Шутка Вершителей (СИ) - Литвинова Елена

Ни каких кроватей тут не было и в помине, лишь соломенный тюфяк, очень тоненький, прямо на земляном полу. Я порадовалась, что на улице стоит жара.

Я присела на тюфячок, потом опёрлась одной рукой, потом — другой, затем улеглась. Сон не шёл ко мне, но под утро я всё равно уснула. Мне хотелось, чтобы эта неприятная ситуация побыстрее разрешилась, и если для этого необходимо было дождаться приезда герцога, то я была на это согласна! Противный мне мужчина в новых обстоятельствах мог оказаться единственным для меня защитником.

На следующий день мне пару раз принесли скудную еду — краюху хлеба и кувшинчик с водой. Но я не роптала. Терпение оставалось единственной моей надеждой, и я терпела. На третий день к вечеру за дверью раздался громкий голос моего супруга.

— Это точно? — спрашивал он у кого-то.

— Да, милорд! — кто-то бодро отрапортовал ему, и дверь в мою камеру открылась, впустив тёплый свежий ветерок, развеявший запах моей мочи. В туалет я ходила тут же на горшок.

— Выходи, — резко приказал мне герцог, и я от радости подскочила со своего тюфячка, молясь Аде лишь об одном, чтобы не подхватить в таких условиях паразитов. — Пойдём!

Герцог подтолкнул меня в спину, указав направление моего движения. Хотя, в свете факелов, было плохо видно, я поняла, что мы идём не к дому, где я живу, да и не к жилью герцога и прочей знати. Меня впервые охватило сомнение, и я задала вопрос:

— А куда мы идём?

— Помолчи, тётка… И так из-за тебя одни неприятности!

Мы вышли через маленькую калиточку на какой-то небольшой внутренний двор, похожий на колодец. С четырёх сторон над ним возвышались высокие каменные стены.

— Становись на ступени! — приказал мне герцог, и я увидела три невысокие каменные ступени, ведущие на небольшую площадку. На этой площадке лежал хлыст.

— Нет, — сказала я, — но я же не виновата!

— Становись… Немедленно, Тибо! — герцог был зол. Его глаза метали молнии!

Я сделал шаг, уже понимая, что ничего хорошего меня сейчас не ждёт. Кроме герцога и меня, во дворике стояло ещё несколько человек при полном вооружении и в форме.

— Воины Вена! Мы собрались здесь за тем, чтобы решить, виновна ли эта женщина в нарушении законов, которые дал нам наш Вершитель Судеб!

— Хай-йо-о-о!!! — ответили на эту речь герцога его солдаты.

— Сейчас произойдёт Суд! И пусть Вен покажет нам свою справедливость!

— Хай-йо!!! — опять ответили ему мужчины, и тогда Кольфеной Томарик взял в руки хлыст. Медленно он начал разворачивать его, что-то говоря себе под нос. Мой камень улавливал только отдельные слова, по смыслу похожие на те, что я слышала только что: "суд", "справедливость", "наказание", "законы".

Вся эта атмосфера пугала меня, и я опять попыталась достучаться до своего муженька:

— Господин Томарик, я не ничего не…

Но герцог вдруг начал бормотать всё гнромче и громче, нагоняя на меня ужас! И я уже улавливала целые фразы, походившие на стихи сумасшедшего поэта:

"Когда звезда и солнце

Сойдутся на заре"…

"Рыба выпрыгнет из глубины,

А старое станет юным"…

И меня начало придавливать к земле огромной тяжестью, опускавшейся на плечи. Я стала сгибаться, колени затряслись, и через мгновение я рухнула на колени перед герцогом. Я закрыла глаза и про себя попросила:

"Ада, милосерднейшая богиня! Помоги мне!"

И тут тяжесть начала от меня отступать. Страх, сковавший мои члены недвижимостью, стал уходить. И я расправила плечи, начав подниматься. Резкий свист в воздухе и крик:

— Не-е-ет! — ошеломили меня.

Я, уже почти поднявшись на ноги, вдруг ощутила больв районе лица. Что-то ударило меня прямо в глаз! От боли я тут же потеряла сознание. Мир померк…

Часть вторая. Глава десятая. Встреча.

