Канатные плясуны - Андрей Костин

— А теперь бы ему, как лицу кавказской национальности… Дядя Коля, так ты поможешь, или нет?

— Чья машина?

— Моя машина, — директор недоуменно оглянулся на иномарку за спиной. — А чья же еще?

— Нет, не эта. Вон, видишь, морда торчит из переулка? Узнаю, узнаю, хоть номер и не видать, но этот разбитый подфарник я вовек не забуду. Это когда водитель спьяну на детскую площадку въехал, а его «отмазали» после. Помощник мэра на этой машине ездит, поверь мне…

— Слетаются вороны, — хмуро заметил директор. — Надо успеть.

— Ладно, пойдем, — капитан открыл дверцу. — Попробую тебе помочь.

— Дядя Коля, я тебе обязан…

— Не мне, не мне. Алешка счас дежурит, сержант, может помнишь его, хотя он и младше тебя. Вот ты и станешь потом ему, когда он дальше учиться пойдет, стипендию платить. Пя-ять лет!

— у капитан засмеялся. — Как по статье…

— На высшее образование денег не жалко, — и директор засмеялся тоже.

Сержант милиции очень любил фрикадельки. Некоторые просто любят фрикадельки, а он — очень. Развернув пакет, который принес капитан Комаров, он увидел, что бутерброд был с фрикадельками.

В только что заваренный чай он положил шесть кубиков сахара. Сержант любил не только фрикадельки, но и сладкое.

— Умирает, умирает! — вниз по широкой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, сбежал рыжий мужичок.

Один из той компании, которую ему необходимо было охранять.

Фрикаделька застряла в горле.

— Кто там еще умирает? — спросил сержант милиции, откашливаясь фрикаделькой. — Тихо, спокойно, — попытался он обуздать эмоции субъекта.

— Мой друг, ему плохо! Надо срочно вызвать скорую помощь… — Это который друг? — наморщил лоб сержант. — Который худой и длинноволосый?

— Нет, другой…

— А, толстый татарин…

— Да какая вам разница — толстый он или татарин? — возмутился Семен. — Надо срочно вызвать врачей!

Отрываться от фрикаделек сержанту очень не хотелось, но напарник, как назло, куда-то отлучился. Сказал, что пойдет, проверит здание, а сам теперь, наверняка, где-нибудь дрыхнет.

— Я потому спрашиваю, толстый он или худой, — нашелся сержант, — чтобы знать, сколько санитаров потребуется его выносить. Татарина — уж никак не меньше четырех человек поднять смогут…

— Маразм какой-то.

— Вы, гражданин, поосторожнее со словами, — озлобился сержант. — Я при исполнении, а не маразм какой-то.

Нарочито медленно он доел фрикадельки, запил чаем, а уж после передал по рации, что одному из подопечных потребовался врач.

Врача пообещали прислать.

— Пойдем, посмотрим, что там с твоим другом, — вздохнул сержант и стряхнул крошки с подбородка.

— Вас ведь охранять поставили, а не сторожить нас, — возмущенно пробормотал Семен.

Он побаивался этого двадцатилетнего паренька с пустыми глазами и автоматом на груди.

«Дали бы мне в таком возрасте оружие и неограниченную власть над людьми, у меня бы тоже стал такой взгляд, — убеждал себя Семен, пока они шли в зрительный зал. Фашисты тоже были по большей части двадцатилетние и с автоматами».

— Подожди, а где остальные? — недоумевающе спросил сержант, увидев лишь Рената, лежащего на спине, и очкарика, который делал вид, что щупает пульс.

Они расположились на сцене театра.

— Вы — врач? — очкарик уставился на милиционера.

— Я?.. — он несколько озадачился. — Разве похож?

— Необходимо сделать укол прямо в сердце, а иначе он откинет копыта, — продолжал очкарик наглым голосом. — Справитесь?

— Я…

— Ну да, прямо в сердце, — снова уточнил очкарик. — Резко так, одним движением, как ножом ударить.

— Только в кино такое видел, — признался сержант растерянно. — «Криминальное чтиво» называется.

— В кино все видели, — покачал головой «Робин Гуд». — Тогда где же врач?

— А вот и они, — облегченно вздохнул милиционер, услышав, как хлопнула парадная дверь.

И прогремел выстрел.

Сержант побежал.

Он бежал по проходу между рядами кресел к выходу из зала, а за первым выстрелом последовал второй и третий…

Поперек входа в театр, там, где в лучшие времена стояла перед премьерой билетерша, лежал человек в форме милиционера. Ногами он упирался в дверь, мешая ей закрыться.

