Пленники старой Москвы - Анна Князева

Покачав головой, Катерина сказала Жоресу:

– Как-то в разговоре вы сказали, что этих троих рабочих убило время. И что у смерти не было выбора. Но я вам говорю: у преступников есть реальные имена и фамилии.

– Этих людей давно нет в живых, – заметил Жорес.

– Их имена нужно предать огласке.

– И что это изменит?

– Если об этом узнают, такое больше не повторится.

– Вы – идеалистка. Но это симпатично.

– Не вам об этом судить! – выпалил Герман.

– В таком случае мне лучше уйти. – Жорес посмотрел на Бориса, тот кивнул, и он, не попрощавшись, направился к выходу.

Когда за Жоресом захлопнулась дверь, Катерина тихо спросила:

– Что теперь?

Герман взял ее за руку и твердо сказал:

– Теперь мы едем домой.

– Нужно запереть дверь.

Борис вышел в прихожую и оттуда сказал:

– Здесь есть ключи.

Они покинули квартиру Инны Михайловны. Борис запер дверь, отдал Катерине ключи и, простившись, ушел первым.

Трубниковы спустились по лестнице, вышли из подъезда и направились через арку на Мясницкую улицу.

Было раннее утро. Ночь еще не ушла, и черные тени прятались по темным углам. Над Москвой воцарилась непривычная тишина. Теплый ветер бесшумно гулял между домов. Катерина и Герман шагали по улице, направляясь к своей гостинице.

– Слышала новость? – спросил Герман.

– Их было много…

– Я про Сапегу.

– Что еще? – спросила Катерина.

– Балашов ее бросил. Ушел в другую семью.

– И что она?

– Устроила истерику. Потом взяла пистолет Балашова и пообещала его пристрелить.

– Неужели стреляла?

– Пальнула несколько раз. Потом ее скрутили и отправили в дурку.

– Да-а-а-а… Такого Люсьена точно не ожидала. Думала, Паша навечно с ней, что бы она ни творила. Сапега останется в Жуковке?

– Нет. Туда переехала другая семья Балашова. Как я говорил, в ней трое детей.

– Дети взрослые?

– Погодки. Младшему сыну – два года.

– Балашов что-нибудь оставил Сапеге?

– Купил для нее хрущевку в Выхино.

– Думаешь, она поедет туда?

– А что еще остается? Когда выйдет из дурки, ей нужно будет где-нибудь жить.

– Грустно. – Задрав голову, Катерина посмотрела на серое предрассветное небо. – Знаешь, а мне ее жалко.

– Если бы ты знала, сколько крови она попортила Балашову!

– Несчастная женщина. Она никого не любит. Никто не любит ее.

– Сама виновата, – сказал Герман.

Катерина остановилась:

– Скажи, а ты меня любишь?

Герман тоже остановился и сказал:

– Я очень тебя люблю.

Она обняла мужа и прижалась к нему, словно ища защиты.

– Знаешь, Катька, – сказал Трубников. – Давай-ка возвращаться домой.

– Давай, – Катерина взяла его под руку, и они снова пошли.

– Ты не поняла, – Герман обнял жену за плечи. – Давай вернемся в Новосибирск.

– А как же твоя карьера?

– Черт с ней, с карьерой.

– А как же московская квартира, как же ремонт?

– Черт с ней, с квартирой. Сделаем ремонт – продадим.

– Герман взглянул на Катерину.

– Ну что?

– По рукам! – уверенно сказала она, тряхнув головой.

Глава 37

Я всегда это знал

В квартиру Инны Михайловны Катерина вернулась следующим утром. Отомкнув дверь ключами, которые прихватила вчера, она столкнулась со старухой в прихожей.

– Господи, Инна Михайловна, как вы здесь оказались? – Испугавшись, Катерина всплеснула руками. – Мне звонил врач «Скорой помощи» и сказал, что вас положили в Боткинскую.

– Стало легче, и я оттуда ушла.

– Нужно было остаться.

– Ночью мне поставили капельницу. Сейчас я чувствую себя значительно лучше.

Спохватившись, Катерина объяснила свое присутствие:

– Вчера мне пришлось взять ваши ключи, чтобы запереть за собой дверь. А сегодня я приехала, чтобы собрать все необходимое и отвезти вам в больницу.

– Спасибо, Катенька, – ласково сказала старуха. – Как видите, мне ничего не нужно. Что касается ключей, у соседки в первом подъезде всегда лежат запасные.

– В таком случае – вот ваши ключи. – Катерина отдала связку.

– Пройдете в комнату?

– Мне нужно зайти к участковому. – Катерине показалось, что у Инны Михайловны виноватый вид. – Что с вами? – поинтересовалась она.

– То, что я услышала вчера от вашего друга, не укладывается в моей голове, – сказала Инна Михайловна.

– Мне жаль, что вам пришлось пройти через это.

