Русуданиани - Без автора

На другое утро, как только солнце выпустило свои светлые лучи, сели мы на коней и поехали. Ехали по дороге и развлекались. И молвил я Джимшеду: «Грехов моих в нынешнем году мне достаточно, но все же хочу я одно слово тебе в упрек сказать: «Вот едем мы, а куда и зачем едем, не знаем. Или ищем чего, или преследуем кого? ««Засмеялся [Джимшед] и ответил: «Ты меня спрашиваешь? Ты же сам зачинщик всего». Я вздохнул и не сумел ничего ответить. И снова сказал [Джимшед]: «Отчего ты опечалился? Меня самого удивляет наше путешествие. Не раз гневался я на себя, но, как решу домой возвращаться, опять яйцо мне мерещится, катится по дороге, и никуда от него не деться. Вот оно опять, погляди, разве не видишь? Пока не узнаю все о нем, не остановлюсь, даже если в этих блужданиях исполнятся мои дни».

Шли мы так еще сорок дней; если встречали зверя или птицу, убивали и ели, а людей не видели. Еще много раз казалось ему, что мы догоняем яйцо. Катилось оно, и мы шли за ним. И пришли в один большой город, со многими домами, прекрасно построенными, но не встретили там ни одной живой души. Брели мы по улицам, а яйцо закатилось в какой-то дом, вошли и мы за ним. Смотрим, сидит дряхлая старуха и, кроме нее, никого нет. Оказывается, это была та самая старуха, что дала царю Томерану волшебное яйцо, колдовством своим она вернула к себе то яйцо и заполучила нас. Как увидела нас старуха, взяла два посоха и пошла нам навстречу. Мы успели первыми поприветствовать ее: «Благословенна наша встреча, матушка!» — «Мир вашему приходу», — ответила она и усадила нас.

Обратился я к ней с вопросом: «Сюда яйцо закатилось, где же оно?» А старуха в ответ: «Откуда вы идете и как давно в пути?» Я ответил: «Идем мы из Хатая, вот уже семь месяцев в пути». — «А яйцо оттуда у вас или здесь дал кто-нибудь?» — спрашивает. «Оттуда», — говорю. «А чего вы оттуда сюда яйцо несли? Если есть собирались, отчего не съели; если для забавы, то как же не разбилось оно? Зачем прикатили его сюда?» Я объяснил ей все про то яйцо. А она и говорит: «Юношей нетрудно на яйце провести. Не яйцо это, а ваша судьба и доля, иначе бы не бегали вы за ним! Сначала отдохните, поешьте, вы устали с дороги, а после поищете потерянное яйцо». Накрыла она стол, попотчевала нас добрым ужином, уложила на мягкую постель.

Наутро вышел я, гляжу — в городе тишина. А напротив дома старухи стоит высокая хрустальная башня, и окружает ее что-то черное, словно деготь. Удивился я, вернулся в дом и спросил: «Матушка, отчего в этом огромном городе, кроме тебя, нет никого и не слышно живого голоса?» Отвечала старуха: «Не спрашивай меня ни о чем!» А после, усмехаясь, продолжала: «Вы — добрые молодцы и ступайте своей дорогой, иначе вас ждет та же беда, что постигла и этот город». И сказал тут царевич: «С тех пор как я себя помню, никто надо мной не смеялся, меня и страшная война не заставит отступить, не то что твои слова. Что это перед домом твоим стоит, на башню похожее, верхушкой облаков достигает, а само утопает в чем-то черном, подобном морю [дегтя]? Пока не узнаю я про то, не уйду отсюда, и нам, гостям, придется с хозяйкой разбраниться». Шепнул я Джимшеду: «Хозяйка нас приняла хорошо, и не к лицу нам сердиться, но лучше, чтобы она сказала правду. Я знал, что это яйцо старуха дала царю Томерану и запрет сама наложила. А после этим же яйцом заманила нас в этот город. Теперь она должна сказать нам всю правду, кто она, зачем принесла яйцо нашему царю и что знала о яйце, заставившем нас обойти море и сушу. Пусть сначала она это расскажет, а после спросим, что здесь происходит». Но старуха поглядела на меня сердито и отвечала: «Какой же ты невежа! Откуда тебе знать меня! И кто такой твой царь? Я даже имени его не слыхала!» Я сказал: «Беда в том, что мы поддались твоему колдовству, молод я был и неразумен. Но ты не думай, что твое колдовство принесет тебе пользу или царевичу нашему повредит. Многих колдунов встречали мы в пути, и только себя они погубили, а с нами ничего не случилось».

Сломил я ее словом, припугнул делом, но не ответила она мне ничего, кроме: «Не спеши, спешить не годится.

Раз известно тебе, что по моей воле пришли вы сюда, придется меня же и подождать. Дело у меня есть небольшое, а после раскрою я вам все». Но я сказал ей: «Пока не скажешь, не пущу тебя никуда». Она сказала: «Раз ты упорствуешь, скажу я тебе. В этой хрустальной башне сидит царская дочь, и ее прекрасный лик источает сияние, а то черное, что ее окружает, — это дракон».

