Канатные плясуны - Андрей Костин

Перед камерой губернатор говорил:

— Это наглый вызов власти, порядку, государственности, — сказал губернатор. — Мы накажем бандитов. Мы найдем их и призовем к ответу в любом месте и в любое время, где бы они ни прятались, пусть даже в сортире.

— Сильно сказано, — похвалил губернатора Паша-мореход, догадавшийся, кого цитирует выступающий. — По-русски это называется — задавим на параше.

Созданная на скорую губернаторскую руку бригада по расследованию убийств не нашла времени посмотреть дневной выпуск новостей. Их занимали другие вопросы: а) какое отношение имеет расстрел директора Электролампового завода и капитана милиции к недавней бандитской разборке возле здания театра? б) где находился Д. Саидов перед тем, как приехать в театр, и почему у него были мокрые ботинки? в) каким образом связан разгул преступности с предстоящим собранием акционеров Электролампового завода (вопрос задан губернатором лично и находится под его контролем).

И, наконец, масса мелких, оперативных проблем, начиная от установление личностей находившихся в театре граждан, выдававших себя за актеров, и временно задержанных, вплоть до снятия отпечатков пальцев с ручки парадного подъезда и определения, из какого оружия были застрелены потерпевшие. Предстояло еще подготовить приличный гостиничный номер для «важняка», который приезжал в понедельник из Москвы в связи с этим делом.

И еще — куда, черт побери, куда подевался дежуривший сержант с автоматом!

ВСЕ ПЕРЕКАТЫ, ДА ПЕРЕКАТЫ

Незнакомая медсестричка, возникшая одновременно с бригадой «скорой помощи», некоторое время побродила по приемному покою местной больницы, сердобольно поправив грязную повязку на голове бомжа, получившим по репе прикладом во время «зачистки». Когда строгая старшая медсестра заметила это и спросила, кто такая и откуда, девушка, потупив глазки, сообщила:

— Нас на практику прислали, разве вас не предупредили? Десять человек. А я решила прямо сегодня прийти, чтобы освоиться.

— Разместились нормально? — поинтересовалась старшая медсестра. — Десять человек — много. От силы четырех, остальные поедут в Камышевск, Задимитровск и по всему району… Кстати, если у тебя кипятильника нет, я дам. А знаешь, после дежурства найди меня, комната есть свободная… Все же лучше, чем в бараке. Теперь марш, надо противостолбнячную ему сделать, — и она мотнула головой в сторону разбившего лоб местного попрошайку.

— У нее комната свободная потому, что сын в Чечне погиб, — пояснил неслышно подошедший сзади молодой и рыжий врач Василий.

— Ты ее не бойся, — он с любопытством посмотрел на новенькую, в коротеньком белом халатике и с острыми беззащитными коленками.

— Старуха только с виду сердитая. А так — классная тетка.

Давай, — он заметил, с каким ужасом практикантка смотрит на бомжа, — давай, я его сам от столбняка привью. Ничего, со временем привыкнешь.

Наблюдая, как врач делает укол, Джессика глубокомысленно заметила:

— Великое дело — прививки. У нас в школе была косоглазая девочка, так это ни в какое сравнение не идет с полиомиелитом.

Темень была такая, что свет фар случайного автомобиля ослепил Диму до боли в глазах. Площадь перед театром была пуста, только в нагроможденных возле неработающего фонтана пустых картонных коробках наблюдалось некоторое шевеление.

«Бомжи, наверное», — проницательно подумал Дима.

«Случайный прохожий, — мудро рассудили бомжи, устраиваясь поудобнее перед сном. — Не опасен».

Площадь перед театром была выложена брусчаткой еще в дремучем году, и за столетие камни так притерлись друг к другу, что стук каблуков передавался от одного булыжника другому, как будто пела капелла.

— Тс-с, тс-с, — раздалось из темноты.

Дима остановился.

— Сюда, сюда, — темная фигура призывно махнула рукой.

В ночи фигура была похожа на нечто неопределенное. Под нечто неопределенное, при ближайшем рассмотрении, маскировался продавец сосисок.

— Ну, как? — спросил продавец. — Удачно? Ты договорился с Мореходом?

Диме показалось подозрительным такое участие.

— О чем? — Дима изобразил себя недоумевающим.

— Ну, какой у него план? — спросил продавец. — Как вы решили поступить с теми акциями Электролампового завода?

— Первый раз слышу про какие-то там акции, — Дима пожал плечами. — Тем более Электролампового… А какие лампы бывают, кроме как электро?

— Керосиновые бывают, — нетерпеливо напомнил продавец сосисок, — но это к делу не относится. Хозяин… в смысле сам знаешь кто, поручил мне быть вроде как связным…

— У меня нет хозяина, тем более Сам-Знаешь-Кто, — Диме захотелось побыстрее отвязаться от назойливого сосисочника.