– А я еще удивилась, с чего вы вдруг спросили меня об отце.

– Мне было известно лишь то, что ваш отец курировал конспиративную квартиру. О лаборатории я не знала.

– Значит, в этой квартире никогда не было конторы и не жила семья дипломата… Отец нам врал.

Катерина попыталась успокоить старуху:

– Вы же понимаете: по-другому быть не могло.

Та горько вздохнула:

– Вот она – жизнь. – Инна Михайловна подняла на Катерину глаза: – Прошу вас, продайте эту квартиру. Ради бога, не смейте в ней жить!

Катерина кивнула:

– Мы с Германом вчера все решили. А как же вы?

– Я созвонилась с дочерью. Завтра она приедет и заберет меня к себе.

– Где живет ваша дочь?

– В Калининграде.

– Там – море… – Катерина вздохнула. – Что будет с вашей квартирой?

– Дочь все решит. Моей ноги здесь больше не будет.

– Тогда давайте прощаться. – Катерина шагнула навстречу и прижала к себе старуху.

Инна Михайловна тихонько заплакала.

Когда Катерина вышла во двор, солнце уже стояло высоко над крышами города и полностью освещало их двор.

Ее окликнул участковый Рябинин.

– Здравствуйте, Яков Иванович, – сказала она. – А я как раз иду к вам!

Взглянув на пакет в ее руках, участковый поморщился:

– Хотите вернуть ботинки?

– Они прошли экспертизу.

– И что?

– Все подтвердилось.

– Значит, это был яд?

– Батрахотоксин с добавлением яда скорпиона.

– Звучит жутковато.

– Ваше счастье, Яков Иванович, что вы не зашли в комнату на несколько минут раньше.

– Старика Зоткина жалко, – сказал участковый.

– Можете забрать. – Катерина отдала пакет. – Большое спасибо.

– Я не буду их больше носить.

– И я бы не стала. – Она протянула руку. – Прощайте.

Рябинин пожал ее руку и произнес:

– Так и думал, что вы продадите эту квартиру.

– Мы едем домой.

– В Новосибирск?

Катерина кивнула и повторила:

– Мы едем домой.

Попрощавшись с Рябининым, она прошла в арку. На Мясницой, там же, где в прошлый раз, стояла машина Картавина.

Катерина постучала в стекло:

– Что ты здесь делаешь?

Борис распахнул дверь:

– Садись.

Катерина села на переднее сиденье рядом с ним.

– Зачем ты сюда приехал?

– Тебя жду. Слышал, вы уезжаете?

– Кто сказал?

– Секретарша. Этим утром Герман написал заявление.

– Теперь тебя сделают первым вице-президентом, – сказала Катерина.

– Ты уезжаешь… А как же мы?

Она опустила глаза:

– Нас давно уже нет.

– Вчера мне показалось… – начал Борис.

Катерина его перебила:

– Тебе показалось.

– Ты не любишь его.

– А вот здесь ты ошибаешься. Я очень люблю своего мужа.

Помолчав, Картавин спросил:

– Когда вы уезжаете?

– Завтра.

– Зачем так спешить?

– В гостях хорошо, а дома лучше.

– Пусть нас уже нет… Но мы же можем сохранить простые человеческие отношения?

– Против этого – никаких возражений.

– Тебя отвезти в гостиницу? – Борис запустил двигатель.

– Лучше – на Кудринскую площадь.

Автомобиль Картавина тронулся и медленно поехал по Мясницкой улице. Катерина смотрела в окно и думала, что больше никогда сюда не приедет. Или приедет, но очень нескоро.

Высадив Катерину на Кудринской, у легендарной высотки, Борис вышел вслед за ней из машины.

– Ну, прощай, – сказала она.

– Прощай.

– Спасибо тебе за помощь.

– Я сильно тебе задолжал, – сказал Картавин, глядя в ее глаза. – Так что не стоит благодарности.

Взмахнув рукой на прощание, Катерина пошла по направлению к скверу, который располагался рядом с высоткой. Взглянув на часы, она ускорила шаг.

Побродив по аллеям, Катерина прошлась мимо скамеек. Выждав немного, уже была готова уйти, как вдруг в конце аллеи показалась коляска, которую толкал знакомый ей паренек. В кресле сидел Кавалеров.

Катерина быстро зашагала навстречу.

– Здравствуйте! – Кавалеров узнал ее. – А я думал, не встретимся.

– Я тоже, – сказала она. – Рада видеть вас, Алексей Викентьевич!

– Вы снова ко мне?

– К вам.

– С чем пожаловали?

– Я хотела сказать… Вернее, передать вам… – Катерина не сразу нашла слова. Наконец она выпалила: – Лиля Глейзер вас очень любила!

Старик поднял голову и посмотрел в кроны деревьев. Потом тихо сказал:

– Я всегда это знал…

Эпилог