Плывя в тяжёлом мареве, не лающем мне пошевелить ни рукой и ни ногой, я могла только слушать… Слушать стук своего сердца, своё прерывистое дыхание и шум в ушах. Иногда марево пропускало посторонние звуки, которые складывались для меня в отдельные слова и фразы. Иногда это были целые диалоги, ведущиеся знакомыми голосами…

— Господин Кенгор, что с ней? — мужской встревоженный голос привёл моё сердце в состояние волнения: слышать его, почему-то, было пыткой для меня.

— Я сделал всё что мог, господин Томарик, — ответил слабо знакомый голос, тоже не очень мне приятный, — на всё воля Вена!

— Неужели это всё, на что Вы способны?

— Я не жрец и не колдун… Вернуть разум в пустую оболочку — не в моих силах!

— Пустую? О чём Вы…

— О том! Прежде, чем бить женщину с такой силой, нужно было подумать…

— Я не… впрочем, это не Ваше дело, господин медикус! Это Вы служите мне, а не я — Вам!

Потом хлопнула дверь, а я унеслась в своё марево, вынырнув из него, чтобы опять услышать мужские голоса.

— Ты — болван, Ольфен! Редкостный болван и мерзавец! Я так в тебе разочарован! Мало того, что ты гнобил свою кашани, так ты чуть не убил её…

— Убил…

— Что? О чём ты?

— Кенгор сказал, что она никогда не очнётся… Удар грузилом не только выбил глаз, но и погрузил её разум в Тьму, мало отличающуюся от смерти…

— Не может быть!

Я почувствовала, как чья-то рука дотронулась до меня и провела по мне с нежностью.

— Может… Я и правда болван, друг… Не посмотреть, поднялась ли она с колен или нет… Удар должен был прийтись на стену, только напугав её, но она встала… Не иначе, как Вен наказал нас своим судом: я и она нарушили его законы…

— Не сваливай свою вину на девушку, Ольфен!

— Девушку… Смешно… — грустно сказал неприятный мне голос. — Вен опять наказал меня, Тренган…

— Неужели нашему медикусу не подвластна эта болезнь?

— Говорит, что нет… Что он не жрец Вена и не колдун…

— Колдун?

— Да, колдун… Неужели ты тоже подумал об этом?

— Да, остаётся только одно: написать в Трофан письмо! Верховному жрецу Вена!

— А он ответит?

— Думаю, что да… Только…

— Что?

— Он может многое попросить у тебя, герцог! Очень многое! Даже такое, что, возможно, дать ему ты будешь не в силах!

— Давай сначала попробуем, а потом решим, воспользуюсь ли я его помощью, или нет!

Потом опять, кроме моего сердцебиения, никаких звуков очень долго не было, только приходил кто-то, пахнущий булочками, и долго дышал и вздыхал где-то недалеко от меня. А потом пришла ОНА, гадина!

— Не ссссдохла ещё? — тихо шипела она, а я невольно вздрагивала от омерзения. — Так готовься, старуха: Вен уже назначил день твоего ухода!

И ОНА начала что-то делать, что-то очень плохое со мною, но я не могла ничего ей противопоставить!

— Миледи, что Вы… О, Боги! Нет! Господин Логарик! Господин Логарик!

Раздалась странная возня и придавленный женский писк.

— Не заставляй меня вернуть тебя твоему отцу, Осталия! Я закрывал глаза на твои шашни с моим командиром, но на убийство я глаза закрывать не намерен!

— Ты не поссссмеешшшь, — зашипела гадина. Но мужчина ей уже ответил:

— Посмею, ещё как посмею! Если твой роман с герцогом только помог мне в моей карьере, то иметь жену-убийцу за спиной… Не собираюсь лишиться всего из-за твоих гнусных выходок! Немедленно собирайся! Мы сегодня же переезжаем в мой городской дом!

Потом опять были голоса, шевеление, кто-то дотрагивался до меня, даже куда-то нёс. Но всё это было, словно сквозь вату.

Потом наступила тишина, и только мерное покачивание меня, ка на речных волнах, заставило мой разум впасть в спячку.

Проснулась уже я вполне осознанно, раскрыв глаза. В помещении, где я находилась, было темно, только один тусклый светильник стоял недалеко от моей кровати, на маленьком столике. Рядом с ним находилось большое кресло, в котором кто-то спал. Мне срочно захотелось справить нужду, и я попыталась подняться, но мои руки, которые я захотела приподнять, лежали, как ветки, и не шевелились. Я попробовала оторвать ногу, но та тоже не поддалась, а лишь маленькие иголочки начали колоть в ступню.