Канатные плясуны - Андрей Костин

— Ничего не мешает тебе угостить меня, — ухмыльнулся Саид. — Пусть даже пивом.

— Принеси нам что-нибудь, — приказал Паша телохранителю. — И закусить.

— Дело серьезно поставлено? — поинтересовался Саид, глядя вслед удаляющемуся охраннику.

— Разве это серьезно? — иронично, в тон ему, ответил Паша.

— Трюмы под склады, остальное по мелочи. Скажем так, плавучий мотель с полным пансионом. Три звездочки, не больше, ты в таких постоялых дворах не останавливаешься.

— Здесь еще игорный притон, публичный дом, да и «балуются» твои постояльцы, — кивнул Саид.

— Вот уж насчет наркотиков — не знаю. Или ты с обыском заявился, а, Саид? — Паша засмеялся и по-свойски хлопнул его по плечу. — Может, твои нынешние корефаны из мэрии тебя прокурором назначили, а? Да не обижайся ты, слушай лучше, я тут на днях вспоминал: как-то на Святки лет пятнадцать назад, мы еще учились, ты, я, да три девчонки — племянница с подружками — гадали… Помнишь?

— Помню. Но…

— Нет, ты вспомни!

— Ну да, — нехотя кивнул Саид, — когда мы на блюдце гадали, ты спросил — если душу продать, турнир выиграю?..

— Ну и…

— Ты выиграл то соревнование.

В это время вошел телохранитель. Он нес большой поднос, на котором в виде экзотического цветка лотос на блюде находились тонко нарезанная осетрина холодного (балычок) и горячего копчения, как стебельки лиан струились жирные угри, вперемешку с лепестками розовой слезящейся семгой и фигурно расположенными гроздьями серой белужьей, оранжевой лососевой и желтой щучьей икры. В центре подноса стоял штоф с ледяной водкой, настоенной еще прошлой весной на смородиновых почках, а вокруг, как гнездо птицы, лежала зелень: молодой лук, салат, базилик, веточки кудрявой петрушки и ядрышки редиски.

— Вот видишь, — сказал Паша, взяв в руки графин и разливая водку. — Я выиграл тот турнир. Давай — по сто пятьдесят за нашу школьную дружбу.

— Мореход, — Джабраил Саидов взял хрустальный бокал и чокнувшись с Пашей, выпил, тут же закусив редиской. — Похоже, теперь пришло время платить по счетам.

— Какие могут быть счеты с кентарем? — развел руками Паша-мореход, в одной из которых была емкость с водкой, а в другой — ломтик копченого на вишневых стружках угря, с которого падали капельки жира.

— В городе война, Павел, и ты это знаешь. Более того, тебе это выгодно. Я знаю, ты уже подключил людей Учкана, в команде Старика ты тоже первый, и бригады Адидаса скорее всего станут на твою сторону.

Паша выпил, крякнул и закусил.

— А ты завидуешь? — спросил он.

— С кем ты воюешь, старичок? — по-молодежному (времен их юности) назвал его Саид.

— Если у тебя такие осведомители, сам знаешь, — взгляд у Паши стал совсем не таким дружелюбным. — Может, лучше договоримся?

— Скажу тебе, Паша, одну новость, — Саид вдруг как-то на глазах постарел и сгорбился. — В нашем городе зарегистрирована одна фирма. Закрытое акционерное общество. Электроламповый завод. Мой отец работал на этом заводе мастером. А отец моего отца его строил — разнорабочим. Наш род сюда переселили… Завод выпускает продукцию для ночного освещения городов. В том смысле, что милый город зажигает огни, а потом их выключает — как только утро красит нежным светом.

— Да знаю я, знаю… Это не мой бизнес, ну его к лешему, — Паша развел руками.

— А ты в курсе, кто владеет этой фирмой, которой я управляю?

— В курсе, курсе. Но ведь мы твоих хозяев не тронем. Пусть они на Электроламповом продолжают хозяйничать и в наши дела нос не суют.

— Опять не понял, старичок, — мягко улыбнулся Саид. — Там контрольный пакет у мужа жены… жены мужа, тфу! У брата сестры… или сестры брата…

— Может, у дочки отца? — подсказал Паша.

— Да какая разница! Дело в том, что расстреляв несколько человек у здания областного театра, ты привлек внимание. Не к себе, нет. Ты и так на особом счету. А вот Электроламповый станут проверять те, кому мешает… муж, дочь или брат… Ты ввязался в большую политику…

— Да на хрена мне эта политика?

— Вот и я полагаю — на хрена? — кивнул Саид и разлил по второй.

Луч прожектора скользнул по правому борту. Потом, второй раз, уже позади, за кормой. Все тихо. То ли их попросту не заметили, потому что не ожидали, что в такой час кому-то взбредет в голову пробраться на судно, то ли у лодочника на самом деле был контракт на поставку продуктов, и его ждали.

