Тысячи женщин делают аборты и потом рожают детей. Со мной вышло по-другому. Как видишь, я осталась бездетной.
– Прости меня, это я виноват! Я очень виноват перед тобой! Хочешь, я сейчас встану на колени?
– Нет, не хочу. Лет двадцать назад хотела, а теперь не хочу.
– Ты не любишь Германа. Я это знаю.
– Этого ты знать не можешь. Об этом знаем только мы с Германом.
Пригнувшись, Борис затаился, потом тихо шепнул:
– Тихо…
Катерина тоже пригнулась и устремила взгляд на входную дверь. Через мгновение она бесшумно открылась. Свет из коридора осветил часть прихожей. В квартиру быстро нырнул человек и дверь затворилась. Вслед за этим послышались осторожные шаги и зажегся фонарик. Круг света стал рыскать по коридору. Тогда Борис включил свой фонарь, который был намного мощнее, и они увидели, как Жорес метнулся обратно к двери.
– Стой! – крикнул Борис. – Это я, Картавин. Нам нужно поговорить.
Услышав голос Бориса, Жорес подошел к рубильнику и включил освещение.
Все трое наконец могли рассмотреть друг друга.
– Что вы тут делаете? – поинтересовался Жорес.
– Странный вопрос, – заметила Катерина. – Квартира – моя. Вы зачем явились сюда?
– Как зачем? Вы с Борисом просили меня помочь.
– Зачем говорить глупости? – поинтересовался Картавин. – Признайся, ты пришел забрать аппаратуру, о которой я тебе рассказал?
– Разыграли? – Жорес по-доброму улыбнулся: – Черти!
– Да нет. Ты не понял. Тебя накрыли. Взяли с поличным.
– Брось, Борис, не первый год меня знаешь.
Картавин посмотрел на него холодно:
– Поэтому и спрашиваю: в чем дело? Что ты скрываешь? Или давай лучше так: скажи, о чем умолчал.
– Значит, никакой аппаратуры здесь не нашли? – деловито поинтересовался Жорес. – Это хорошо. Между нами говоря, я был уверен, что в прошлый раз мы все забрали. – Он перевел взгляд на Катерину. – Уверен, старуха все рассказала. Той ночью она появилась внезапно. Никак не рассчитывал встретить кого-то в два часа ночи. Пришлось представиться вашим супругом. Надеюсь, вы не в обиде. И ведь это сошло бы мне с рук, если бы она случайно не встретила меня утром. Досадная оплошность. Я знал, что вы сообразите и побежите к ней с вопросами. Не ждал одного: что все случится так быстро.
– Вы не ответили на вопрос, – напомнила Катерина.
– Не забывайтесь. – Жорес отреагировал жестко. – Вы не вправе требовать от меня объяснений. К слову сказать, вам давно следовало продать эту квартиру. Один бог знает, что еще здесь может случиться.
– О чем вы говорите? – спросила она. – Вы все нам наврали?
– Ложь – это не мой метод. Все, что я рассказал, – чистейшая правда. Это от меня вы узнали про Белоцерковского и генерала Еремина.
– Мне известен этот прием, – заметил Борис. – Если хочешь соврать – ври максимально правдиво, с достоверными деталями и подробностями.
– Признаюсь, я вас контролировал и дважды побывал в вашей квартире. К слову сказать, вы, Катерина, оказались очень проворной особой. Вам бы в органах работать. Дослужитесь до высоких чинов.
– Не путайте следы. Говорите по существу. Вам был задан вопрос.
– Не понукайте. Не вы меня запрягали.
– И кто вас запряг? – поинтересовалась Катерина.
– Этого только дурак не поймет.
– Женщине не хами! – по-мужицки крикнул Борис.
– Тихо… – попросила она.
В тот же момент распахнулась дверь, и в квартиру ввалился Герман. Оглядев всех троих и задержав свой взгляд на Борисе, он гневно спросил:
– Что здесь происходит?! – Не дождавшись ответа, спросил у жены: – Катерина, ты должна все объяснить!
Она опустила голову.
– Давай, я объясню, – заступился Борис.