Как услышал Джимшед о девушке, пронзила ему сердце любовь к ней, как алмазная стрела. И спросил он: «Если она царская дочь, как же завладел ею дракон? Где родители ее и в чем провинилась красавица?»

Ответила старуха: «В чем могла она провиниться? Как родилась она, няньки и мамки глаз с нее не спускали и не видел ее никто, кроме отца с матерью. Но появился в нашей стране этот дракон и начал разорять город. Силой не образумили его, а языка человеческого он не понимает, чтоб можно было унять его. В день приводили ему по одному жителю города. И опустел наш город. И сказал царь, чтобы все бежали из города. Сначала сам решил уйти, чтобы погоню на себя принять, а после обещал и дочь забрать. Как только царь покинул дворец, все, кто оставался еще в городе, сбежали. Я уйти никуда не могла, и сил хватило только на то, чтобы поставить на пороге большой котел с едой. Когда наступило утро, стал ждать дракон своей доли от царя. Но к нему никого не привели. Рассерженный, обошел он город, увидел у моих дверей еду, поел, я вышла и поклонилась ему и пообещала ежедневно его кормить. Вот почему я спаслась.

Пошел дракон на царя разгневанный. Не застал его, окружил башню. И девушка осталась в ней. Никто не может добраться до нее, нет туда дороги. А [дракон] лижет подножие башни. Утром и вечером я ношу ему пищу. А он все гложет камень. И стали стены очень тонкие, толщиной с ладонь, и того не будет. Вот рассказала я вам все, а теперь отпусти меня, я отнесу ему еду, иначе девушке придется туго».

Велел царевич: «Ступай отнеси, погляди и сообщи нам, что та девушка делает». Пошла старуха, а я удивился: если не бесовским колдовством, то как же иначе могла она поднять огромный котел. Ходила она, опираясь на два посоха, глаза — я таких ни у кого не видел — косые, страшные, а котел тот, даже пустой, трем или четырем дюжим молодцам впору было тащить. Сама она его несла или черти ей помогали, того не ведаю, мы никого, кроме одной старухи, не видали.

Стали мы следить за старухой: как подошла она к дракону, поднял он голову, от хвоста будто черная гора вознеслась. Разговаривая с нами, старуха запоздала, на это и рассердился дракон. Так плюнул он на старуху, что прибил ее к стене башни, словно ударом руки. Повернулась к нему старуха и сказала сердито: «Ты предо мной не кичись! Если можешь что — вот хорошие гости к тебе пришли, им и покажи!» Повернулась она, рассерженная, и пошла к себе. Царевич вышел ей навстречу и спросил о той девушке. Старуха была сердита и сказала так: «Не спрашивай меня о ней, жалость к ней жжет мое сердце. Так обглодал дракон стены башни, что стали они подобны стеклу. И дракон девушку видит, и она — дракона. Все ее служанки умерли от страха, всего две-три при ней осталось. А сама красавица, солнцу безоблачному подобная, так истаяла от страха, так пожелтела, что не сегодня завтра с жизнью распростится. А если даже выдержит она, то не выдержит башня, до вечера обрушится, и красавица будет в руках дракона».

Как услышал это Джимшед, вспыхнул, словно огонь, заскрипел зубами, засверкал глазами, так разгневался он на дракона: «Как же угнетал людей этот поганый, что всю страну разорил и еще красавицу, мир украшающую, хочет заполучить! Сколько юношей — героев и доблестных мужей в своих царствах тоскуют и по свету бродят, мечтая получить руку царевны, а отец ее, позорящий царское имя, бросил ее на съедение поганому дракону! Позор мужу, который врагу, попавшему в такую беду, не попытался помочь, а этот родную дочь бросил! Теперь погляди, как с божьей помощью я расправлюсь с этим дьявольским отродьем!»

Как услышала эти горькие слова старуха, сморщилась, словно опаленный лист, и забыла про свою ворожбу. Джимшед тотчас взялся за оружие, вышел и стал молиться. Со слезами горючими молил он господа, чтобы не сжигал он родителей его смертью и не позволил ему умереть от колдовских козней. Мне он наказал, не спускать со старухи глаз: «Добрая женщина не станет дракона кормить!» — «Я и раньше тебе говорил, что это ее козни привели нас сюда», — ответил я.

Вошел я в дом и посадил старуху на цепь. Сели мы на коней и направились к дракону.

Вокруг той башни обвился [дракон], словно море черного дегтя, изо рта его выходил черный дым и смешивался с облаками, и дыхание его поганое крылья орла в небе опаляло, из рек крокодилов заставляло выползать, слона и единорога смахивало, как мошку. Смертному перед ним было и вовсе не устоять. Кто издали слышал имя того дракона, тотчас от страха испускал дух, при его приближении люди покидали города и царства; можно было ехать пять дней и не услышать голоса человеческого. А поганый дух дракона доносился до людей на расстоянии дня пути.