Вот только ждали ли Диму?

— Прощайте, скалистые горы… — не лишенным приятности голосом пропел лодочник, когда их плавсредство преодолело границу, очерчиваемую прожектором, и буквально через несколько минут оказалась в тени покрытого ржавчиной корпуса.

Перегнувшись через борт, лодочник ощупывал в темноте стальные листы обшивки, пока не уцепился за перекладину лесенки, ведущей к люку высоко над головой. Люк казался таким узким, что в него и голову нельзя было просунуть. И располагался он так высоко…

— Вот таким образом ты проберешься на главную палубу, — объяснил лодочник. — Не заблудишься.

— Ненавижу лезть наверх, — сквозь зубы процедил Дима, глядя на ржавые скобы, приваренные к обшивке. — А «срезать» дорогу никак нельзя?

— Посто ты трусишь, — пояснил лодочник.

— Неужели продукты ты им доставляешь через эту крысиную дыру?

— Нет, конечно. Но когда привозил продукты, заприметил это отверстие. Подумал — мало ли, как жизнь повернется, вдруг пригодится, если понадобится незаметно пробраться на пароход. Подозреваю, на судне даже не знают, что этот люк существует. Цепляйся! — приказал он.

— Пастор не умел ходить на лыжах, — с трудом взбираясь наверх, пробормотал Дима.

— Наши разборки никак не связаны, — Паша покраснел от возмущения. — Тебе, как старому корешу, скажу — те быки в джипе, которых я положил у театра, заявились вовсе не на «стрелку». Они без понятия, что существует такой «НЭЛЗ» — «Нововладимирский электроламповый завод». Между нами: я одного живьем взял, сейчас отдыхает в трюме. Если не веришь мне, могу, как там это называется, очную ставку устроить. Он все пропел, что знал. В Москве грохнули какого-то Трупина, и «медведя» его распотрошили. А в сейфе были не то что баки или баклажаны, не доллары или фунты, а всякие там продукты… Ну, договора, контракты, акции… Вот за этой-то макулатурой залетные к нам и пожаловали. По их наводке — весь ливер из «медведя» сейчас у нас, в городе гуляет. И, представь, у кого? Артисты в театре, братва у них на спектакле была, вот у кого-то из них в багаже — то, что в кладке у бобки было. Хочешь, сам с тем фраером побазарь, он метать атанду не станет, я уже воспитательную работу провел. Но только, старичок, все это строго между нами.

Понимаешь, случай какой? Можно все бригады объединить, если они знать не будут, что «варягам» вовсе не наш город нужен… А объединимся — и тебе легче станет. Случись что, договариваться будешь со мной — одним! А со мной ты всегда договоришься, — Паша-мореход разлил остававшуюся в штофе водку.

— Не понял ты, — поморщился Джабраил, — очень все даже связано. Вот так — связано, — и он переплел пальцы обеих рук.

Это снизу, от воды, люк выглядел таким крошечным. Дима отодвинул крышку, и скрип ржавых петель показался оглушительным в ночи. Протиснуться внутрь не составило труда.

Стальной желоб, по которому, упираясь локтями и коленями, взбирался вверх Дима, явно не был предусмотрен конструкторами судна. Скорее всего, его приделали позже, чтобы без помех сбрасывать за борт отходы жизнедеятельности.

Путь наверх был скользким, хотя по запаху Дима определил, что этим «руслом» давно уже не пользовались.

Наконец, он уперся макушкой в крышку, закрывавшую тоннель с другой стороны. Толкнул ее раз, другой. Уцепиться было не за что, и каждый раз, толкнув крышку, Дима съезжал вниз, убеждаясь, что сила противодействия истинно равна действию. И только когда совсем отчаялся, он вспомнил о карманном ноже, который захватил с собой для самозащиты. Просунул лезвие в щель между крышкой и палубой. Надавил, используя клинок как рычаг.

Лезвие сломалось.

Выбросил бесполезный теперь нож, и тот, гремя, скатился вниз по желобу. Со злорадством Дима понадеялся, что тот упадет на голову лодочнику, отправившему его в безнадежное путешествие…

«Лодочник, как и стрелочник, всегда виноваты» — пробормотал Дима себе под нос и тут же, неистово, словно утопающий за глотком воздуха, рванулся вверх.

Неожиданно крышка поддалась.

Выбрался на палубу. Огляделся. Прислушался.

Река, невидимая в темноте, ощущалась запахом воды, шелестом волн об обшивку судна, словно проползала мимо, огибая пароход, гигантская змея. Луч прожектора, установленного на корме, скользил вдали от парохода, и там, где он соприкасался с водой, клубился туман, как будто испарялась вода под лучом гипотетического гиперболоида.