Но Герман его осадил:
– Объяснять нужно было, когда я тебя спрашивал. Сейчас я говорю с женой.
Жорес попятился к двери.
– Вы поговорите, а я пойду.
– Стой! – закричал Борис и ринулся к двери.
– Держите его! – воскликнула Катерина.
Но Жорес был уже на лестничной площадке. Герман отреагировал молниеносно: выскочил из квартиры и врезал Жоресу в ухо кулаком изо всей силы.
Жорес упал на бетонный пол и замер. К нему осторожно подобралась Катерина, присела на корточки и прислушалась:
– Кажется, жив… – она прикоснулась к шейной артерии. – Жив!
– Что происходит?! – На пороге своей квартиры стояла Инна Михайловна. – Увидев лежащего на площадке, она кинулась к нему:
– Герман Андреевич, что с вами?
– Что?! – грозно спросил Герман. – В чем дело? Почему вы так его называете?
– Потому, что этот человек – Трубников Герман Андреевич, хозяин соседней квартиры и муж Катерины. – Она взяла Катерину под руку.
– Трубников – это я! И это моя жена! – проорал Герман.
– Катенька… – пролепетала старуха. – Скажите ему. Я не понимаю.
– Все – правда. Он мой муж, Трубников Герман Андреевич. – Катерина показала рукой на Жореса: – Этот – самозванец. Той ночью, когда вы встретили его выходящим из нашей квартиры, он вам соврал.
– Жулик? – Герман посмотрел на Жореса и поддел его безвольную руку носком дорогого ботинка.
– Герман… – Борис взял Трубникова за руку, отвел в сторону и там что-то стал ему объяснять.
– Катенька, мне так неловко! Я снова вас подвела, – прошептала Инна Михайловна.
– Вы не виноваты, – успокоила ее Катерина. – Будь я на вашем месте, я тоже бы на это купилась.
– Но что подумает ваш супруг? Скажет, совсем старуха сошла с ума…
Жорес тем временем шевельнулся.
– Он приходит в себя! – заметила Катерина.
– Давайте перенесем его в комнату! – распорядилась Инна Михайловна.
Закончив разговор, мужчины подхватили Жореса и перенесли его в гостиную Инны Михайловны. Там положили на диван и сами сели на стулья.
– Чаю? – с воодушевлением спросила Инна Михайловна.
– Да, если можно, – на автомате ответила Катерина.
Старуха ушла на кухню.
Жорес открыл глаза и посмотрел на Трубникова:
– Это вы меня так?
Тот ответил:
– Когда просят остаться, не нужно бежать.
Жорес перевел глаза на Бориса.
– Ты зачем во все это ввязался? – И когда тот промолчал, добавил: – Хорошо знаешь, от меня ничего не добиться. Я на службе. Стоит мне позвонить…
– Не нужно звонить, – твердо сказал Картавин. – Это не в твоих интересах.
– Во-о-от как он заговорил, – Жорес усмехнулся. – А что, если твой Балашов узнает, что ты стукачок, а я твой куратор?
– Кто стукачок? – спросила Катерина.
Жорес объяснил:
– Ваш приятель Картавин сотрудничает с органами безопасности. И очень успешно.
Борис встал со стула, сунул руки в карманы, подошел к Жоресу и, глядя на него сверху вниз, резко спросил:
– А что, если твоему руководству кто-нибудь сообщит номер счета в швейцарском банке и сумму, которая там лежит?
Жорес побледнел и быстро закрыл глаза.
– Ему плохо, – дернулась Катерина.
– Ничего, оклемается.
Не открывая глаз, Жорес снова заговорил:
– Можем договориться?
– Я с самого начала тебе предлагал. – Борис вернулся на свое место.
– О чем я должен тебе рассказать?
– Не мне. Ей. – Картавин кивнул на Катерину.
Жорес посмотрел на нее и снова спросил:
– Что вы желаете знать?
– Все.
– Некорректный запрос, – заметил Жорес. – Всего не знает никто. – Он с трудом поднялся и сел на диване. Пощупал челюсть у правого уха и болезненно скривился. – Хороший удар.