И тут загремели выстрелы.

Кто-то стрелял у парадного подъезда.

— Так я и знал! — крикнул продавец сосисок и метнулся в темноту вороньим крылом. — Так я и знал!!! — донеслось из темноты.

Дима очень захотелось убежать подальше. За последние дни выстрелов в его жизни было предостаточно, и он уже испытывал к ним инстинктивную неприязнь.

Но стреляли у самых дверей театра, а там, внутри, находились его друзья. И хотя он, безоруженный, вряд ли мог остановить стрелявшего, выбора, похоже, у него не было.

Что есть духу он бросился вперед.

Но успел пробежать лишь несколько метров, когда почувствовал сильный толчок, словно со всего размаха наткнулся на неподвижную преграду, а потом, спустя еще какое-то мгновение, острую боль в плече. Спотыкаясь, сделал шаг, другой, пока не упал. Он даже не понял, откуда прилетела пуля — то ли от дверей театра, где продолжали греметь выстрелы, то ли из темноты, куда бросился бежать продавец «горячих собак», в смысле — сосисок в тесте…

— Ах вы нары, нары, нары, нары жесткие мои! — пропел «Робин Гуд», привычным движением подложив под голову локоть. — Лепота! Это вам не Бутырка, когда поочереди спать. Провинция!

Люблю сидеть в провинции. Кошарь бы с воли получить, и вся жизть в алмазных брызгах… Да вы устраивайтесь, пацаны, — по свойски предложил он Семену и Ренату, переминающихся с ноги на ногу посреди камеры предварительного содержания. — Местов свободных удивительно много, только вон, одно всего и занято, — он указал на спящего на нарах мужчину. — а то бы вам с интеллигентским рылом непременно у параши досталось бы.

— Чего? — Ренат подошел к нему, взял за ворот, на вытянутой руке, без видимого напряжения, поднял с лавки и держал над полом, пока «Робин Гуд», перебирая в воздухе ногами, не начал задыхаться. — Чего? — переспросил он.

— Пошутил я! — заорал «Робин Гуд». — Шутканул!

Ренат разжал пальцы и «Робин Гуд» рухнул вниз.

— Прямо — и пошутить нельзя, — проканючил он. — Законов таких нет, чтобы с товарищами нельзя было пошутковать.

— Да перестаньте вы! — одернул его Семен. — Хватит вязаться ко всем!

— Все, молчу, молчу, — «Робин Гуд» поднял вверх обе руки. Его хватило минут на десять. В течение этого времени было слышно, как кряхтит Ренат, пытаясь устроиться поудобнее на жесткой шконке, и вздыхает, сидя на краешке нар, Семен. Он же первым и нарушил тишину:

— Нас ведь не имеют право задерживать больше чем на три часа? — спросил он, ни к кому не обращаясь.

— Ага, — поддакнул «Робин Гуд». — И по почкам бить нас нельзя. Однако…

— Что — однако?

— Сам видел, какой шухер начался? Ясное дело — утром целый автомобиль людей угрохали, ночью — мента и бизнесмена заодно. Такое дело раскрывать надо, а то полетят погоны шелестя, как листья с ясеня…

— Но мы-то при чем? Не мы же убивали? Наоборот, это нас хотят убить, — Семен замолчал, и подозрительно оглядел сокамерников в том числе и незнакомого им сладко посапывающего ухоженного джентльмена в дорогом адидасовском спортивном костюме.

За все время мужик в спортивной одежде даже не пошевелился.

— Нет, ну — максимум три дня? — с надеждой спросил Семен.

— А адвокат нам положен?

— Я сейчас объясню, что нам положено, — с готовностью предложил «Робин Гуд». — Все убийства на нас спишут. Вот что нам положено, за штанину вложено.

— Как это спишут? Я не собираюсь себя виновным признавать.

— Твои проблемы, — «Робин Гуд» пожал плечами. — Сначала бить будут, потом в пресс-камеру сунут, где, не исключаю, изнасилуют с особым цинизмом, — буднично перечислил он. — Изнасилуют, вероятно, несколько человек. И, знаете, господа удавы, почему они с вами так поступят? Вы — люди гордые. В том смысле, что людьми себя считаете. Вроде как — мы налоги платим, спим спокойно, законов не нарушаем, разве что дорогу в неположенном месте изредка перебежим… А посему — милиция должна нас охранять, в том смысле, что работать на нас, честных обывателей. Да ни хера они вам не должны! Они своему начальству должны, а не вам. И от вашего упорства, господа, вашей гордости, напрямую зависит их личное благополучие. Нет, я во всем сознаюсь, что не спросят, — заключил он. — Раз попал в мясорубку, прикинься фаршем. А там, глядишь, годика через полтора-два, когда до суда дело доведут, оно и развалится — за недостаточностью улик. Или недоказанностью преступления.