— Товарищ капитан! — сержант на мгновение склонился над ним. — Дядя Коля, — по-детски испугано позвал он…

Капитан молчал, только еще блестел в свете электрической лампы мертвый глаз. На месте другой глазницы зияло пулевое отверстие.

— Убью! — заорал сержант, выбегая на улицу.

Площадь перед театром просматривалась даже ночью, в свете оставшихся целыми фонарей. Сообщество нищих, устроившее жилище из коробок в чаше неработающего фонтана, металось длинными тенями.

— Где?! — задыхаясь не от бега, а от ненависти, спросил сержант.

Бомжара только закрыл голову руками, сидя на корточках. Что-то отдаленно похожее на женщину спряталось в коробку из-под холодильника «Стинол». Целая орава чумазых детей, округлив от страха рты, смотрела на сержанта.

— Дядя, это ты меня хлебом кормил? — вдруг спросил один из них. — Я по-омню… Там еще мясные шарики внутри были…

— Дядя, дай хлеба, — заорали остальные дети так громко, что их бомжиха вылезла обратно из коробки.

Нищий перестал закрывать голову руками и поднял глаза на сержанта.

— Ты ищешь того, кто стрелял? — спросил он, щуря и без того заплывшие веки.

Сержант кивнул и проглотил слюну, чтобы смочить пересохшее горло.

— Нельзя говорить, кто стрелял, — бродяга покачал головой. — БМЖ не должен такого говорить… бомжачка мокнуть, все равно что кошку раздавить, только тормозного следа не будет.

Сержант оглядел площадь. Кроме сообщества нищих на ней никого не было. Даже кошки, хотя какая тут польза от кошки?

Капитан Комаров. Дядя Коля.

Когда-то младший лейтенант Комаров, или участковый Комар, отправил его отца на зону, где тот и сгинул. Мать перестала ходить с синяками и разбитыми губами, и ради одного этого сержант, а тогда еще пацан, был готов отдать жизнь за дядю Колю. И он всегда будет помнить, как участковый пригласил их всех, его, мать, сестренку — в гости. Всю ночь перед этим мать что-то гладила, зашивала, штопала. А таких вкусных фрикаделек, как приготовила мама дяди Коли… Нет, это была просто фантастика. Тем более, в тот день он попробывал фрикадельки впервые в жизни.

После армии дядя Коля помог ему с работой. Жизнь налаживалась, и к зиме сержант собирался приобрести автомобиль. Он уже присмотрел пятилетнюю «Хонду»…

— Послушай, — обратился сержант. — Ты пойми, убили милиционера… Ты же не дурак…

— Ой, дурак, дурак, — покачал головой без определенного места жительства. — При советской власти был кандидатом наук. Тогда еще размножался такой вид — ученые. И даже лауреаты премии ленинского комсомола. А теперь я просто мразь… Но! — и с лица его исчезло испуганное и глупое выражение, — Ты однажды накормил моего ребенка. И поэтому я скажу тебе, убили не только мента. Мента вовсе не хотели убивать, просто он оказался рядом.

А убили, — бомж пальцем указал в темноту ночи, — большого человека, директора лампочного завода. Вон он лежит, у фонтана… Три дырки, и все в голове, как у гималайской скульптурки, что сидит на корточках. И я видел, кто стрелял… Но я только тебе это скажу, никому больше.

Машина «Скорой помощи» приехала через десять минут после стрельбы. Ренату сделали укол в ягодицу, и фельдшерица заметила, что его состояние не вызывает никаких опасений. Впрочем, она подозревала, что и до укола опасений никаких не было, но только не хотела этого говорить при молоденьком враче Василии, который пока еще относился к каждому вызову с особой серьезностью.

Капитану Комарову медицинская помощь уже не требовалась, как и директору Электролампового завода, чей труп обнаружили чуть позже, разметав картонные коробки нищенского поселения. Следом за «Скорой помощью» приехал пикап, перевозивший трупы. Пикап прождал у здания театра до утра, так как тела мертвых милиционера и бизнесмена не трогали, пока не приехало поднятое среди ночи высокое начальство. Побывал даже губернатор в паре с мэром, и губернатор позже сообщил заспанной ведущей программы новостей местного телевидения, что хоть и возвращается в областной центр, но оттуда будет следить за расследованием и, больше, берет это дело под личный контроль.

Интервью смонтировали и выпустили в эфир аккурат в дневном блоке, так что зрители смогли почувствовать облегчение.

Перед камерой губернатор говорил:

— Это наглый вызов власти, порядку, государственности, — сказал губернатор. — Мы накажем бандитов. Мы найдем их и призовем к ответу в любом месте и в любое время, где бы они ни прятались, пусть даже в сортире.